Любовь и корона - Езерская Елена. Страница 34

– Это за Владимира Корфа, что ли? – не унималась Долгорукая. – Да кто тебя за язык тянул? Теперь эта дуреха будет ждать и надеяться!

– Но она, насколько я знаю, помолвлена…

– Заботами моего покойного мужа, – оборвала ее княгиня. – Я своего согласия не давала, и значит – не бывать этому никогда!

– Почему же тебе этот брак так ненавистен? – Сычиха снова подняла глаза от карт и посмотрела прямо в лицо Долгорукой.

– Да я Лизавету от нищеты стараюсь уберечь и найти того, кто будет заботиться о ее благополучии!

– А будет ли она его любить?

– Любить? – Долгорукая рассмеялась почти издевательски. – Я вот по любви вышла, и что? Все – сама!

Все – на себе! Нет уж, я своих девочек сумею уберечь от этого. Я сумею их защитить!

– Тебе самой защита нужна, – вдруг сказала Сычиха, раскрывая рубашкой вверх карту в самой вершине разложенного пасьянса. – Я посмотрела по картам и твое будущее. Тебе не о Лизе, а о себе побеспокоиться надо.

– Ты меня не пугай! – побелела Долгорукая. – Не ведьма ты, не гадалка, а просто обманщица! И о будущем тебе известно не больше, чем мне!

– Я знаю то, что знаю, – тихо проговорила Сычиха, смешав карты быстрым движением ладони. – От своего будущего ты пытаешься убежать. Но это бесполезно, тебе ничто не поможет.

– Значит, по-хорошему говорить со мною не хочешь? – княгиня выпрямилась и метнула в Сычиху взгляд, полный ненависти и злобы. – Ладно!

Я тебя предупредила. И не верю ни единому твоему слову! Я поставлю для тебя на усадьбе заслон, а потому – держись-ка ты от нашей семьи подальше, слышишь, подальше!

Но голос Долгорукой почему-то задрожал, сорвался, и она задержала дыхание, чтобы восстановить равновесие.

Сычиха молча наблюдала за нею и, увидев, что княгиня снова овладела собой, вернулась к своему занятию – карты замелькали в ее руках. Долгорукая в сердцах выругалась и поспешно вышла из дома Сычихи.

Всю дорогу обратно она недовольно бормотала вполголоса проклятья Сычихе и периодически покрикивала на Дмитрия.

Вернувшись в дом, она застала в гостиной Забалуева, как-то уж очень заинтересованно рассматривающего Татьяну, подносившую ему чай. Долгорукая Татьяну прогнала, напомнив, что их разговор еще не окончен, и села отдышаться в кресло напротив Забалуева.

– Умаялись, Мария Алексеевна? – участливо поинтересовался Забалуев.

– И то слово – все заботы да заботы, – с натугой улыбнулась Долгорукая. – Итак, на чем же мы с вами остановились?

– На важном, на самом важном, дорогая Мария Алексеевна, – расшаркался Забалуев. – Только прежде покаяться перед вами хочу. Сильно я виноват, Мария Алексеевна…

– Меня всего часа не было! – Долгорукая с удивлением посмотрела на него. – Когда успели и что натворили?

Или за прежние прегрешения ответ решили держать?

– Уж и не знаю, простите ли вы меня, грешного… – Забалуев скромно потупил очи долу.

– Да не тяните! Не девица, поди!

– О девице речь и пойдет… – Забалуев сделал многозначительную паузу. – Воспользовавшись отсутствием вашим, я имел смелость дочь вашу, Елизавету Петровну..

– Что? – вскричала Долгорукая.

– Навестить, – заторопился Забалуев. – И сказал ей, что имею ваше разрешение на брак.

– Да как вы посмели?! – Долгорукая задохнулась от негодования. – Как вам духу хватило разговаривать с моей дочерью о таком важном деле без моего разрешения?!

– Бес, бес попутал, виноват-с… – Забалуев встал и бросился целовать ручки Долгорукой.

– Мне, конечно, по душе ваша настойчивость, – смилостивилась княгиня. – Но самоуправства в своем доме…

– Поспешил, поспешил, Мария Алексеевна, – вовсю каялся Забалуев, – но любовь разум притупляет, сами знаете. А дочка ваша – цветок красы неописуемой. Тронула она меня, вот и заспешил! Да и что плохого в нашем браке с Елизаветой? Мы с вами соседи, земли общие станут. Я богат, она у меня ни в чем нужды знать не будет. А что еще нужно для семейного счастья?

– Ох, Андрей Платоныч, хитрый вы человек, – уже совсем благодушно разулыбалась Долгорукая. – Ладно, так и быть, прощу вас, но только ради Лизоньки, чтобы счастлива была.

– Ах, Мария Алексеевна, благодетельница вы моя! – расцвел Забалуев. – Молиться об вас буду денно и нощно, денно и нощно! Осчастливили до конца жизни!

– Это вы меня осчастливите, если блажь про Владимира Корфа из Лизкиной головы выбьете, – кивнула ему Долгорукая.

– В толк никак не возьму я, Мария Алексеевна, – с подковыкой спросил Забалуев, – ведь ваш покойный супруг дружил со старшим Корфом, за что же вы так семейство его ненавидите?

– На то есть причины… А вам зачем знать? – насторожилась Долгорукая.

– Скоро одной семьей заживем, вот любопытство и разобрало, – как можно более деликатным тоном пояснил Забалуев. – – А коли одной семьей будем, – жестко сказала княгиня, – так извольте свое место знать, зятек. Пусть я намного младше вас годами, но все же теща, и поэтому – кого прикажу ненавидеть, того вы и невзлюбите.

– Повинуюсь! – шутовски поклонился Забалуев. – Корфы отныне – и мои враги.

– Так-то лучше, – Долгорукая благосклонно улыбнулась. – Будете меня слушаться…

– Буду, буду, буду! – поспешно вставил Забалуев и затряс головой, как китайский болванчик.

– Многое заполучить сможете, Андрей Платонович, – Долгорукая со значением погрозила ему пальчиком. – А пока давайте назначим дату свадьбы.

– Через три недели от пятницы подходит? – услужливо предложил Забалуев.

– Через… – Долгорукая что-то быстро подсчитала в уме. – Через четыре.

– Как скажете, матушка! – Забалуев снова вскочил и подбежал к приложиться к, княжьей ручке.

– Да уж, Андрей Платонович, – мечтательно сказала Долгорукая, позволяя ему обмочить себе запястье, – с моим-то вкусом да с вашими деньгами мы такую свадебку сыграем!

Здесь слишком не вовремя скрипнула дверь. Долгорукая жестом велела Забалуеву отойти и внимательно посмотрела в сторону двери в гостиную.

Потом она метнулась к двери и распахнула ее. Рывок Долгорукой был так стремителен, что Соня, стоявшая согнувшись у замочной скважины, отбежать не успела, и мать застигла ее на месте преступления. Княгиня ласково, но цепко ухватила дочь за мочку уха и вывела в коридор.

– Я вот и тебя под замок посажу, – зашипела Мария Алексеевна, – будешь знать, как за матерью шпионить!..

– Матушка! – Соня изогнулась, пытаясь высвободиться. – Не буду я, больше не буду! Так хотелось за Лизу порадоваться – повезло ей, замуж выходит!

– Порадоваться – это хорошо! – Долгорукая разжала пальцы, и Соня прытко побежала от нее прочь по коридору. – Беги-беги, подрастешь скоро – и тебя порадую! А что, Андрей Платонович, найдем и Соне жениха солидного да богатого?

– Было бы желание, – кивнул подошедший проститься Забалуев, – а жених подходящий всегда отыщется.

– Вот и славно, – улыбнулась Долгорукая, провожая его.

На обратном пути к ней опять подластилась Соня. Она ждала, пока мать и Забалуев распрощаются, чтобы сделать еще одну попытку заступиться за сестру.

– Маменька, прошу вас, выпустите Лизу. Я обещаю следить за ней!

– Следить, положим, ты могла бы, а вот ручаться – вряд ли, – с показательной суровостью сказала Долгорукая. – Пусть этот урок пойдет ей на пользу.

– Маменька, Лиза любит Владимира! Ей нужно время привыкнуть к мысли, что они никогда не поженятся.

– Вот посидит взаперти и привыкнет, – Долгорукая заботливо поправила ленточки на косах дочери, аккуратно уложенных вокруг головы.

– Маменька, а можно, я с ней сидеть буду, чтобы успокоить ее? – Соня просительно и преданно заглянула матери в глаза.

– Хорошо, иди, – смилостивилась та. – Но учти, вздумаешь потакать сестре и ее глупостям разным, пеняй на себя!

Соня от радости подпрыгнула, быстро поцеловала мать в щечку и бегом устремилась по коридору к сестре. Она буквально влетела в комнату к Лизе и остолбенела. Посередине комнаты стоял небольшой сундук для вещей, на постели и на стульях – кругом были разложены Лизины наряды. А сама она перед зеркалом, прикладывая очередное платье к себе, решала, что брать с собою в дорогу, а без чего она вполне сумеет обойтись. И по тому, как сосредоточенно она это делала, Соня поняла, что Лиза настроена решительно и серьезно.