Топало - Христолюбова Ирина Петровна. Страница 17
Он сел за журнальный столик, достал блокнот и задумался. Лучше всего письмо начать так: «Жарким летним днем я гулял по берегу великой русской реки Волги. Настроение было отличное…» Нет, — решил он, — пожалуй, надо иначе. «Несмотря на великолепную погоду, на душе было тревожно…»
А в сто второй каюте в одиночестве скучал домовой Топало. «Лучше бы сейчас с котом Филимоном и бабкой Дусей баню топить», — мечтал он. Топало очень любил погреться в бане. Ему нравился запах дыма, березовых веников, раскаленных кирпичей. Все так же, как сто лет назад, а то и больше. Ух, жарко раньше топил баню Денис Капелькин, а после бани полведра квасу выпивал. А дочь его, Кланька, до чего певунья была! Чистая пташка. И чего, дура, не пошла замуж за Гришку-ямщика?
Как запряжет Гришка в тарантас своего рыжего Бунчука, да как прокатит по деревне, подбоченясь, так из окон все выглядывают и еще долго смотрят вслед.
И так Топало размечтался, что полез в шкап за шляпой, которую от него все время прятали. Нашел в углу.
— Всегда все изомнут, — проворчал он, расправляя шляпу.
Вытащил тапочки, которые собирались выбросить, но так еще и не выбросили. Разумеется, это не лаковые ботинки… Жаль, нет зеркала. Он всегда любил смотреться в зеркало, когда одевался или «модничал», как говорила бабушка.
Топало осторожно приоткрыл дверь каюты. Тихо. Лампочки тускло освещают коридор. «Никого нет, — подумал он. — Все уехали в город. Ничего страшного не случится, если я прогуляюсь по коридору да посмотрюсь в зеркало».
Он вышел из каюты и протопал к зеркалу, которое было расположено как раз напротив лестницы, ведущей вверх.
— Великолепный вид! — сказал Топало, рассматривая в зеркале свой невидимый облик. — Только тросточки не хватает!
А может быть, он и видел себя таким, каким хотел видеть: стройным, с черными кудрями, жгучими глазами? Красавец!
Он снял шляпу и поклонился:
— Доброго вам здоровьица!
— Чтоб не было у вас печалей!
— Привет вашей матушке!
Ему казалось, что он гуляет по ярмарке и все ему кланяются, и он всем кланяется.
В это время Павел Михайлович Федулин закончил писать письмо в Академию наук. Академики и не подозревали, какая их ждет сенсация.
Павел Михайлович направился в каюту за конвертом. Его мысли были все еще заняты летающими рыбами. «Летают, — шептал он, — летают…» И от того, что они летали, Федулину казалось, что жизнь его приобретает какой-то особый смысл.
Но прежде чем запечатать письмо в конверт, Павел Михайлович решил прочитать его буфетчику Васе.
Письмо на Васю произвело большое впечатление.
— Потрясно! — повторял он. — Потрясно!
Счастливые, они выпили по кружечке кваса.
В самом возвышенном расположении духа Павел Михайлович спустился по лестнице в трюм. Неожиданно у него подкосились ноги.
«Караул!» — хотелось закричать ему. Но слова застряли в горле он стоял с открытым ртом. Невероятное видение: по коридору самостоятельно топали тапочки, а над тапочками плыла шляпа. Он закрыл глаза. А когда открыл — ни тапочек, ни шляпы не было.
Федулин на цыпочках прошел по коридору, дрожащими руками достал ключ, вошел в свою каюту и некоторое время стоял в раздумье. «Неужели кружка кваса может вызвать галлюцинации?» Самым странным в этих галлюцинациях были знакомые тапочки, те самые, дырявые, подозрительные.
«Никогда не надо подглядывать и подслушивать! — сделал для себя открытие Федудин. — Тогда и видений никаких не произойдет». Слишком много он об этих тапочках размышлял — что да почему? — вот и явились они в отместку.
«Заяц» или поважнее
Федулин достал из папки конверт запечатал в него письмо, подписал красивым мелким почерком: «Москва, Академия наук». Письмо как-то его успокоило, вернуло к действительности. Хотя действительность тоже странная — летающие рыбы, но все-таки действительность: ведь держал он окуня в собственных руках? Держал! Окунь улетел? Улетел!
Федулин закрыл свою каюту и хотел уже идти, помня только что родившуюся заповедь: не подглядывать, не подслушивать! — но как-то само собой получилось, что он уже стоял у соседней двери и глядел в замочную скважину. Хотя что глядеть? Он сам проводил Капелькиных на автобус. Но что-то Павлу Михайловичу не давало покоя, что-то он опять подозревал, хотя сам не знал, что.
Федулин смотрел в замочную скважину то одним глазом, то другим, но ничего усмотреть не мог. И вдруг в каюте кто-то запел:
Федулин чуть не упал. Никогда в жизни он не слышал такого скрипучего голоса! Значит, в каюте кто-то скрывается! Тайный пассажир! А кого возят тайком? Хорошего человека тайком не возят. Хороший человек сам билет купит, вот как он, Павел Михайлович Федулин. А тот, кто не купил билет, с какими целями едет? С плохими целями. Вот потому-то все время что-то и слышалось, потому-то у Павла Михайловича и возникали различные вопросы, потому-то и замечал он странности в поведении Капелькиных.
Таинственный жилец безмятежно продолжал напевать песню своим ни на что не похожим голосом. «Веселится! — подумал Федулин. — А веселого-то мало!»
Он неслышно отошел от двери, соображая, что бы предпринять. Преступника надо задержать! А то, что это был преступник, Федулин не сомневался. «На вид-то какие простодушные, — подумал он о Капелькиных. — А что творят! Тайком везут кого-то. Может, они и сами… того… из какой-нибудь шайки. Надо немедленно сообщить капитану!»
И он затрусил наверх, даже про свою мозоль забыл. По лестницам взбирался на четвереньках — никто не видит, зато быстрее и легче. Но все равно вспотел. «Не тот возраст, не тот», — подумал Федулин, вытирая пот.
На палубе он столкнулся с матросом Колей Сопиным — тем самым, которого в машинном отделении щелкнул по носу Топало.
— Скажите, где капитан? — спросил запыхавшийся Федулин.
— Капитан там, где ему положено быть, — достойно ответил Коля. — А ведь вы тот самый пассажир, у которого окунь улетел?
— Тот самый! — Федулину польстило, что его узнали, но сейчас было не до этого. — Срочно нужен капитан!
— Чуть что — сразу капитана подавай! В чем дело? Может, без капитана можно обойтись!
— Невозможно! Без капитана невозможно!
— Случилось что-то? — уже заинтересовался Коля.
— В том-то и дело, что случилось! — Федулин оглянулся, словно боялся, что его услышат. — В сто второй каюте едет тайный пассажир!
— Какой еще тайный?
— Это и нужно узнать! Вполне возможно — преступник. Кто еще, как не преступник ездит тайком?
— Да безбилетник, — сказал Коля Сопин, — «Заяц». Но это тоже недопустимо! Его надо высадить.
— Вот и я такого же мнения — высадить!
— А откуда вы все это знаете?
— Я живу в каюте напротив. И раньше всякие странные звуки слышал. А сегодня соседи мои уехали в город, закрыли каюту, как полагается, сам видел. И вдруг слышу, в каюте кто-то поет…
— А с чего это он запел?
— Кто его знает!
Коля Сопин был озадачен.
— Может, вам показалось?
— Давайте пойдем и послушаем, — предложил Федулин. — Как говорится, один ум хорошо, два лучше.
Коля согласился. Когда они спустились в трюм, Федулин прижал палец к губам:
— Только тихо!
Они шли на цыпочках, как две большие цапли. На какое-то мгновение Павлу Михайловичу стало не по себе. Совсем недавно он видел, как по этому ковру вышагивали тапочки. «Не видел, а привиделось», — поправил Федулин себя.
Вот она, сто вторая каюта. Федулин указал на нее пальцем. Коля Сопин приложил ухо к двери.
— Тишина! — прошептал он.
Федулин покрутил головой: дескать, не может быть, и тоже припал ухом.