Топало - Христолюбова Ирина Петровна. Страница 2

Папа протер глаза, потянулся.

— Мне даже сон приснился, — сказал он. — Любопытный сон! Цветной!

Папе никогда цветные сны не снились, даже черно-белые редко, он их просто не помнил. Поэтому сейчас он и потирал удивленно затылок.

— А приснился мне кот, рыжий, с рваным ухом, зелеными глазами. Представьте себе такую картину: сижу я в своем кабинете, он заходит и говорит: «Здравствуйте, философ Мельников!» Я ничуть не удивился, что он человеческим голосом разговаривает. Кот подает мне лапу: «Будем знакомы: Филимон!» Я пожал ему лапу, будто так и полагается. Но при этом все-таки мелькает у меня где-то отдаленно, в какой-то клетке мозга, мысль, что, возможно, это сон. А кот мне и говорит: «Философ, а снов не видишь. Живешь, ничего не знаешь!» — И прыг на стол. Сел на мою рукопись и сидит, зеленые глаза щурит. Я говорю: «Пересядьте, пожалуйста, вот сюда!» — И рукопись из-под него пытаюсь вытащить. А он не замечает моих усилий. Спрашивает: «Чего это у тебя бумаг-то столько лежит?» — «Да вот, — говорю, — пишу статью „Человек — преобразователь природы“».

Мама рассмеялась:

— Ты ее так и недописал, вот тебе и приснилось.

— Ну, а кот что? — нетерпеливо спросил Родька.

— А кот разлегся на столе и заявил: «Я тоже преобразователь!» Тут вы пришли, я проснулся, и наш содержательный диалог прервался.

— А кот не мяукал? — настороженно спросил Родька.

— Я мяукал! — пошутил папа. — А кот говорил.

— Тебе вредно спать днем! — сказала мама.

Ни мама, ни папа, ни Родька не знали и знать не могли, что с этого дня многим на теплоходе «Космонавт Савиных» начнут снится странные сны.

— А когда мы шли с мамой загорать, мне кто-то на ухо мяукнул! — возбужденно прошептал Родька.

— Ну, это был Филимон! — весело сказал папа.

Мама тоже на этот счет повеселилась и сказала, что у них обоих котомания.

Странности продолжаются

В ресторане, куда семья Мельниковых пришла обедать, было уже много народу. Мама увидела за столиком того самого мужчину, который говорил «занятный мальчишка», и тут же помахала ему рукой. Мужчина так заулыбался, как будто это был самый приятный подарок в его жизни. Папа окинул взглядом зал и обреченно подумал, что через три дня все станут друзьями его семьи.

К Мельниковым подошла официантка, посмотрела, куда бы их посадить.

— Идите, идите к нам! — позвал мужчина.

— Садитесь вместе со своими знакомыми, — сказала официантка. — Это будет ваше постоянное место.

Кроме «знакомого», за столом сидела еще и «знакомая» — та самая девочка, которая ходила в чулках и ботинках. Родька скривился: не хватало еще с какой-то девчонкой вместе обедать.

Рядом с девочкой сидела молодая женщина. Такая же белая и с таким же острым носиком. «Это ее мать, а это ее отец», — подумал Родька.

— У нас будет приятная компания, — радостно сказал мужчина и подставил маме стул. — Очень важно найти в отпуске приятную компанию.

Родьке пришлось сесть рядом с девчонкой. Ну и пусть, очень она ему нужна. Сидит, носом вертит. Может быть, забыла, что утром ему язык показывала? Он-то не забыл. И Родька независимо положил руки на стол, как будто весь стол принадлежал только ему.

— Сядь прилично, — сказала мама.

— Я и в школе так сижу! — он еще шире раздвинул локти.

Мама нахмурилась.

Но на Родьку «нашло». Он чувствовал, что ни за что не уберет руки со стола, хотя понимал, что надо убрать. Все молча смотрели на него. Все осуждали. Ему хотелось убежать, но он сидел, вцепившись в скатерть, и его можно было унести отсюда только вместе со столом.

— Занятный мальчишка! — произнес мужчина.

— Ох, я бы своей уже давно подзатыльника дала! — сказала женщина.

— И он получит, — сказала мама, хотя Родька подзатыльников никогда не получал, разве что понарошку.

Девчонка хитро хихикнула.

— Не обращайте на него внимания, — сказал папа.

Пришла официантка. Тут бы самый подходящий момент убрать руки со стола, но Родька сидел не двигаясь.

И вдруг его КТО-ТО ущипнул. Он подпрыгнул, оглянулся. За столом засмеялись.

— Что с тобой сегодня? — спросила мама.

— А чего она щиплется! — разозлился Родька.

Девчонка подставила ладошку ко рту и опять хихикнула.

— Я и не думала щипаться! Мы с тобой даже не познакомились, чего это я буду тебя щипать?

И правда: девчонка сидела слева, а его ущипнули справа. Не официантка же! Когда ей щипаться, она тарелки расставляет. Может быть, какое-нибудь насекомое прилетело, укусило и улетело?

Папа в ответ на все это происшествие хмыкнул и налег на салат. Его как-то не очень взволновало неприличное поведение сына. «Воображает перед девчонкой», — подумал он, вспомнив себя мальчишкой. Управившись с супом, папа принялся за бифштекс, всячески расхваливая его. Вообще-то он все время собирался сесть на диету, потому что считал, что полезно жить впроголодь.

Но эта мысль всегда приходила ему после обеда. И тут, съев бифштекс, папа сказал:

— Нужно употреблять только растительную пищу. Кроме витаминов, в ней присутствует солнечная энергия.

— Вам хорошо, — сказал сосед несколько обиженным тоном. — У вас уши большие.

— При чем тут уши? — опешил папа. Да и не только папа.

— Как причем? У кого большие уши, те имеют тяготение к растительной пище, а у кого маленькие, — он показал свое миниатюрное ушко, — извините, без мяса обойтись не могут!

Папа осторожно пощупал свое ухо: большое, как у слона. Наверное, ему вообще не нужно было есть бифштекс. Все начали щупать свои уши. Родька ухом был в папу. Но мясо он любил. Что ему сейчас — уши менять?

— Все это ненаучно, — сказал папа.

Сосед развел руками: дескать, хотите верьте, хотите нет, но это так.

Обстановка за столом разрядилась.

— Пора и познакомиться! — сказала мама.

Папа вежливо представил соседям всю свою семью: вот он, Борис Николаевич Мельников, скромный философ, преподает в институте; его любимая жена Марина Викторовна, конструктор, изобрела робота Яшу; вот их дорогой сын Родька, отличник учебы, будущий математик. Да, да, учится в специальной математической школе, перешел в четвертый класс.

Соседи смотрели на семью Мельниковых с большим уважением.

— Я тоже в четвертый перешла, — сказала девочка. — Меня Зойка Капелькина зовут. А мою маму — Валя Капелькина. Еще у нас в деревне есть бабушка Дуся Капелькина. Мы все Капелькины.

— Какая смешная фамилия, — улыбнулся Родька.

— Ничего смешного, — заметил папа.

— А моя фамилия Федулин, — представился мужчина. — Еду в одиночестве, без сопровождающих, — пошутил он.

«Значит, это не ее папа!» — Родька почему-то был доволен. И то, что Федулин никакая даже не родня Зойке Капелькиной, тоже было хорошо. Хотя чего хорошего? Вполне Федулин мог быть родней, ведь если не Зойке, то все равно он кому-то родня.

— А зовут меня Павел Михайлович! — добавил Федулин.

— А почему вы один? — спросила Зойка. Мама-Капелькина на нее шикнула:

— Не твое дело!

— Секретов нет, — улыбнулся Федулин. — Люблю природу, реку, восходы, закаты! А вся моя семья мчится на юг, к морю! Тысячи людей трясутся в поездах, летят, рискуя жизнью, в самолетах, — и все туда, на южное побережье, к Черному морю. Скажите — зачем? Зачем, я вас спрашиваю?

Все молчали, словно боялись ответить на вопрос Федулина неправильно.

— Вот так-то! — сказал Федулин и встал. Он улыбнулся, всем пожелал приятно провести время и удалился.

— Хорошо, что мы к морю не поехали, — испуганно сказала Зойка. — Что бы там делали?

Родька ухмыльнулся: понятно — моря никогда не видела, а он уже сто раз к морю ездил. Ну, не сто, а два.