Блин и неуловимые киллеры - Некрасов Евгений Львович. Страница 15

Кролик виновато прижал уши.

– Ага, дошло! – обрадовался Митек. – А скажите-ка, Ватсон, куда я завтра поеду?

Одно кроличье ухо приподнялось и зашевелилось, ловя его голос.

– Правильно: в контрразведку, составлять Никитин фоторобот. Видите, меня даже просят: «Дмитрий Олегович, помогите разыскать Никиту!», а вы говорите – запрещено!

Пристыженный Ватсон развесил уши, как вертолетные лопасти, и уковылял к себе в нору. А Митек дождался, когда придет мама с контрольным поцелуем в лоб, достал свои газетные статьи и стал перечитывать под одеялом, включив фонарик.

Какие тут уроки!

Вечером третьего мая Иванченко ехал домой не один. Его подвез на своей машине знакомый – такой же, как и он, оперативник и тоже подполковник милиции. Его фамилия была Большаков. Потом на этого Большакова пало серьезное обвинение; Его даже на время отстранили от работы.

Большаков был единственным, кто оказался поблизости от места преступления. И при этом не помог Иванченко, а, наоборот, отбежал в сторону и спрятался за машиной! То, что он рассказал следователю и что потом попало в газеты, выглядело так, словно Большаков что-то недоговаривает, если не врет. Он утверждал, что не видел киллеров, только слышал выстрелы, и не пришел на помощь, потому что не сумел открыть дверь подъезда.

Но – начнем сначала.

Оперативники – не те люди, которые в восемнадцать ноль-ноль встают из-за рабочих столов и расходятся по домам. Может, в это время они висят на крыше, вцепившись одной рукой, а с другой стреляя в бандита! Или допрашивают свидетеля, или дописывают документ, который завтра понадобится следователю. Разве можно бросить борьбу с преступностью из-за того, что рабочий день кончился? Нет, они трудятся не сколько положено, а сколько нужно.

Вот и Большаков вечером третьего мая уходил из Управления в половине восьмого. Дверь Иванченкиного кабинета была распахнута. Подполковник словно кого-то ждал и, когда Большаков проходил мимо, вскочил из-за стола.

– Я тоже домой собираюсь, – сказал он, – подбросишь меня?

Это было первое подозрительное совпадение, которое насторожило следователя, а за ним и журналистов.

Судя по тому, что Блинков-младший вычитал в газетах, допрос происходил примерно так:

Следователь: Вы что же, заранее договорились с Иванченко ехать вместе?

Большаков: Нет.

Следователь: Вы дружили?

Большаков: Нет, но были давно знакомы. Иванченко попросил подвезти, мне было по дороге, и я подвез.

Следователь: Он ждал, когда вы поедете домой?

Большаков: Похоже на то.

Следователь: А он это как-нибудь объяснил?

Большаков: Нет, просто сказал – подвези.

Следователь: А раньше он часто вас об этом просил?

Большаков: Ни разу. Я, бывало, сам ему предлагал: «Степан Иваныч, рядом живем, хочешь, подброшу?»

Следователь: А он?

Большаков: Когда соглашался, а когда говорил: «Я лучше пешком до метро пройдусь».

Еще один подозрительный факт: по словам Большакова, Иванченко попросил подвезти его к самому подъезду. Двор у подполковника был старый и тесный, колодцем, с единственным въездом через подворотню. Пока Большаков разворачивался, чтобы ехать назад, Иванченко скрылся в подъезде. Секунд через десять оттуда послышались выстрелы…

Следователь: Вы и раньше подвозили Иванченко к подъезду?

Большаков: Нет. Он всегда выходил на улице, у подворотни.

Следователь: Можно ли назвать его поведение в тот вечер необычным?

Большаков: Да.

Следователь: Вас оно насторожило?

Большаков: Несильно. Я решил, что у Степана Иваныча проблемы, но не опасные для жизни.

Следователь: А вы не пытались его расспросить?

Большаков: Нет. У нас это не принято. Проблемы могли быть связаны с его служебными тайнами, а кто же о тайнах расспрашивает? Если бы Степан Иваныч мог и хотел сказать, то сам бы сказал.

Следователь: Итак, он скрылся в подъезде, затем вы услышали выстрелы. Почему вы не побежали на помощь?

Большаков: Я побежал, а там стальная дверь с кодовым замком. Я не знал кода. Смотрю, решеточка с динамиком, значит, думаю, есть домофон. И набрал наугад номер квартиры.

Следователь: Какой номер вы набрали?

Большаков: Не помню. Куда пальцы попали, такой и набрал. В той квартире сняли трубку. Я кричал: «Откройте дверь, милиция!», но мне не открыли.

Следователь: Как вы поступили?

Большаков: Отбежал к машине и занял позицию для стрельбы.

Следователь: А почему не позвонили в другую квартиру?

Большаков: Времени не оставалось. Я же понимал, что стреляли в Иванченко и сейчас киллеры выбегут на меня.

Следователь: А встретить их у двери вы не могли?

Большаков (мрачно): Иванченко уже встретил.

Следователь (цепляясь за слово): Выходит, в тот момент вы уже знали, что Иванченко ранен?

Большаков: Я знал, что стрельба прекратилась, значит, в кого-то попали.

Следователь: Так почему вы не позвонили по домофону в другую квартиру?

Большаков: Я уже объяснил – ждал выхода киллеров и укрылся за машиной.

Следователь: Почему вы говорите «киллеров», во множественном числе? Вы же тогда не знали, что их было двое.

Большаков: Нет, я сразу это понял, потому что первые два выстрела почти слились. Третий прозвучал секунд через пятнадцать – контрольный. Картина была вполне ясная, и я уже не надеялся увидеть Степана Иваныча в живых.

Следователь: И сколько же вы ждали выхода киллеров?

Большаков: Три минуты, я засек время. А потом на улицу выбежала женщина. Она там живет, я позже проверил. Кричит: «Убили, милиционера убили!» Я кинулся к подъезду, она увидела мой пистолет и опять захлопнула дверь.

Большаков был в штатском. Эта женщина, соседка Иванченко, приняла его за киллера и до приезда милиции не впускала в подъезд. А когда подкатила патрульная машина, киллеров и след простыл.

Это была главная загадка дела подполковника Иванченко: каким путем скрылись преступники?

В доме имелся черный ход, но его давным-давно заколотили досками и так завалили всяким хламом, что не могло быть и речи о том, чтобы выйти через него на улицу.

С двери в подвал был сорван замок. Милиционеры пустили по следу собаку, но та, побродив по подвалу, вернулась к той же двери.

Похожая картина ждала их и у чердачного люка: сбитый замок и неясные следы в пыли, которые, попетляв, снова возвращались к люку. В одной из газет сообщалось, что на чердаке нашли старое тряпье. Судя по всему, там ночевал бомж (Никита?!). Его искали, но не нашли…

Вообще, собака вела себя странно. Чихала, крутилась на месте – словом, отказывалась работать. У Большакова и у других милиционеров, первыми прибывших на место преступления, слезились глаза. Собачий проводник утверждал, что лестницу опрыскали настойкой жгучего перца из баллончика.

Вот и все. Преступники исчезли, как привидения. Многие винили в этом Большакова, считая, что оперативник растерялся, а может быть, и хуже: струсил и, спасая свою жизнь, позволил киллерам уйти через подъезд.

Следствие не смогло доказать ни того ни другого. Но честь подполковника Большакова осталась запятнанной.