Колония - Бова Бен. Страница 10
— Разве вы не собираетесь закрыть дверь гаража?
— Незачем, — отозвался он слегка повышая голос чтобы перекричать дувший ему в лицо ветерок. — Здесь ведь нет воров, помните?
— С чего б им быть, — огрызнулась Эвелин.
Электропед не мог ехать быстро, но приятно было катить на нем, чувствовать какой-то ветер, чувствовать ее обхватившие руки, прижатую к его спине щеку. Он ехал молча, мотор электропеда гудел, а единственная фара отбрасывала лужу яркости на черную в остальном местность.
Поддавшись внезапному порыву, Дэвид свернул с главной тропы и направился петляя к перекрестку дорог.
— Вам следует кое-что увидеть, — крикнул он через плечо. — Вы казались разочарованной тем что не видите никаких звезд изнутри колонии.
— Я должна попасть домой, — возразила было она.
— Это займет лишь минуту-другую, — они теперь ехали по восходящей тропе, катя по американским горам пересекавшим крутой склон вдоль и поперек. Дэвид знал что мог бы рвануть прямо вверх по склону если б переключился на резервную батарею мотора. Но не ночью. И никогда — с пассажиркой (запросто может вылететь из седла).
Наконец они добрались до ровного места и Дэвид увидел одинокий фонарь на месте парковки. Он остановил электропед под фонарем, помня как Эвелин дрожала в темноте, выключил мотор, и помог ей слезть с электропеда.
— Сюда, — сказал он, ведя ее к тяжелому металлическому люку обсервационного волдыря.
Внутри волдыря никакого света конечно же не было. Он вызвал бы отражение на большой изогнутой поверхности пластигласового пузыря и испарило бы весь обзор.
Они прошли через люк, и когда Дэвид закрыл его, слабый свет парковочной площадки закрыло от них.
Второй раз за этот день Дэвид услышал как Эвелин ахнула.
Это было все равно как шагнуть в космос. Пластигласовый волдырь выступал из изогнутой стены массивной цилиндрической оболочки колонии. Их окружал совершенно прозрачный пластик волдыря обсерватории. Во внезапной темноте казалось так словно между ними и звездами вообще ничего нет.
Эвелин зашатавшись вытянула руки. Дэвид крепко обхватил ее.
— Я подумала что падаю, — голос ее в темноте был бездыханным шепотом.
— Гравитация здесь весьма мала, — подтвердил он не выпуская ее.
— Господи Иисусе! Это так… ослепительно! Прекрасно! Звезды… их там должно быть миллионы!
Дэвид мог бы дать ей точный подсчет всего лишь щелкнув языком, но сохранял молчание. Он глядел на вселенную, на звезды сверкавшие словно алмазная пыль на фоне бесконечной черноты вечности и пытался увидеть все это ее глазами. И не мог. Но он мог чувствовать как бьется пульс в ее запястье, и его собственное сердце стало стучать сильнее.
— Они двигаются, поворачиваются!
— Поворачиваемся мы, — мягко объяснил Дэвид. — Вся колония медленно вращается, для поддерживания внутри ощущения тяготения. Из-за этого видимость такая словно звезды вращаются вокруг нас.
— Это кажется таким странным…
Он улыбнулся ей в темноте.
— Еще минута другая, и появится Луна.
Она взошла медленно, величественно, почти полная Луна, залившая купол своим холодно-ярким светом. Теперь Дэвид ясно видел лицо Эвелин, ее губы раздвинулись в радостной улыбке. Она казалась искренне взволнованной.
— Но она выглядит не такой же, — сказала она. — Размеры точно такие же, но вид иной.
— Мы находимся на том же расстоянии от Луны что и Земля, — пояснил Дэвид, — вот потому она и выглядит такой же величины.
— Но я не вижу человека на Луне.
— Это потому что мы на шестьдесят градусов в стороне от угла зрения Земли. Мы видим такие части Луны которые никогда нельзя увидеть с Земли. Смотрите — видите ту большую горошину почти в самом низу? Это восточное море. Вверх и направо от него, как раз рядом с экватором, это катер Кеплера. А рядом с ним Коперника. Оба они видны с Земли.
— Я вижу огоньки, — заметила Эвелин.
— Открытые копи на океане Бурь… откуда пребывают все материалы для этой колонии.
— А где Селена?
— Слишком далеко на восток; нам ее не видно. Кроме того она почти целиком под Землей. Там действительно мало на что смотреть.
— О, — она казалась разочарованной.
— Д-р Кобб выбрал место нахождения колонии L-4, чтобы он мог видеть Восточное Море. Он думает что это самое прекрасное обозрение на Луне.
— Оно… безусловно впечатляет.
— Годы и годы назад, когда люди впервые начали думать о космических колониях они всегда исходили из того что первые будут построены в точке L-5, на другой стороне Луны. Но д-р Кобб уговорил совет поставить ее в L-4 — строго ради эстетики.
Эвелин усмехнулась ему.
— И Совет — эти грязные старые менялы — они приняли его эстетические рассуждения.
— Нет, — засмеялся Дэвид. — Но доктор Кобб сказал им что если они поместят свою колонию в положении L-5, то им придется пялиться на затылок Луны, который не только своего рода скучен на вид, но и полон русских названий, вроде кратера Циолковского и Московского моря. В Совете еще хватает антикоммунизма чтоб его поколебали такие глупые доводы.
— Могу себе представить — пробормотала Эвелин.
Они стояли вместе пока Луна степенно проплывала мимо них. Дэвид называл ориентиры почти ничего не значившие: угол «физиков» где собрались кратеры Эйнштейна, Рентгена, Лоренца и других; яркие лучи Тихо; столь ярко блиставшие высокие суровые горы; ровные темные просторы лизавшего горы Океана Бурь.
Наконец Луна ушла из поля зрения и купол снова погрузился в темноту, и осталось смотреть только на звезды.
Дэвид держал Эвелин в объятиях и поцеловал ее. На какой то захватывающий, безмолвный миг она таяла в его объятиях. Затем она мягко высвободилась.
— Я должна вернуться. Действительно должна. — Она казалось почти оправдывалась.
На протяжении перестука сердца Дэвид думал нажать на нее. Но затем он услышал свои слова:
— Ладно, давай вернемся к электропеду.
— Это было прекрасно, Дэвид. Спасибо тебе.
Он снова открыл люк.
— Спасибо тебе, — возразил он.
— За что? — удивилась она.
— За то, что наслаждались этим.
Она дрожала когда они шли обратно к электропеду.
— Тебе холодно?
Эвелин кивнула и обхватила себя руками.
— Я думала ты сказал, что здесь никогда не бывает холода.
— Это не холод. Но вот. — Он расстегнул молнию седельной сумки электропеда и вынул пончо из козьей шерсти. — Надень вот это. Тебе не желательно простудиться в первую же ночь здесь.
— Особенно после проведения недели в карантине, — добавила Эвелин, — прежде чем мне позволили выйти отсюда.
Она натянула через голову пончо.
— А как насчет тебя?
— Я никогда не простужусь, — сказал Дэвид. — У меня иммунитет.
— Иммунитет?
Он кивнул, заводя электропед:
— В меня встроили иммунитеты ко всем известным болезням.
Электропед покатил и Эвелин прижалась к его сильному, мускулистому телу. Уткнувшись лицом к его широкой спине, она сказала себе:
Он тот самый, спору нет. Все, что мне надо сделать, это заставить его открыться, заговорить без утайки.
Она прильнула щекой к его спине.
Это будет презабавно.
Когда они добрались до деревни где находились кабинеты администрации и квартиры, они остановились под мягко светящимся фонарем для того чтоб Эвелин порывшись в сумке нашла бумагу с написанным на ней ее новым постоянным адресом.
— Меня просто перекинули туда с ветерком этим утром, из карантинной квартиры, — проворчала она перебирая разное таинственное содержимое сумки, — и у меня не нашлось времени даже дух перевести прежде чем Кобб позвонил мне… А, вот она!
Дэвид проверил адрес и номер квартиры, а затем проехал еще две тихие улицы к изящному пятиэтажному строению с плоской крышей утыканному балконами плававшими казалось в воздухе без опоры. В окнах деревенских зданий горели огни, но едва ли хоть кто-то ходил по улицам, даже хотя по городским стандартам Земли час едва ли считали поздним.
Эвелин не сказала ни слова когда Дэвид провел ее через вестибюль многоквартирного здания и в его единственный лифт. Он коснулся кнопки третьего этажа когда она улыбнулась ему.