Колония - Бова Бен. Страница 28

Жители Запада страшились невидимых микроволновых волн точно также, как страшились атомных электростанций, могущих спасти их от нехватки энергии в предыдущий век. Но в Северной Африке, Аравии, Ираке и иранской империи Пехлеви имелись огромные безлюдные просторы. Достаточно странно, никто иной как израильтяне во многом обеспечили высокой технологией и квалифицированными инженерами то строительство, что превратило эти безлюдные просторы в центре энергии, питавшую всю Европу от Ирландии до Урала.

Аль-Хашими улыбнулся, глядя, как по встроенному в стенку крейсера экрану связи проплыли самые последние сообщения. Скандинавскую притенную ферму опять закрыли. Защитники окружающей среды винили приток энергии со спутников в нарушении экологического баланса Арктики и наводнениях, уничтоживших сельскохозяйственные угодья дальше на юге.

Он коснулся кнопки на небольшой панели с клавишами сбоку от него, и видеоэкран показал, как средства массовой информации освещали скандинавское фиаско. И рассмеялся вслух.

— И зачем им всегда называть любую экологию обязательно «хрупкой»? — спросил он своего гостя, молча сидевшего на подушках лицом к шейху.

На госте было темное обмундирование и клетчатая гутра шофера аль-Хашими. Он кивнул, но ничего не сказал. Он умел узнавать риторический вопрос, когда слышал его.

— Сейчас они болтают о «хрупкой экологии» северной тундры и ледников. Когда мы строили здесь притенные фермы, речь шла о «хрупкой экологии» пустыни. Ха!

Молодой человек чуть пошевелился.

— Посмотри на это, — приказал аль-Хашими, показывая на окна крейсера и мелькающие за ними антенны. — Какая экология? В пустыне пусто. В ней нет ничего такого, что понадобилось бы любому нормальному человеку. Мы уже пять лет пользуемся этой притенной фермой, и какой от этого вред? Убито несколько змей. Спалило несколько ястребов, потому что они оказались слишком глупы и не летали подальше от луча.

— Но радиация может быть опасна, — сказал молодой человек, — если оставаться в ней достаточно долго.

Аль-Хашими изогнул бровь в его сторону.

— Боишься, Хамуд? Ты?

— Нет. — Курд может быть таким же храбрым, как любой араб, подумал Хамуд.

— Опасаться нечего, — тонко улыбнулся аль-Хашими. — Хотя кое-что от луча может слегка просачиваться по границам притенной фермы, этот фургон экранирован. Мы едем в полной безопасности.

— И комфорте, — добавил Хамуд, чтобы показать, какого он мнения о роскоши шейха.

— Ты аскет, — усмехнулся аль-Хашими.

Хамуд покачал головой.

— Я не привык к такой роскоши. У шофера жизнь… менее комфортабельна.

— Ты хочешь сказать, — рассмеялся аль-Хашими, — что глава ПРОН не имеет своих мелких удобств?

— С удобствами революции не совершить, — сурово ответил Хамуд.

— Полагаю, революционер должен страдать ради своего дела. Это часть его образа.

Хамуд ничего не сказал.

— А эта женщина среди вас… эта Шахерезада… она тоже аскетка?

— Она символ, — ответил с бесстрастным лицом Хамуд, — и мало чего иного. Вождь ПРОН в этой части мира — я.

— Конечно, — согласился аль-Хашими.

— Мои последователи из ПРОН боятся вас, — сказал Хамуд. — Они опасаются, что получая от вас деньги и помощь, мы сами лезем в капкан.

— Твои последователи думают, — голос аль-Хашими напрягся до хрупкости, — что хашимитский шейх, потомок сына Пророка, нарушит свою клятву? Осквернит святость гостеприимства?

— Они люди молодые и необразованные, — пояснил Хамуд. — И голодные.

— И пуганые?

— Да, часто. Но они сделают, что я им скажу, несмотря на свой страх.

— Значит они храбрые.

Хамуд степенно кивнул.

— Почему они сражаются против Всемирного Правительства? — спросил аль-Хашими.

— Потому что они не желают, чтобы ими правили иностранцы. Лично я хочу увидеть независимый Курдистан, свободный от всякой иноземной власти.

— А зачем вы попытались убить архитектора, строящего дворец Калифа?

— В качестве символа нашего сопротивления Всемирному Правительству, конечно.

— Ни по какой другой причине?

— Да.

— У вас не вызывало гнева строительство дворца?

— Оно нам без разницы. Но, убивая иностранца, руководящего строительством, мы говорили Всемирному Правительству, что будем сопротивляться его диктатуре.

— Ты — дурак, — отрезал аль-Хашими.

Хамуд проглотил поднявшийся жарким комом в горле комок гнева и спокойно спросил:

— Как это так?

— Акты политического терроризма глупы, — заявил шейх. — Ими ничего не добьешься, кроме прилета из Мессины бригады Всемирной Полиции.

— Они служат символом.

— Символом! — У аль-Хашими был такой вид, словно он собирался сплюнуть. — Если уж вам надо ударить, так бейте там, где от этого будет какой-то толк!

Хамуд угрюмо посмотрел на него.

— Я задержал этого иностранца в собственном доме и сказал Всемирной Полиции, что наша собственная полиция владеет положением. Оставьте архитектора в покое. Если вы этого не сделаете, то Всемирное Правительство насядет на вас несмотря на мою защиту, и тебе и твоим последователям полностью не поздоровится. Вас раздавят, а ваш пепел развеют по ветру.

— Но зачем вы держите архитектора в доме? Его рана наверняка достаточно зажила.

— Моя дочь без ума от него, и я хочу держать его там, где могу внимательно следить за ними обоими.

Хамуд кивнул. Недостаточно внимательно, знал он. Бхаджат хватит ума, чтобы добиться своего.

А аль-Хашими между тем спросил:

— Я все еще не понимаю, что она делала на базаре в такое позднее время.

— Я всего лишь ее шофер, — ответил Хамуд. — Она велела мне ехать на базар, и я сделал, что мне велели. — «Она прореагировала точь-в-точь как ты, молча добавил он, когда услышала, что мы собираемся убить архитектора. Даже прежде чем встретиться с ним, она беспокоилась о его безопасности».

— Я должен отправить ее на «Остров номер 1». Это единственный способ спасти ее.

— А моим людям нужно каким-то образом нанести удар по Всемирному Правительству. Революционное движение либо шагает вперед, либо разваливается.

— Тогда ударьте где-нибудь в другом месте, не в Багдаде.

— Нам понадобится транспорт. И оружие. И взрывчатка.

Аль-Хашими коротко кивнул.

— Отлично. Я позабочусь о том, чтобы вы получили их. Но оставьте в покое Багдад.

Ты хочешь сказать, оставьте в покое Бхаджат, подумал Хамуд. И рассмеялся про себя. Но она оставит тебя, о шейх, и последует за мной. И архитектора она тоже покинет ради меня.

Медленно, как раз с такой неторопливостью, чтобы не сделать ее оскорблением, Хамуд поднялся на ноги. Он слегка поклонился, а затем направился к выходу. Когда крейсер повернул на изгибе дороги, он слегка покачнулся, но раздвинувшая его губы знающая улыбка осталась на месте.

Я получу нужные нам транспорт и оружие, сказал он себе. А Бхаджат пойдет со мной.

Как только Хамуд закрыл за собой дверь, аль-Хашими нажал клавишу на панели.

Экран заполнило лицо его последней по счету белокурой секретарши.

— Сэр, — сообщила она со странной улыбкой на лице, — мы получили доклад с вертолета наблюдения.

Он закрыл глаза.

— Что там?

— Ваша дочь покинула дом вместе с канадским архитектором.

— Понятно.

Секретарша зачитала полный рапорт пилота, включая составленное в осторожных выражениях сообщение о продолжительности времени, когда Бхаджат и Маккормик оставались вне поля зрения под деревом в уединении среди развалин. Когда аль-Хашими открыл глаза, то увидел, что секретаршу доклад, кажется, позабавил.

Я с огромным удовольствием сотру с твоего лица эту улыбочку, подумал он.

— Это полный доклад? — спросил он.

— Да, — подтвердила она.

Он кивнул.

— Пошлите шофера, Хамуда, обратно ко мне.

Экран опустел. И почти тут же Хамуд снова шагнул в кабинет и уселся, скрестив ноги, перед шейхом.

— У меня изменение в плане, — уведомил его аль-Хашими.

— Да?

— Вы убьете архитектора. Нужно придать делу вид несчастного случая… что-нибудь вроде попытки ограбления, как вы пробовали в первый раз. В его смерти не должно быть никакого намека на политическое значение.