Месть Ориона - Бова Бен. Страница 13

Я улыбнулся в ответ:

– Да, быть может, именно это со мной и произошло.

– Не сомневайся. Арес или Афина овладели твоим духом и наполнили твое сердце боевой яростью. В таком состоянии ты мог бы бросить вызов самому Ахиллесу.

Из темноты появились рабы, вынесли кресла, крытые натянутыми шкурами, принесли фрукты и вино. Следуя за Гектором, я сел и понемногу попробовал и того и другого. Троянское вино оказалось куда лучше ахейского.

– В твоей руке жезл вестника. Ты говоришь, что явился сюда как посол Агамемнона, – сказал Гектор, устало откидываясь на спинку скрипнувшего кресла.

– Я пришел предложить мир.

– Мы уже слышали подобные речи. Быть может, Агамемнон решил предложить что-то новое?

Я заметил, что оба его помощника подступили поближе, стараясь услышать мои слова. Я вспомнил об Одиссее, надеявшемся на меня, но ответил:

– Великий царь повторяет свои прежние предложения. Если ты возвратишь Елену вместе с богатствами, которые она увезла с собой из Спарты, и оплатишь расходы ахейцев, Агамемнон уведет свои корабли от Илиона и Трои.

Гектор взглянул на своих помощников, оба сурово насупились. А потом, обращаясь ко мне, царевич сказал:

– Мы не приняли эти условия, когда ахейцы зажали нас внутри городских стен, отрезали от союзников. Теперь же мы превосходим их числом, и уже они окружены в своем лагере. Зачем нам принимать столь оскорбительные условия теперь?

«Следует добавить убедительности своим словам», – подумал я.

– С точки зрения ахейцев, царевич Гектор, твоему нынешнему успеху во многом способствовало то, что Ахиллес не вышел сегодня на бой. Но он не будет вечно оставаться в стороне.

– Это всего лишь один человек, – возразил Гектор.

– Лучший воин во всем ахейском войске, – заметил я. – А его мирмидоняне внушают трепет на поле боя.

– Действительно, – признал царевич. – И все же новое предложение мира ничем не отличается от прежних, хотя удача теперь на нашей стороне.

– И что же должен я сказать великому царю?

Гектор поднялся на ноги:

– Решать не мне. Я командую войском, но правит Троей все-таки мой отец. Ответ на твое предложение даст он и его совет.

Я тоже поднялся:

– Царь Приам?

– Полидамас, – позвал он, – доставь к царю этого вестника. Эней, донеси до вождей: мы не будем вступать в бой, пока царь Приам не рассмотрит новое предложение мира, полученное от Агамемнона.

Чувство облегчения охватило меня. Троянцы не нападут на ахейцев, пока я веду переговоры с их царем! По крайней мере, Одиссей и его бойцы получат дневную передышку.

Тут я понял – именно этого и добивался Одиссей. Царь Итаки пожертвовал героем – пусть Гектор узнает своего противника, даже убьет его, боевая мощь ахейцев от этого не пострадает, – но троянцы на день прекратят битву, и ахейцы в течение дня отдохнут после вчерашнего неудачного сражения.

В голове пронеслось: «Пусть я предаю Одиссея, но царь Итаки перехитрил и Гектора и меня».

Пытаясь сохранить подобающую моменту серьезность и не выдать свои чувства, я последовал за знатным троянцем к стенам Трои.

9

В сказочную Трою я вступил глухой ночью. Как ни странно, при свете луны было настолько темно, что я практически ничего не видел, лишь зловещими тенями высились над моей головой стены. Я заметил тусклые фонари у ворот, едва мы миновали могучий старый дуб, точно скрипевший и вздыхавший от ночного ветра: постоянные ветры Илиона согнули старое дерево.

К воротам мы приближались по дороге, тянувшейся вдоль стен. Прямо перед воротами, по другую сторону дороги, поднималась еще одна стена так, чтобы любого приближавшегося к Трое можно было обстрелять с обеих сторон, а не только спереди.

Оказалось, ворота защищает лишь небольшой отряд.

«Наверное, все силы троянцев сейчас сконцентрированы в лагере на берегу», – подумал я. В открытом проеме стояли трое молодцов, их длинные копья были прислонены к каменной стене. Еще несколько человек держались за ними и стояли на стене сверху.

Широкая немощеная улица проходила между двухэтажными домами. Холодный бледный свет луны бросал глубокие темные тени на закрытые окна. Ни на главной улице, ни в боковых переулках не видно было ни души, даже бродячая кошка ни разу не перебежала дорогу.

Полидамас оказался человеком молчаливым. Ни слова не говоря, он подвел меня к низкому сооружению и впустил в крошечную комнатку, освещенную желто-голубым огоньком, мерцавшим над небольшой медной масляной лампой на трехногом деревянном столе. В комнатушке стояло узкое ложе, покрытое грубым шерстяным одеялом, сундук из кедра и больше ничего.

– Тебя призовут к царю нынче же утром, – сказал Полидамас.

Произнеся самую длинную фразу за всю ночь, он оставил меня, тихонько прикрыв за собой деревянную дверь и заперев ее на засов. Мне ничего не оставалось делать, как раздеться, откинуть колючее одеяло и растянуться на пружинившей постели с тонким перьевым матрасом, лежавшим на переплетенных веревках.

В полудреме меня вдруг осенило, что Золотой бог вновь может вторгнуться в мой сон. Какое-то время я пытался заставить себя пробудиться, но усталость победила волю, и глаза мои закрылись. Я успел лишь подумать о том, что неплохо бы в этом сне пообщаться с другими творцами; скажем, с Зевсом, явно сомневавшимся в разумности планов Золотого бога, или с той женщиной, которая открыто противостояла ему.

Но если что-то и снилось мне в ту ночь, пробудившись, я ничего не мог вспомнить. Меня разбудил грохот засова. Я резко сел и потянулся к кинжалу, лежавшему на постели рядом со мной около стены.

В комнату вошла служанка. Она принесла корзину с едой и кувшин с козьим молоком. Повернувшись ко мне, она увидела, что я сижу обнаженный и потому чувствую себя беззащитным; улыбнувшись, женщина с легким поклоном поставила завтрак на кедровый сундук, а потом попятилась и закрыла за собой дверь. Снаружи донеслось дружное хихиканье нескольких женщин.

Коротко стукнув в дверь, в комнату вошел троянец. Он казался скорее придворным, чем воином: высокий, но с округлыми плечами, мягкотелый, с большим брюшком… Седобородый и лысый, он был одет в тунику с богатой вышивкой и длиннополый плащ темно-зеленого цвета.

– Я должен доставить тебя в тронный зал царя Приама, как только ты завершишь утреннюю трапезу.

Я вовсе не хотел торопиться и обрадовался тому, что услышал. Троянец-придворный проводил меня до уборной за домом, потом мы вернулись в комнату, и я умылся. Завтрак состоял из фруктов, сыра и лепешек, я запивал еду козьим молоком. Завтракали мы в большой кухне перед домом. Почти половину комнаты занимал большой круглый очаг, расположенный под отверстием в крыше. Сейчас он выглядел холодным и пустым, серый пепел покрывал уже долгое время не разжигавшиеся уголья.

Через открытое окно я разглядывал мужчин и женщин, занятых обычными утренними делами. Служанки, приставленные к нам, поглядывали на меня с нескрываемым любопытством. Придворный не обращал на них внимания, лишь беспрестанно посылал за фигами и медом.

Наконец мы вышли из дома и двинулись по главной улице Трои, поднимавшейся к величественному сооружению с изящными каннелюрами [2] на колоннах и круто изогнутой крышей.

«Дворец Приама, – догадался я. – Или главный храм города. А может, и то и другое».

Солнце еще только поднималось, но все же идти по улице было куда приятнее, чем по продуваемой ветрами равнине.

– Нам туда? – указывая на дворец, спросил я.

Придворный едва заметно кивнул:

– Да, конечно, во дворец царя. Более великолепного сооружения на свете нет, разве что в Египте.

Я удивился тому, насколько маленьким оказался город и насколько он переполнен людьми. Дома и лавки жались друг к другу. Не вымощенная камнями улица в середине имела желоб, чтобы вода стекала по нему во время дождя. Колеса телег прорезали в ней глубокие колеи. Спешившие по делам мужчины и женщины казались любопытными и любезными. Они улыбались и кланялись мне, пока я шел во дворец.