Акваланги на дне - Шерстобитов Евгений Фирсович. Страница 2

Но на этот раз ходили упорные слухи, что кино будут снимать именно в Прибрежном, что будут приглашены для съемок и рыбаки, и дети, и пограничники, потому что фильм будет морской, детский и со шпионами.

Да какие там слухи, если только вчера Тимка, Ромка и Степа своими собственными глазами видели, как отъехала от гостиницы голубая запыленная «Волга» с таким многообещающим словом на ветровом стекле «Киносъемочная».

Какие там могут быть слухи, если опять-таки вчера к вечеру попался им навстречу Костик Мазурук и рассказал удивительный случай, приключившийся с ним прямо в центре поселка. Шел он будто бы в булочную, как вдруг остановила его тетенька. «Сама молодая, — рассказывай Костик, — а волосы белые-белые, просто седые. Остановила и говорит: „Не хочешь ли ты, мальчик, в кино сниматься?“»

Костик поклялся, что она именно так сказала. А он ответил, что, мол, не знает, получится ли у него. А она будто бы сказала, что он им очень подходит и у него обязательно получится. Записала адрес Костика, пообещала найти, когда понадобится, и ушла.

А в скалах Голубой бухты рабочие с киностудии уже строили небольшой домик с усадьбой. Это будет такая декорация для съемок. Там должны будут по фильму жить старый рыбак с внучкой и огромная сторожевая собака Разбой.

В самом поселке киношники выбрали для съемок дом Телятниковых. По этой причине Борька Телятников третий день ходит сам не свой, никого не узнает и вообще важничает.

Бегали ребята к этому дому, у забора постояли. А почему у забора стояли? Да все потому, что Борька Телятников никого за калитку не впустил. «Кто вас знает, — говорит, — возьмете еще чего, казенное все — студийное».

И в самом деле, весь двор был завален досками, рейками, какими-то щитами. Отдельно лежали плиты ракушечника, рядом с ними стояла только что выструганная, только что сбитая собачья будка, а за ракушечником красовалась новенькая, свежевыкрашенная голубятня.

— Будка-то зачем? У вас же есть.

— У нас старая, — гордо отвечал Борька, — а в кино все должно быть новое.

— А голубятня?

— Голуби должны жить, ну будто бы он, кто здесь живет, голубей разводит.

— А голуби будут?

— А как же, — важно объяснял Телятников, — а когда кончат снимать, мне пару подарят. Я уже договорился. Не верите?

Чего уж там не верить, каждый знал — Телятников у любого сможет выклянчить.

Вспомнив сейчас об этом, ребята опять позавидовали Борьке. Жила жилой, а везет же человеку!

— Внимание! — сказал вдруг Захар. — Киношник возвращается.

Сосед осторожно опустил на песок маску и трубку, бросил ласты и, аккуратно надев очки, с удовольствием растянулся на полотенце, подставив солнцу без того уже загорелое тело. Капельки воды дрожали на стекле и золотом корпусе часов.

— Простите, пожалуйста, — заинтересованно пододвинулся к мужчине Ромка, — какие такие у вас часы? Мне говорили, морская вода проникает в любой механизм.

Мужчина медленно повернул голову к мальчикам, темные очки его долго и как-то грозно смотрели на Ромку, потом тонкие губы разжались.

— Много будешь знать, мальчик, скоро состаришься, — ответил он резким, но доброжелательным тоном.

Ромка отвернулся к друзьям. Те недоуменно переглянулись. Кажется, вопрос был задан вежливо, деликатно.

Тут Степа что-то придумал. Он перелез через Сеньку Пичужкина и вплотную придвинулся к маске соседа, даже рукой прикоснулся, пощупал резину.

— Вы не разрешите, — как можно жалобнее, как можно протяжнее попросил Степа, — только разок нырнуть…

Мужчина привстал. Всегда неприятно, даже немного страшно, когда нельзя увидеть глаза человека, с которым разговариваешь.

— Вам что — делать нечего, — сказал сосед откровенно грубо и притянул маску к себе, — может, милицию для порядка позвать?

Теперь уже никто не сомневался в том, что это не киношник, а самый обыкновенный курортник. Во-первых, настоящий киношник не стал бы так грубо разговаривать с ребятами, тем более если он снимает детский фильм. Во-вторых, если киношники уже приехали, то совсем недавно — ну день, ну два назад. А этот успел так загореть, как будто он на море уже целый месяц.

— А что, хлопцы, — предложил Ромка, — не пора ли окунуться? — И с веселыми криками наперегонки они бросились к воде.

«Окунались», наверное, минут двадцать, а то и все полчаса, а когда вернулись, их сердитого соседа не было, однако сумка, полотенце с темными очками, сандалеты оставались на месте.

Потом купались еще и еще.

Вернулись посиневшие, озябшие, а хозяина сумки и сандалет все не было.

Ромка забеспокоился.

— Вот еще, — сказал пренебрежительно Захар, — нашел о ком волноваться… Здесь же где-нибудь встретил приятелей и «козла» забивает…

— Конечно, — как всегда, поддержал друга Пичужкин, — или в «дурака» режется…

Они лежали на спине, блаженно раскинув руки, и спокойно рассуждали.

— А может, у ларька пиво глушит, — с удовольствием потянулся Слепа, — что ему…

Да, мог, конечно, человек повстречать дружков, и заговориться с ними, и в «козла» мог поиграть, и в «дурака» мог…

А мог и…

— Задержка дыхания, — вспомнил Тимка слове инструктора Тимофея Васильевича, — и все… Мгновенная потеря сознания…

Мальчишки уже готовы, были бежать на «спасалку», поднимать тревогу, но тут на песке появилась короткая тень, и около сумки легли знакомая овальная маска, зеленые перепончатые ласты и трубка с желтым загубником.

— Я же говорил, — облегченно вздохнул Степа и, потянувшись, повернулся снова на спину.

Мужчина нагнулся к очкам, надел их и, тяжело дыша, опустился на полотенце. Посидев спокойно с минуту, потянулся к сумке, привычно расстегнул «молнию».

Ромка посмотрел на него и тихо ахнул.

Это был совсем не тот, совсем другой человек.

Такого же роста, такого же сложения… Только волосы другие. У того, у первого — длинные, черные, спадающие на лоб, а у этого какие-то коричневатые, очень короткие, подстриженные ежиком.

Однако неизвестный спокойно, деловито копался в сумке, отлично зная, где что лежит. Вот достал из бокового кармашка зеркальце, посмотрелся, спрятал зеркальце. Вытащил трусы и майку. Отложил майку в сторону, тяжело поднялся и пошел к кабине для переодевания.

— Это же не он, — тихо сказал Ромка.

— Как не он? — не понял Захар.

— Почему не он? — деловито справился Степа, не открывая глаз.

— А ведь верно, — только что сообразил Тимка, — у того ноги были, помните, волосатые… И весь он какой-то был лохматый…

Степе приподнялся и сел. Как же, ноги и он запомнил… Такие заросшие… А у этого?

— И еще часы, — вдруг встрепенулся Сенька Пичужкин, — помните? Он же их не снимал, а этот совсем без часов.

Тут Ромка сделал знак ребятам — тихо!

Неизвестный, уже в трусах, выжимая на ходу плавки, подходил к ним.

К морю полоскать плавки он не пошел, а прямо бросил их на полотенце и спокойно стал натягивать майку.

Тут Ромка не выдержал.

— Гражданин, — поднялся он и даже побледнел, — это не ваши вещи. Зачем вы их надеваете?

Мужчина даже дернулся. Чего-чего, а этого он на ожидал.

— Как это не мои? А чьи же?

— Не ваши! — закричал нарочно громко Тимка. — Это другого гражданина…

— Он на минуточку отошел, — тоже громко, тоже напористо кричал Захар, — на минуточку…

— Что же, отойти нельзя, — возмущался Степа, — он, может, пиво пить пошел.

Громкий крик сделал свое дело.

Заинтересованно подняли головы, обернулись на шум пляжники. А проходивший мимо молодой, спортивного склада парень остановился.

— Зачем не свое трогаете! — кричал Сенька Пичужкин.

— Вы что-то путаете, ребята, — мужчине теперь приходилось оправдываться не только перед мальчишками. — Ребята путают… Это мои вещи… я ходил купаться… вас не было, ребята, когда я раздевался,…

— Это вас не было! — отвечал Ромка. — А мы видели того гражданина. Это его сумка…

— Его очки!

— Его полотенце!

— В самом деле, гражданин, — вмешался один из подошедших, седоватый усатый дядька. — Чем вы докажете, что это ваше? С какой стати ребята будут обманывать?