Акваланги на дне - Шерстобитов Евгений Фирсович. Страница 30

Там еще шла гроза, а здесь уже сияло солнце, оживленно, громко переговаривались пассажиры, дожидающиеся посадки на теплоход, и совсем озорно кричали чайки, кружась над идущей к причалу с удачливым уловом фелюгой.

— Значит, к бабке? — вздохнул Тимка.

— К бабке, — сокрушенно отозвался Степа. — И где ее только откопали? Вечером вчера дали телеграмму, а утром уже ответ: ждет не дождется, волнуется, целует…

— Бабки, они все такие, — вздохнул и Захар, — им бы только внучат под боком иметь… вареньем закормит.

— Если бы только вареньем, — скорбно сказал Степа.

Катер, который перевозил пассажиров на теплоход, с ходу стукнулся о причал. Заскрипели доски, зашатался ветхий мостик, а там, на рейде, завыла сирена теплохода.

Пассажиры зашевелились, подняли свои чемоданчики, корзины, свертки, потянулись к мостику.

— Пора. — Степа по очереди крепко-крепко пожал друзьям руки.

Потом подошел к матери, дожидающейся его в стороне, забрал из ее рук тяжелую набитую сумку, вывернулся из прощального родительского объятья и, не оглядываясь на друзей, на мать, минуя мостик, спрыгнул прямо на палубу катера.

— Да, — печально сказал Ромка, — теперь нас пятеро.

А к вечеру их осталось трое.

Днем совсем неожиданно укатил Сенька Пичужкин. Его родители долго не раздумывали, отправили попутной машиной к дяде, благо путь недалекий — сто двадцать километров, и море там такое же, и поселок такой же. Друзей, правда, таких нет, но тут уж ничего не поделаешь, придется с месяц потерпеть.

Только проводили Сеньку, настала очередь Леши Затонского. Тоже нашлись родственники. В Таганроге. Материна сестра. Тетка. Давно с ней потеряли связь, а тут, как назло, два дня назад прислала открытку. Квартиру они от комбината получили, в гости приглашала.

Мать поехать не могла — отпуск только зимой, отец тем более — самый сезон, уже хотели письмо писать, извиняться, а тут такой удобный случай. Вот и послали за себя сына.

Затонский не уезжал, не уплывал, а улетал.

На местном аэродроме, который и работал-то только летом, в курортный сезон, вместе с другими пассажирами ждали они посадки на вертолет.

— Счастливчик, — вздохнул Тимка, — опять на вертолете!

— Это да, — согласился Леша, — только бы лучше туда и сразу обратно… не задерживаться…

— А потом как? Тоже самолетом?

— Если бы самолетом… билет уже в кармане… плацкартный.

— На месяц?

— На все лето, — обиженно покосился Леша в сторону стоящих неподалеку родителей, — видишь, провожают, — и понизил голос: — Я все равно не выдержку, я смоюсь, вот увидите… Я ее, тетку, слушаться не стану. Не стану — и все! Так сама домой отправит, честное слово!

Утром следующего дня на веранде Ромкиного дома произошел такой разговор.

— И сегодня на съемку не поедешь? — обиженно сказала Оксана.

— Угу, — буркнул он, — некогда. Тимку и Захара проводить надо.

— Уезжают? — удивилась она. — Зачем?

— Наградили, — ответил он, — премировали путевками в Артек.

— За что это?

— За помощь в охране государственной границы, — небрежно сказал он.

— Ну? — ахнула она. — Вот здорово! — И тут же удивилась еще больше: — А что же тебя не наградили?

Пожал плечами.

— Не за что.

— Ой ли? — недоверчиво сощурила глаза. — Что-то тут не тек…

— Так, не так, — сказал серьезно, заканчивая разговор, — а все точно. Сегодня и отправляются рейсовым автобусом. Путевки там уже дожидаются…

— А когда уезжают?

— Тебе-то что? У тебя съемка.

— Вечером, режимная… Может, я тоже проводить хочу…

Он понял, вернее, уже знал — от нее так просто не отделаешься, — поэтому согласился.

— Если хочешь, — пожал плечами, — в двенадцать ноль-восемь.

В двенадцать они были на автостанции, стояли возле переполненного автобуса и, смеясь, смотрели, как Тимка и Захар пробираются на свои места.

— Там, — показал Тимка, — с той стороны.

Забежали с другой стороны.

Тимка и Захар, помогая друг другу, пыхтя и отдуваясь, пытались опустить стекло чуть ниже, но из этого ничего не получалось.

Пришлось разговаривать, еле просунув головы наружу, смешно тараща глаза и поминутно устраиваясь удобнее.

— Вот не везет, — кричал Тимка, показывая на открытые окна и справа и слева, — задохнемся, три часа ходу!

— Как-нибудь доедете, — кричал в ответ Ромка, — не маленькие, а там живо поправитесь!..

— Счастливчики, — честно завидовала Оксана, — в Артек!

— Поменяемся? — смеялся Тимка.

— Отправляйтесь, отправляйтесь, — кричал Ромка, — нам и здесь хорошо!

— Чего хвалишься, — обиделся Захар, — все равно и ты уедешь…

— Завтра, — успокоил Ромка товарища, — утром уходим…

— Как это завтра? — насторожилась Оксана. — Куда уходим?

Ромка не успел ответить, Тимка ответил за него.

— Ага, молчит, не говорит! — весело закричал он. — И он уезжает… завтра…

— Приказ такой, — добавил Захар, — прощайтесь заранее. Ты не плачь, Оксана, не реви — он еще вернется…

Неизвестно, что бы еще наговорили развеселившиеся мальчишки, но автобус засигналил, дернулся, взревел мотором и, оставляя за собой густой шлейф дыма, покатил вниз по дороге.

Посмотрели вслед автобусу, немного помолчали.

— Какой еще приказ? — вдруг сказала сердито Оксана. — Он придумал, да? Соврал?

— Так надо, — ответил Ромка, не скрывая грусти, — ухожу с отцом в море… на три недели.

— На три недели! — возмутилась Оксана. — И ты рад, да? А съемки! Это что, уже никому-никому не надо?

Он не знал, что и сказать, ведь все равно она не должна это знать. И врать, придумывать он не хотел. А тут еще Захар проговорился, про приказ сказал. Как теперь объяснять, что говорить?

— Ты только мне скажи, — повернула она его к себе, — это правда, что приказ?

Он наклонил голову, сказал мрачно:

— Правда.

— Хорошо, — девочка что-то придумала, — только ты сейчас никуда не исчезни. Ладно? Ты будь дома… ты жди…

Он был дома, он собирал вещи. Как раз раздумывал, что ему лучше взять с собой: кеды или туристские ботинки на толстой подошве. Что там в море нужнее?

Без стука распахнулась дверь, и в сопровождении Оксаны в комнату вошла Людмила Васильевна.

Какое- то мгновенье она молчала, оценивающе рассматривая сложенные на стуле майки, трусы, тельняшку, кеды, раскрытую спортивную сумку у двери.

— Это правда? — спросила настороженно.

Ему надоела такая игра, сейчас еще директор картины придет, тоже не поверит. Ведь сказано было.

— Правда.

Людмила Васильевна покачала головой, вздохнула и, о чем-то озабоченно размышляя, повернулась, чтобы уйти.

— Только ты сейчас никуда не исчезай, — повторила слово в слово фразу Оксаны и вышла.

Оксана глянула на Ромку как-то уж больно вызывающе и нахально, пренебрежительно хмыкнула и тоже ушла, громко хлопнув дверью.

Остался в комнате Ромка с кедами в руках и чуть не заплакал с горя. Может, ему самому хочется остаться, может, ему самому в сто раз больнее и обиднее уезжать сейчас из поселка. Может, он не хуже других понимает, как подводит он киногруппу. Только что же он может сделать, если такой приказ, если действительно все это так надо?

Через час у начальника заставы сидел взволнованный директор картины.

— У нас срывается план, — горячо говорил он, поминутно вытирая лысину платком, — через несколько дней начинаются подводные съемки. Он дублер, понимаете, дублер главного героя… У нас уже все готово, съезжаются актеры. Вы знаете, как трудно вырвать Саврасова. А он связан в съемках именно с Марченко, с Романом Марченко.

Никифоров развел руками.

— Ничем не могу вам помочь… Марченко должен выехать из Прибрежного, и он уедет… И весь разговор.

Капитана поддержал Алексеев:

— Поймите, это не чей-то каприз, не чья-то прихоть — это необходимость.