Орион - Бова Бен. Страница 17

Не знаю почему, но я был абсолютно уверен, что в данный момент нахожусь в другой эпохе, где-то на заре человеческой истории. Ариман сказал мне, что я двигаюсь сквозь время в обратном направлении – от Конца к Войне. И хотя я знал, что помимо прочего он был Князем Лжи, я почему-то не сомневался в его словах.

Так где же я все-таки находился? Пустыня, простиравшаяся на многие мили вокруг меня, сама по себе не могла дать ответа на этот вопрос. Единственным же признаком человеческой деятельности оставался все тот же погребальный костер, полыхавший где-то за горизонтом. За неимением лучшего выбора я двинулся в его сторону. Безжалостное солнце жгло мне спину, хотя время едва перевалило за полдень и худшее было еще впереди. Труднее всего оказалось бороться с жаждой. Разумеется, я мог бы заставить свои железы не выделять пота, но тогда температура моего тела очень скоро поднялась бы до столь высокого уровня, что при всем своем оптимизме я не мог бы вообще сдвинуться с места. С другой стороны, обильное выделение пота, хотя и охлаждало мою кожу, могло привести к почти полному обезвоживанию организма со всеми вытекающими отсюда последствиями. Столь же бесполезен, но еще более опасен был мой коронный трюк по извлечению влаги из плазмы крови и клеток внутренних органов. В условиях пустыни подобная попытка очень немногим отличалась бы от самоубийства.

Как и всякий другой человек, оказавшийся в раскаленном пекле, я нуждался в воде, и с каждым часом эта нужда становилась все острее.

Слева от себя я заметил крупных птиц, неторопливо описывавших круги в выгоревшем от зноя небе. Стервятники! Кто-то умер или умирал совсем недалеко от меня. Человек или животное, кем бы ни был умирающий, он мог стать для меня спасительным источником влаги. Я не менее брезглив, чем любой другой человек, но у пустыни свои законы. Тот, кто гибнет от жажды, забывает о жалости ради спасения собственной жизни.

Стервятники опускались все ниже, и, чтобы лучше видеть, я забрался на небольшую скалу, выступавшую из песка, горячую, как свежеиспеченный хлеб. В конце концов я разглядел то, что птицы увидели раньше меня: перевернутую повозку и несколько тел, распростертых на желтом песке. Один из стервятников уже сидел на колесе телеги, рассматривая потенциальную добычу. На моих глазах еще несколько птиц присоединились к нему; другие, более решительные, направились прямо к телам погибших.

Я подобрал с земли камень размером с кулак и швырнул его в птицу, сидевшую на колесе. Камень попал стервятнику в голову и прикончил на месте. Мне пришлось бросить еще несколько камней и убить еще пару птиц, прежде чем стая заметила мое присутствие и нехотя поднялась в воздух. Тем не менее и после этого они продолжали кружить надо мной, терпеливо ожидая своего часа. Я подошел к телам погибших людей. Во всяком случае, они умерли не от жажды.

Ближе всех ко мне лежал мужчина с многочисленными колотыми ранами, большинство из которых находилось у него на спине. Он умер совсем недавно, кровь даже не успела свернуться. По-видимому, в него было выпущено сразу несколько стрел, которые затем бережливые убийцы выдернули из его тела для повторного использования. Неподалеку валялись тела его жены и двух детей, у всех троих было перерезано горло. Женщина, вряд ли старше двадцати лет, лежала совершенно обнаженной.

Все их добро победители унесли с собой. Повозка была совершенно пуста. Исчезли и волы, тащившие ее. Их следы отчетливо просматривались на почве. Для убийц злополучной семьи вьючные животные стоили куда больше человеческой жизни. Хотя я не обнаружил в повозке и следов воды, я сразу убедился в том, что, вопреки первоначальному решению, не смогу воспользоваться кровью несчастных жертв даже ради собственного спасения.

Подняв голову, я заметил, что стервятники все еще продолжают кружить надо мной, молчаливо наблюдая. Если бы у меня были силы и лопата, я бы похоронил несчастных. Но у меня не было ни того, ни другого. Стервятники выиграли. Я повернулся спиной к месту недавней трагедии, предоставив могильщикам пустыни наслаждаться их ужасным пиршеством.

Казалось, день никогда не кончится. Жара стала совершенно невыносимой. Я шел уже много часов, но столб дыма, на мой взгляд, был ничуть не ближе, чем в тот момент, когда я впервые заметил его. Несмотря на безнадежность моего положения, ситуация, в которой я оказался, представлялась мне совершенно абсурдной, чуть ли не анекдотичной. Без сомнения, я находился здесь по воле Ормузда. По-видимому, нечто чрезвычайно важное должно произойти в этом забытом Богом месте в самое ближайшее время. Нечто такое, что могло изменить всю историю человечества. Скорее всего Ариман готовился предпринять новую попытку разорвать связь пространства и времени и уничтожить континуум. Но похоже, что мне суждено умереть от жажды прежде, чем я сумею приступить к осуществлению моей миссии.

И тут я увидел их.

Пять или шесть всадников медленно двигались по поросшей чахлым кустарником равнине, примерно в миле впереди меня. Таких низких и тощих лошадей мне еще не доводилось видеть. Под стать животным были и их хозяева, низкорослые, жилистые, в остроконечных металлических шлемах. Каждый из них имел длинное, тонкое копье, кривую саблю и лук, притороченный к седлу.

Они заметили меня почти в тот же момент, когда я увидел их, и, развернув лошадей, с дикими криками понеслись в мою сторону. Подскакав поближе, они придержали своих коней, понимая, что полуголый, пеший и безоружный человек не имеет шансов убежать от них. Теперь, когда они оказались совсем близко от меня, я сумел лучше рассмотреть их лица – восточного типа, с высокими скулами и узкими раскосыми глазами.

«Типичные обитатели степей Центральной Азии, – подумал я. – Монголы или предки современных турок, обитавших некогда вблизи озера Байкал».

Шестерка всадников остановилась ярдах в двадцати, разглядывая меня с не меньшим любопытством, чем я сам изучал их самих. Один из них, очевидно предводитель, произнес несколько слов, обращаясь к своим товарищам, и, к своему удивлению, я обнаружил, что понимаю их язык. Ормузд позаботился обо всем.

– Он не похож на остальных.

– Может быть, он раб из другого племени, взятый в плен? – высказал предположение второй всадник.

– Никогда не видел никого похожего на него. Обрати внимание на его рост и цвет кожи… розовая, словно у новорожденного поросенка.

– Может быть, нам следует отвести его к орхону, – предложил третий всадник. – Глядишь, он вознаградит нас за столь необычного пленника.

– Ты хочешь сказать, выродка?

– Да нет, он вполне похож на человека, если не считать цвета его кожи.

– Готов поспорить, что кровь у него красная.

С этими словами один из всадников, находившийся справа от предводителя, ударил пятками по бокам своей клячи, заставляя ее перейти в галоп, и, сделав небольшой круг, помчался в мою сторону, нацелив копье в мое сердце. Его товарищи продолжали спокойно сидеть в седлах, довольно улыбаясь в предвкушении нового развлечения. Возможно, моя кожа и правда напомнила им шкуру молодого поросенка, но из этого не следовало, что я соглашусь позволить одному из дикарей спокойно прирезать меня.

Не двигаясь, я ожидал приближения всадника, мобилизовав все силы, еще остававшиеся в моем измученном теле. Волна адреналина прокатилась по моим сосудам, мгновенно приведя мышцы в состояние боевой готовности. Я мог видеть малейшие движения наездника и его лошади, словно на киноленте, запущенной с замедленной скоростью. Широко открытые, испуганные глаза лошади, ее трепещущие ноздри, вдыхавшие незнакомый запах, острие копья, направленное в мою сторону. Полуоткрытый рот кочевника, лицо, искаженное гримасой жестокости. Когда он оказался в нескольких шагах от меня, я, словно заправский тореадор, сделал моментальный шаг в сторону и, ухватившись рукой за середину древка копья, рванул его на себя. Сила моего рывка была настолько велика, что оба, и всадник, и его лошадь, одновременно грохнулись на землю, подняв вокруг себя облако пыли. У меня в руках остался обломок копья фута в три длиной.