Орион - Бова Бен. Страница 21

– Но я все-таки выжил.

– Я еще не встречала настолько сильного человека, как вы. Я практически ничего не сделала для вас, разве что промыла ваши раны и дала вам болеутоляющее лекарство. Фактически вы исцелили себя сами.

Я не мог избавиться от мысли, что женщина, сидевшая рядом со мной, – Арета, которую я короткое время знал в двадцатом столетии и которая чудесным образом сумела возродиться в тринадцатом. Но либо она не помнила своего раннего (а может быть, лучше сказать – более позднего) существования, либо на самом деле была совершенно другой личностью, только выглядела и разговаривала, как Арета. Как могло такое произойти? Если Ормузд сумел провести меня сквозь ад и смерть, сохранив при этом память о моей прежней жизни, почему он не смог сделать этого для Аглы-Ареты?

– Если бы люди узнали, что вы излечились без моей помощи, – продолжала она, – то наверняка еще больше утвердились бы в своем мнении, что вы колдун.

– Как бы это обстоятельство отразилось на моей судьбе?

– Скорее всего печально. Колдуны не пользуются здесь любовью. Их либо заживо сжигают на костре, либо им заливают глаза и уши расплавленным серебром.

Я невольно содрогнулся.

– Слава богу, что этого не произошло.

– Но вы колдун или нет?

– Конечно нет. Неужели ты сама не видишь? Я такой же человек, как и ты.

– Но я никогда еще не видела мужчины, похожего на вас, – тихо произнесла она.

– Может быть, и так, – согласился я, – но это не имеет никакого отношения к магии. Я просто сильнее любого другого здешнего мужчины.

Она вздохнула с видимым облегчением.

– Когда я увидела, как быстро вы поправляетесь, я объяснила господину Субудаю, что ваши раны оказались не столь серьезными, какими показались ему с первого взгляда.

– Почему же ты не захотела приписать мое исцеление своему искусству?

– Они зовут меня ведьмой, хотя вряд ли сами серьезно верят в это. Они терпят меня, потому что нуждаются в моих знаниях. Но если они заподозрят неладное, скорее всего мне не поздоровится.

– В таком случае мы – естественные союзники в стане врага.

Я продолжал склоняться к мысли, что она действительно Арета, хотя и не подозревает об этом. Смогу ли я пробудить в ней воспоминания о ее прежней жизни? Я подумал об Аримане.

«Почему, собственно, мы оба были перенесены в данное время и место? Может быть, если она сумеет вспомнить Властителя Тьмы, это разбудит в ней и другие воспоминания?»

– Существует еще один человек, злобный и очень опасный, – начал я, стараясь по возможности дать точный портрет Аримана.

Агла отрицательно покачала головой, отчего раковины ее ожерелья мягко зазвенели.

– Я никогда не встречала этого человека, – произнесла она уверенно.

Но он должен быть где-то поблизости. Иначе чего ради Ормузд направил меня сюда? В этот момент у меня в голове возникла новая мысль: а имел ли Ормузд вообще какое-либо отношение к моему появлению в лагере монголов? Не могла ли злая воля Аримана занести меня сюда, за многие столетия до той временной точки, где я был действительно необходим?

Но у меня не было возможности обдумать этот вопрос. Кожаные занавески снова раздвинулись, и на пороге юрты появился Субудай-багатур.

Субудай-багатур вошел в юрту один, без почетного эскорта воинов, без предварительного уведомления о своем появлении и без малейших признаков страха. Он был одет в изрядно поношенный кожаный костюм степного кочевника и при себе имел только кривой кинжал, засунутый за пояс. Несмотря на невысокий рост и бедную одежду, выглядел он достаточно внушительно, разве что седые волосы выдавали его почтенный возраст. Круглое, плоское лицо казалось, по обыкновению, невозмутимым. Однако его темные глаза смотрели молодо и живо.

– Добро пожаловать в мое убогое жилище, мой господин Субудай, – приветствовала его Агла с низким поклоном.

– Я пришел всего лишь к врачу, – произнес полководец, – хотя мне и не устают повторять, что это юрта колдуньи.

– Только потому, что я могу излечить раненого воина, который умер бы без моей помощи, – спокойно возразила Агла.

Я обратил внимание, что она была чуть выше знаменитого военачальника, во всяком случае когда выпрямлялась во весь рост.

– У меня есть китайские лекари, которые творят чудеса, – бесстрастно возразил Субудай, – но никто не называет их колдунами.

– Я не творю чудес, мой господин Субудай. Это наше знание, наше искусство врачевания. У одного оно меньше, у другого больше, но оно не имеет ничего общего с черной магией. Твои воины тоже творят чудеса храбрости, но никто не называет их волшебниками. Мы занимаемся разными делами, но цель у нас одна.

– Мои люди думают иначе, – возразил Субудай. – А как тебе известно, не бывает дыма без огня.

– Прости меня, мой господин. Но я не занимаюсь ни магией, ни предсказаниями будущего. Я только знаю, какие растения и камни способны исцелить человека, – улыбнулась Агла.

Субудай недоверчиво хмыкнул, но не стал развивать эту скользкую тему.

– А ты поправляешься на удивление быстро, – заметил он, оборачиваясь ко мне. – Того и гляди, еще несколько дней, и ты будешь силен, как и прежде. Твой народ может гордиться таким воином.

– Просто мои раны оказались не столь опасными, какими казались с первого взгляда, – возразил я, пожимая плечами.

– Возможно, и так, – согласился Субудай таким тоном, что было совершенно очевидно – он не верит ни одному моему слову.

Я сделал еще одну неудачную попытку приподняться на своем ложе, и Агла поспешно подсунула мне под голову пару подушек.

– Поймали ли убийц, которые напали на меня? – осведомился я, с трудом принимая сидячее положение.

Субудай неторопливо уселся рядом, скрестив ноги.

– Нет, – сказал он коротко. – Им удалось бежать.

– Тогда, возможно, они все еще в лагере и попытаются снова напасть на меня при первом удобном случае.

– В данный момент это маловероятно. Ты находишься под моим покровительством.

Я слегка наклонил голову в знак признательности.

– Благодарю вас, мой господин Субудай.

Я собирался было спросить о причинах, побудивших его взять меня под свою защиту, но он опередил меня.

– Нередко бывают случаи, когда людям, занимающим высокое положение, скажем вождю такого ранга, как Хулагу, приходится сталкиваться с весьма серьезными проблемами. Такой человек иногда может ненароком высказать вслух надежду, что предпочел бы, чтобы проблема перестала существовать. Люди, преданные ему, могут в этом случае неверно истолковать его слова и попытаться освободить его от излишних забот, например, перерезать горло докучливому чужеземцу.

Я нахмурился:

– Но какую проблему я представляю для Хулагу?

– Разве я говорил о Хулагу? Или о тебе?

– Нет, – быстро согласился я, – ничего подобного не было.

Субудай кивнул, вполне удовлетворенный тем, что я правильно осознаю деликатность ситуации.

– Но тем не менее ты представляешь для него некоторую проблему. Чужеземец, появившийся неизвестно откуда, хотя и говорящий на нашем языке. Ты настаиваешь на том, что являешься послом заморского владыки, но не имеешь при себе ни даров, ни верительных грамот и при этом обладаешь силой десяти воинов. Ты утверждаешь, что должен лично встретиться с Великим ханом в Каракоруме. Вполне естественно, что у Хулагу могли появиться подозрения, что ты никакой не посол, а наемный убийца, приехавший с целью убить его дядю.

– Убийца, я? – приподнимаясь, переспросил я, не веря своим ушам. – Но тогда чего ради…

Субудай-багатур мановением руки заставил меня опуститься на свое ложе.

– Это правда, что ты пришел из вечерней страны?

– Да, – ответил я, не раздумывая, помня, что из всех пороков монголы больше всего презирают и ненавидят ложь.

Как и у других кочевых народов, само выживание в условиях пустыни зависело в первую очередь от гостеприимства хозяина, его честного и строгого соблюдения собственного слова.