Мои друзья - Барков Александр. Страница 13

— Молодец боцман! Значит, бой выигран! — воскликнул я.

— Постойте… это еще не все. Тут-то и началось самое трудное, — продолжал мальчик. — Вскоре корабль причалил к небольшому острову. Матросы переоделись в охотников и стали ловить змей.

— Интересно, как это у них получалось?

— Вначале у них ничего не выходило. Пошли дожди, и змеи спрятались в дупла. Так вот что придумал Артур! В одной книжке он прочел, что змеи музыку.

— Так-так… — согласно кивнул я. — Верно подмечено.

— И вот Артур попросил у радиста транзистор и включил его. Послышалась музыка: ту-ру-ру…

— Смотри-ка, настоящий заклинатель змей!

— И тут змеи… — продолжал рассказчик, — одна за другой выползли из своих норок. Подняли очкастые головы и стали раскачиваться из стороны в сторону.

— Значит, музыка пришлась им по душе!

— А как же… Охотники не растерялись, вынули мешки и покидали их туда.

— Пирожки! Пирожки жареные! — буфетчица в белом халате вошла в зал ожидания.

— А куда же делся старый боцман? — спросил я.

— Боцман? — Мальчик задумался. — Он решил поймать попугая и научить его говорить. Взял бумеранг и пошел в джунгли, Артур увязался за ним. Внезапно на боцмана напала тигрица. И тут мальчик не растерялся; направил фонарь прямо в глаза хищнице.

— Смотри, какой молодчага!

— Ведь звери огня боятся. Даже слоны, тигры и леопарды. Хищница зарычала, попятилась и дала деру…

Внезапно объявили посадку на поезд. Мальчик вздохнул.

— Ну, вот и конец… Как вы считайте, интересно?

— Еще как! — ответил я. — Но знаешь, а чем заминка: сейчас я уезжаю. И потому, мой юный коллега, вот тебе на прощание совет…

— Какой? Вам не понравилось?

— Понравилось. Очень понравилось. У тебя получится не только повесть, но и сценарий.

— Сценарий?!

— Да, да сценарий, по которому на студии снимут увлекательную картину. Только для этого нужно…

— Что? Я сделаю все!

— Как только вернешься домой, запиши все, что ты рассказал мне.

Я вынул из кармана авторучку и протянул ее моему юному другу.

— Но я не писатель! — Глаза мальчика потухли. — Разве напечатают?

— Ведь когда-нибудь надо дерзать! У тебя интересный сюжет! И такой славный герой Артур! Смелый!

Мальчик с опаской огляделся по сторонам: нет ли поблизости знакомых ребят, кто мог бы подслушать наш разговор. Затем спрятал авторучку в карман.

— Спасибо! — Нахлобучил кепку на самый лоб.

Прозвенел третий звонок.

— Удачи! — крикнул я на прощание мальчику и прыгнул на подножку вагона. — Удачи тебе, Артур!

P. S. Спустя некоторое время, под Новый год, я получил от моего юного коллеги небольшое письмо. Из письма я узнал, что он увлекся кораблестроением. Увлекся серьезно и посещает по средам клуб юных моряков, а повесть писать забросил. Это неожиданное признание немного огорчило меня, но в то же время напомнило нашу встречу, и я, в меру своих сил, постарался воспроизвести ее на бумаге.

ПОД ЗВОН БУБЕНЦОВ

Прошли долгие годы, и вот я вновь в зоопарке.

Слоны степенно выстроились на горке: два больших и один маленький. Забавно кувыркается через голову бурый мишка и клянчит у ребят бублики. Спят на ходу горбатые, заросшие густой шерстью яки. Без умолку трещат и хорохорятся волнистые попугайчики. Мерно жуют сено и надменно поглядывают по сторонам верблюды. Каждый из обитателей занят своим привычным делом.

А в центре парка, на огороженной забором площадке веселье: по кругу бегут и звенят бубенцами маленькие лошадки — пони.

У кассы толпятся малыши и кричат:

— Пап! Я три круга! И я хочу! И я!

С помощью родителей юные жокеи карабкаются на сиденья колясок, затаив дыхание пускаются в свое первое кругосветное путешествие.

Я вглядываюсь в их счастливые лица, и мне вспоминается одно летнее утро… Незабываемое утро моего детства.

Июнь 1941 года… Так же отчаянно печет солнце. Отец берет меня за руку, и мы выходим из дому. С тополей летит белый, серебристый пух. Невесомый, он кружит над нашими головами и опускается у забора пышными сугробами. Мы дожидаемся трамвая — «Аннушку» — и едем в зоопарк. По дороге отец сажает меня на колени и говорит:

— Выше голову, сынок! Скоро покатим верхом на пони!

И правда, сегодня для меня праздник. С самого утра я чувствую себя лихим наездником!

Трамвай долго трясет и мотает на стрелках. Вот наконец и наша остановка… Мы спрыгиваем с подножки, переходим площадь и направляемся к кассе.

Отец останавливается и стучит в окошко, но касса почему-то закрыта. Мы оглядываемся и замечаем: улица тоже как будто притихла. Отдельные прохожие спешат куда-то с суровыми, озабоченными лицами.

К нам подошла сухонькая старушка в черном платке и прошамкала:

— Война! Фашисты окаянные!

Отец повернулся к ней:

— Как война?

Бабушка подняла глаза к небу:

— По радио объявили!

В тот памятный день мне так и не удалось прокатиться верхом на пони. Вскоре отец ушел на фронт, а мы с мамой уехали в Пермь. Эвакуация…

Мы очень ждали писем с фронта, а они приходили все реже и реже. Отец писал: «Помнишь, Сашок, тот солнечный летний день, когда мы отправились в зоопарк. Я до сих пор не могу забыть его. Здесь у нас морозы. И, наверное, потому я вспомнил сейчас тот тополиный снег. Весело он кружил над нами! А над нашим окопом кружит сейчас „мессершмитт“.

Враг рвется к Москве. Он хочет топтать наши бульвары и улицы, наш тополиный снег. Нет, не бывать этому никогда, сынок!

Не горюй и не вешай носа! Скоро мы разобьем фашистов, Я вернусь домой, и в первый же солнечный день поедем в зоопарк. Выберем самого красивого пони…»

Но наша мечта не сбылась. Отец не вернулся с войны. Мы с мамой прожили в Перми несколько лет, я окончил школу и приехал учиться в Москву, в университет.

И теперь воскресным утром я вновь в зоопарке. Меня окружает горластая детвора, и вдруг я себя мальчишкой… Курносым, вихрастым, с царапиной на носу. И мне захотелось лихо покатить не резвой лошадке под звон колокольчиков «дар Валдая» и бубенцов-воркунцов. Но, увы! Это для меня теперь далекая сказка!

Все же я терпеливо выстаиваю длинную очередь в кассу. Беру два билета «на счастье» и вручаю их голубоглазому карапузу:

— Прокатись-ка, малыш, за меня!

ЗА ПАВЛИНЬИМ ГЛАЗОМ

У Мити Воронова в коллекции разные бабочки: красная — крапивница, желтая — лимонница, две белые — капустницы, несколько серых с крапинками ночниц, даже бархатно-черная с белой каймой по краям — траурница. Недоставало только одной! В коробке из-под вафель, где наколоты бабочки, в верхнем углу пустое место, а чуть пониже написано карандашом: «Павлиний глаз».

— Ну, как, нравится? — спросил Митя, показывая коллекцию своему приятелю Сане Долгову.

— Ничего, красивые… — кивнул Саня. — Только вот тут…

— Здесь будет павлиний глаз! — похвастался Митя.

— Дожидается тебя, как же! — усомнился Саня.

— Увидим… — Митя бережно прикрыл коллекцию крышкой и понес домой.

А между тем павлиний глаз то кружился над поляной возле Конского пруда, присаживаясь на желтые одуванчики, то залетал в сад и порхал с цветка на цветок, то садился и отдыхал высоко на стволе березы. Завидев издали красный Митин сачок, бабочка мигом взмывала в небо и бесследно исчезала в вершинах деревьев. Только ее и видели!

— Ми-итьк! А, Митьк! — изо всей силы крикнул с улицы Саня. — Иди скорей!

Митя выскочил из-за стола с куском ватрушки в руках:

— Пожар, что ли?! Знаешь, как мамка ругается!

— Тсс… тише! — Саня приложил палец к губам. — Павлиний глаз…

— Где? — Митя чуть не поперхнулся и кинул остатки ватрушки козе.

— Только сейчас здесь, прямо на дороге сидел. Я его чуть-чуть рукой не накрыл. Теперь к Шулейкину подался.

— Не может быть! — Митя с опаской оглядел высокий серый забор, за которым проживал здоровенный волкодав Дуглас. — А собака?