Мои друзья - Барков Александр. Страница 27

БРАКОНЬЕР

С удочками на плече я долго бродил по берегу извилистой речки Колычи в поисках рыбного места. Но где бы ни закидывал, мне все не везло. Ни одной настоящей поклевки! Возвращаться домой было еще рановато, и, не теряя надежды, я все шагал и шагал вниз по течению. Умаялся и присел не пригорке у светлой заводи. Глянул на песчаное дно и заметил там стайку красноперых окуньков, серебристую плотву и застывшего у коряги щуренка. Размотал леску, забросил крючок с ручейником.

На миг зеркальную гладь покрыли круги, чуть слышно чмокнул поплавок. И все стихло…

Долго ждать не пришлось. Поплавок вздрогнул и медленно стал погружаться в воду. Я подсек и выбросил на берег крупного окуня. Будто чуяло мое сердце: в этом месте меня ожидала удача. За какой-нибудь час я поймал десяток приличных рыбин…

Здесь и решил устроить приваду. Забил в дно реки полукругом колышки, оплел их лозой, насыпал песку. Получился крохотный полуостров. С той поры я стал наведываться сюда да рыбу прикармливать. Чуть зорька заалеет — я на реку, на свое любимое место. Спущусь с пригорка и каши овсяной да жмыху подсыпаю. И рыба меня признала: тут как тут, поблизости стоит, ждет. Одним словом, с того удачливого дня уловы были на славу. Но в середине отпуска меня неожиданно вызвали по срочному делу в город, и на Колычу я попал только спустя месяц.

Пришел как-то вечерком, забросил удочки… Жду час, другой… и хоть бы одна поклевка. Что за наваждение! В прошлые-то разы не только мне на уху хватало, но еще и соседям доставалось. А тут хоть плачь, Нет рыбы, и все!

Неужто, думаю, браконьер какой в мое отсутствие рыбу потравил? Сижу на пеньке, вздыхаю. Слушаю лягушачий концерт. А поплавок — не шелохнется.

Взошла луна, по реке побежала желтая дорожка. Загляделся я на нее, задумался… Внезапно тишину пронзил резкий свист, будто озорник мальчишка забрался в осоку и вздумал рыбу пугать.

Огляделся по сторонам — никого. Только на воде пузыри и круги махонькие, точно уклейки играют.

А потом, спустя несколько минут, опять кто-то громко свистнул. На поверхности полилась черная, усатая, немного похожая на моржа голова.

Я так и ахнул: да это ж выдра за рыбой охотится! Притаился за кустом ивняка и наблюдаю, мне лунной-то ночью хорошо видно. Вот выдра снова вынырнула и вскарабкалась на большой камень. Чуткая, тугая, гибкая. Лапы короткие, с перепонками. Поджала толстый хвост и застыла, слилась с камнем. Приметила добычу, насторожилась. Бесшумно нырнула под воду. Не прошло и минуты, как снова показалась на поверхности с рыбой в зубах. Словно похвасталась уловом и скрылась в своей подводно-подземной норе.

Так вот, оказывается, какой «браконьер» у моей привады объявился!

Но меня эта встреча не огорчила, а скорее обрадовала. Ведь далеко не каждому рыбаку и охотнику так повезет: повстречать на реке редкого и осторожного зверя — выдру.

БЕРЕЗОВЫЙ СВЕТ

По пути на работу я поднял на дороге сосновую шишку. Глянул, а она расклевана дятлом. И вспомнилась мне зима. Березовая роща. Сугробы у забора. Белый заревой свет исходит от раннего утреннего снега, от тонкоствольных берез.

Далеко впереди бежит мой сын Серега. Меж стволов мелькают его темный свитер и синяя шапка. Мне видно, как он крадется от дерева к дереву. Выслеживает кого-то!

— Папа! — раздается среди снегов его звонкий голосок. — Здесь птица какая-то чудная! Длинноносая!

— Где?

— За стволами прячется. Нос высунет. Хитрым глазком сверкнет и незаметно на другое дерево перелетит.

— Да это дятел вздумал с тобой в прятки играть…

— Ну!

— Помнишь сказку про лесного доктора — дятла, который вылечил больную сосну?

— А как же! — согласно кивнул Серега.

Тем временем дятлу надоело прятаться. Зимний день недолог, а дела не ждут! Выбрал он старую, покосившуюся березу. Короткими скачками побежал по стволу от земли вверх, причем не по прямой линии, а кругами, спиралью, гордо откинув назад голову. Заметил трещину в коре, прицепился покрепче лапами. Хвостом уперся, приосанился, и по роще посыпалась веселая барабанная дробь.

Мы подошли ближе к «лесному доктору». Ну и нарядный же он! Шапка красная. Щеки белые. Спина черная, а на крыльях белые горошины.

Бум! Бум! Бум! — полным ходом идет работе. Но снег сыплются желто-розовые кусочки древесины.

Зинь! Зинь! — на зов «лесного доктора» подоспели голубые синицы-лазоревки. И скорей за работу: подбирать оброненных короедов.

Если синица самая веселая птица в зимнем лесу, то дятел — самая трудолюбивая. И в будни, и в праздники он всегда занят делом.

Побродив вдоволь по перелескам, по молодому березняку, надышавшись ядреным морозным воздухом, мы остановились у расщепленной молнией осины. Под деревом валялась целая груда шишек.

— Здесь дятел пирует, — сказал я. — Тут его кузницы.

Вдруг над нами пронеслась небольшая птица, сложила крылья и опустилась на дерево.

— Опять дятел! — вскрикнул Серега. — Шишку принес!

«Лесной доктор» огляделся по сторонам и зычно поздоровался с нами: «Кэк!»

Мигом забрался по стволу на свое излюбленное место, положил ношу на лапы и выдернул из углубления в стволе старую шишку. Она чуть не упала Сереге на голову. Вместо нее дятел тут же вставил новую. А чтобы прочнее было, он вколотил носом-молотком шишку поглубже и начал мастерски разделывать ее, доставая языком семена.

— Хороша кузница! — улыбнулся Серега. — И высоко, и удобно!

А «лесной доктор», не удостоив нас даже взглядом, продолжал с азартом долбить шишку.

— Обедает! — сказал сын.

Я взглянул на часы:

— Самое время!

Мы с Серегой пожелали «лесному доктору» приятного аппетита и повернули к дому.

ЗАЯЧЬИ ХЛОПОТЫ

С причудами выдалась осень. Сперва залила, отхлестала землю дождем. Потом смягчилась и одарила золотом: осыпала березовым листом. А ночью внезапно ударил мороз, пошел снег — и все кругом засветилось. Земля побелела, точно помолодела.

Повстречался мне как-то заяц. Жмется он по гумнам да по ложбинам — нигде места себе не найдет. Беда у него стряслась, не успел косой летнюю одежду сменить: спина — бурая, а лапы и голова — белые. В таком пестром наряде его легко заметить и лисе, и волку, и филину.

А через неделю случилась оттепель. Полежал-полежал снег на пригорках и растаял. К тому времени заяц в белый наряд вырядился, только концы ушей черными остались. Я его на проселочной дороге увидел. Привстал на задние лапки. Уши торчком. В нерешительности верхней раздвоенной губой поводит. Я хлопнул в ладоши:

— Берегись!

Заяц припал к земле да как даст стрекача! Несется как чумовой: не знает, где схорониться лучше. Не до смеха косому. Ведь шуба-то своя, не покупная — наземь ее не скинешь!

ДОИГРАЛИСЬ!

Было это в Сибири. Поднимались мы с другом на скалу. Часа два прошло, пока наконец до перевала добрались.

Глянул я вниз — и замер! Прямо под нами, на прибрежной лужайке резвились медвежата. Вот один (что побольше) догнал меньшого и начал бороться с ним. Изловчился и «ножку» подставил. А тот прямо через голову кувырк — и с обрыва в реку полетел. Плюхнулся в воду да в быстрину и угодил. Завертело бедолагу, закрутило…

Братец перепугался, завыл от страха.

На его голос прибежала медведица. Увидела сынка в беде, с ревом бросилась в воду и поплыла наперерез. Схватила сынка за шиворот, вытащила на песок. А медвежонок лежит, не шелохнется.

Медведица давай его теребить да по бережку катать. Вскоре пловец очухался, вскочил на задние лапы и к братцу стал карабкаться. А мать ему помогает, сзади подталкивает. Тут мой друг не выдержал да как крикнет:

— Вот молодчина!

А медведица повернулась в нашу сторону, рявкнула и заспешила с медвежатами в частый кедровник.