Приключения тряпичной Бальбиси - Броневская Янина. Страница 10
Поднимается, поднимается он по скрипучей лестнице, дошёл наконец до двери на четвёртом этаже. К счастью, дверь эта была приотворена, и он в щель разглядел бабушкин лоскутный коврик. По этому-то коврику он сразу же её и узнал. Постучал он в приоткрытую дверь и вошёл.
Бабуся Латковская сидела у оконца с геранью. В её исколотых пальцах быстро мелькала игла. Видимо, старушка отрабатывала потерянное вчера время. Подняла она на вошедшего глаза в очках в простой, проволочной оправе. Воткнула иглу в работу и бойко поднялась с кресла.
— Чем могу служить пану благодетелю? — спросила бабуся очень приветливо.
Потому что бабуся Латковская в чём в чём, а в вежливом обращении разбиралась как никто. Недаром покойный Латковский был кельнером в ресторане на самом рынке.
А кума Забота тут же воспользовалась минуткой передышки и, сложив руки, присела на клетчатом ситчике.
— А это, почтенная пани благодетельница, маленький подарочек для вас от мастера художеств, пана Чудика.
Бабуся даже руками всплеснула от изумления:
— Мне подарок? Да что вы говорите! Со смерти покойного мужа не упомню я ни одного подарка. Я одна-одннё-шенька на свете. Есть, правда, у меня брат, но мы с ним уже давно не виделись. Ходит он по деревням с шарманкой… И что же, неплохой он музыкант, ничего не скажешь… только горемыка такой же, как и я.
А пан Зелёнка тем временем разворачивает бумагу, вынимает портрет Бальбиси, написанный собственноручно паном Чудиком.
— Батюшки-светы! Да ведь это же не кто другой, как моя тряпичная Бальбинка! Только кос этих я что-то не припомню… Рыжие они у неё были или чёрные? — размышляет бабуся.
— Чёрные! Я собственными глазами… — Но при этих словах пан Зелёнка быстро прикладывает палец к губам. — Ой, чуть было не проболтался… Косы потому такие рыжие, что пан мастер вчера не расположен был к мрачным цветам, если не сказать прямо, что чёрное ему опротивело, и не без причины, в конце концов.
Бабуся тем временем читает надпись под портретом Бальбинки:
«Бабушка Латковская мастерит точно таких же кукол и живёт на четвёртом этаже».
— Может, у почтенной пани есть гвоздики? Мы сейчас же и прибьём это у ворот, — говорит пан Зелёнка.
— Откуда это всё? Я даже и просить бы не посмела пана мастера Чудика о такой милости…
— А это уже не моя тайна. Ничего больше не могу вам сказать. Сойдёмте вниз, прибьём вывеску у самых ворот, и готово. Мне пора!
Отыскала бабуся четыре гвоздя, взяла молоток, и они сошли вниз. Приколачивает пан Зелёнка вывеску, вертит головой туда-сюда — смотрит, ровно ли, хорошо ли прибито. Тут сразу же начинают останавливаться прохожие. Дивятся нарисованной Бальбисе с рыжими косичками, читают внизу надпись. Так всегда бывает с новой вывеской, а в особенности с такой красивой, которая каждому бросается в глаза.
Вернулась счастливая бабуся наверх, к своему клетчатому ситчику. А пан Зелёнка тем временем с великим трудом подвешивал на крюках новую вывеску пана Печёнки.
Прошло два дня. Всё чаще скрипит чердачная лесенка. Приходят люди не только с Голубиной улицы, но и со всех соседних. Одному нужна кукла племяннице к именинам, другому — для крестницы. А этой пани даже три куклы — хочет посадить их на диване. Ой-ой! Отбою нет у бабуси от заказов.
Взяла она себе в помощницы ту самую панну Агнешку, у которой было три кошечки и четыре собачки. Не управились! Взяла Анельку, которая купила у бабушки красное платье — погулять на свадьбе. Не управились! Пришлось взять ещё трёх помощниц, но и те еле-еле управляются.
А ведь кукол надо ещё разрисовать свекольным соком!
И вот в один прекрасный день отправилась бабуся к пану Чудику. И благодарность свою высказать и по делу…
Пан Чудик бесцельно сидел под окошком в потолке. Перерисовал он уже все вывески, и стало у него туговато с заказами. А пан Зелёнка сидел ещё более грустный. Надвигается зима. Тяжёлое время для художников. Известно — кому придёт на ум в зимние метели заказывать новую вывеску?
Потолковали, потолковали бабуся с паном Чудиком и с его помощником паном Зелёнкой и наконец договорились. Пан мастер Чудик занялся расписыванием бабусиных кукол. Славно помогал ему и пан Зелёнка. Выручка пана Чудика и пана Зелёнки изрядно пополнела. Но кума Забота попрежнему сидела на пальцах, на плечах, мелькала перед глазами.
— Нужно бы нам помощника — хоть краски растирать, — сказал однажды пан Чудик.
— А помнит пан мастер того Вицека, который пришёл с Бальбинкой?
— Ба, как не помнить! Бальбинка принесла нам счастье. Но где ты его найдёшь? Не знаем мы ни где он живёт, ни как его фамилия.
— Сейчас… Подождите-ка, пан мастер, ведь его должна знать пани гладильщица. Чужому она белья не доверила бы.
Ну и собрался пан Зелёнка к пани гладильщице. Стал расспрашивать о Вицеке, который однажды приносил пану Чудику от неё бельё. Но пани гладильщица никак не могла припомнить, что это был за Вицек. Знала она много ребят, многие не раз носили от неё бельё клиентам. И только когда пан Зелёнка напомнил о гусыне, пани гладильщица воскликнула:
— Так бы пан сразу и сказал! Ну что за прелесть была гусыня! Сочная, жирная… Трудно даже было от неё оторваться. Да ведь это Вицек Дятловский из Заречья.
Отправился пан Зелёнка в Заречье. Так именно назывался пригород, где жил Вицек. Разъяснил его родителям, что пан Чудик собственной персоной (а это кое-что значит!) просит, чтобы Вицека отдали к нему в ученье. Потому что из-за этой Бальбинки у них набралось столько заказов, что ни бабуся Латковская, ни пять её помощниц, ни пан Чудик, ни он, пан Зелёнка, не в силах управиться. Вицека долго уговаривать не пришлось. Мать Вицека, урождённая Кисточковская, недаром род свой вела от деда-художника. Все согласились. И только тогда вспомнили о Бальбисе. Очень огорчился пан Зелёнка, узнав, что она пропала. Он рад был бы в благодарность навести ей новый румянец, потому что тот, свекольный, наверняка давно уже облез. И вообще сейчас самым модным румянцем у кукол считается румянец, наведённый настоящей масляной краской.
Таким образом, и Вицек зажил в городе и только по воскресеньям приходил к родным. А на свои заработанные деньги он купил Марцисе колясочку для кукол и самую красивую куклу производства бабуси Латковской. Но с этой куклой Марцися не умела так разговаривать, как некогда Вицек разговаривал с Бальбинкой.
Работа шла вовсю. Бабуся кроила, панна Агнешка шила, Анеля отделывала платьица и плела косички. Три помощницы заделывали швы. Вицек растирал краски. А пан Чудик с паном Зелёнкой рисовали куклам личики — одно красивее другого…
Вернёмся же теперь снова к мясной лавке и к трём кило грудинки, которые покупает наша старая знакомая, бабуся Латковская, чтобы угостить пана Чудика. Купила она свинину, а теперь думает докупить ещё перцу и лаврового листа.
Зашла бабуся в лавку пани Аксамитовой. Да-да, и здесь большие перемены. Пан Аксамит уже не ходит по дворам и не кричит: «Фаянсовую посуду за тряпьё! За старые шлёпанцы! За рвань!»
В сумерки, серые, как старый мешок пана Аксамита, не протискивается больше сквозь дыры мешка кума Забота и не ведёт подсчёта тряпкам. У пана Аксамита завелись теперь постоянные поставщики. Старых шлёпанцев он уже не покупает. Приобретает только чуть поношенную одежду, преимущественно шёлковую и бархатную — после балов, после свадеб, из театра. Потом доставляет эти шелка и бархат в мастерскую бабуси Латковской. Пани Аксамитова открыла мелочную лавку.
Подходит вечер пятницы.
В комнате за лавочкой горят субботние свечи в серебряных подсвечниках.