Толстый – сыщик подводного царства - Некрасова Мария Евгеньевна. Страница 28
Что ж, господа, самое время проанализировать ситуацию. Начинающий оперативник Александр Уткин ведет наблюдение за браконьером. Тот замечает слежку и… Отрывается. Все, можно забыть про Александра Уткина и ехать скорее продавать камбалу, пока не протухла. Так нет, ему зачем-то понадобилось отыскать А. Уткина и запихнуть его в свой дурацкий фургон… «Кому я нужен?» – горестно подумал Тонкий, и это была правда. Никому, кроме родственников, друзей и верного крыса. Так что скорее всего Плешивый его и не искал. Случайно наткнулся. Приехал по своим делам, а тут сидит на лавочке упомянутый Уткин, поджидает. Браконьер подумал, что его выследили, и Уткина сцапал, чтобы тот не сорвал ему сделку.
Тонкий мысленно воспроизвел пейзаж, который наблюдал последние часы. Перекресток, сквер, две девятиэтажки, дома поменьше… Все первые этажи – в витринах, он хорошо разглядел книжный и еще большую вывеску «Будинок одягу». «Будинок» по-украински дом, насчет «одяги» у Тонкого не было никаких идей. Похоже на «бодягу» – мороку, иначе говоря. «Дом мороки»? Забавно, но не в тему. Рыбой там наверняка не торгуют. Надо потом обойти дома вокруг сквера и засечь рыбные магазины, рестораны – словом, точки, где у браконьера могут купить много рыбы. А через недельку, когда Плешивый успокоится и начнет все сначала, Александр Уткин за ним опять проследит.
Фургон притормозил и, дважды громыхнув, перевалил через какое-то невысокое препятствие. Камбала ответила смачными аплодисментами; одна выскочила из коробки и шмякнулась под ноги Тонкому. «Опять», – подумал он, водворяя попутчицу на место. Это притормаживание-переваливание повторялось в третий раз. Сейчас будет четвертый… Точно! Опять двойное громыхание – передняя ось и задняя, – шлепки рыбьих хвостов. Склонную к побегу камбалу Тонкий на этот раз придержал в коробке. И начал считать, чтобы засечь время.
Раньше он думал, что браконьер хочет завезти его куда-нибудь в поле, высадить и вернуться к покупателю рыбы. Но неизвестное препятствие подсказало Тонкому идейку поинтереснее: браконьер катает его кругами, чтобы сбить с толку. «Ты подкарауливал меня в сквере, думал, что мой покупатель где-то поблизости? А я тебя буду возить целый час, а потом сгружу рыбу. И тебе придется искать покупателя по всему городу». Неплохо придумано, только Александр Уткин тоже не лыком шит!
На счете «триста» фургон притормозил-перевалил в пятый раз. На счете «триста десять» – в шестой. Препятствие было парным. Не люки – их можно объехать – и не трамвайные рельсы – где вы видели трамвай, у которого от колеса до колеса нужно ехать десять секунд на машине? Метров пятьдесят между ними… «Лежачий постовой» – сообразил Тонкий. Поперек дороги у их с Ленкой школы лежат этакие полосатые горбы, как половинки разрезанной вдоль колбасы. Между ними пешеходный переход. Самые отчаянные водители притормаживают, потому что с «лежачим постовым» не поспоришь. Если превысил скорость, сломаешь себе машину.
В седьмой и в восьмой раз «постовые» попались под колеса на счете «шестьсот тридцать пять» и «шестьсот сорок восемь». Сомнений не осталось: браконьер возил Тонкого по кругу!
Не прошло и минуты, как фургон остановился (еще одна зацепка: покупатель поблизости от «лежачего постового»). Щелкнул замок. Плешивый приоткрыл одну дверцу и влез в кузов, сразу заслонив собой проем:
– Иди-ка сюда!
Швырнуть ему под ноги самую скользкую рыбину и бежать! Тонкий потянулся за камбалой, как вдруг над ухом что-то захрустело, и он перестал видеть! Не понимая, что случилось, Тонкий схватился за лицо… И нащупал плотный бумажный пакет у себя на голове. Хотел сорвать, но Плешивый уже крепко держал его за руки:
– Не дергайся! Вот ведь нетерпеливый какой!
Браконьер выволок его из фургона и повел вниз по лестнице. Ступеньки Тонкий добросовестно сосчитал (восемь), дальше был лабиринт с пятью поворотами направо и тремя налево. Тонкий подозревал, что Плешивый специально вертит его больше, чем надо, – запутывает.
– Сиди тихо! – Браконьер толкнул его в спину. Захлопнулась дверь.
Глава XXVII
Где брат?
Многие девчонки мечтают о старшем брате. Чтобы делал за тебя уроки, убирался в твоей комнате, защищал, если надо. Ленка, у которой старший брат был, не понимала таких девчонок. В детстве она их молча била, не утруждаясь объяснениями, в школе – деликатно таскала за косички, а последние два года стала ограничиваться разъяснительными беседами на тему: «Старший брат – это гораздо хуже, чем ты думаешь». В самом деле: постоянно пасет: с кем ты гуляешь и где, вытаскивает за шкирку с дискотеки… И при этом оставляет за собой право свалить неизвестно куда на целый день и бросить тебя на малообитаемом полуострове.
Сперва Ленка просто скучала. Тетя не звонила и не появлялась, так что совсем некому было скрасить Ленкино одиночество. Она тупо нарезала круги под чинарой, пиная колышки палатки, ворошила кострище, взметывая хлопья золы, загорала, купалась, играла сама с собой в «догони меня, кирпич», а тетя с братом все не шли. Когда подошло время обеда, Ленка начала беспокоиться: ключи от багажника с продуктами тетя зачем-то утащила с собой.
Часов до двух она побеспокоилась, а после, когда желудок уже начал прилипать к позвоночнику, стала психовать. Тот, кто хоть раз видел психующую Ленку, уже никогда не будет бояться ураганов, землетрясений, контрольных и прочих радостей жизни. Один ее брат чего стоит: после тринадцати лет жизни с Ленкой под одной крышей он уже почти ничего не боится. Страшнее психующей Ленки может быть только мама (в те редкие дни, когда она дома) и тетя Муза.
Тетя вернулась в четвертом часу, выругалась не по уставу и тут же полезла в палатку. Ленкин психоз ее волновал не больше, чем брошенный камушек – море. Ленка хорошо знала тетю и поняла, что обеда сегодня не будет, зато может быть головомойка, если пристать к тете с просьбами, не дав ей отдохнуть.
Когда в палатке наступило затишье, Ленка вползла к тете и вынула из ее ветровки ключ от машины. Тетя лежала, закрывшись с головой. Пусть себе спит. Конечно, Ленке скучно одной, но в жизни каждого человека бывают моменты, когда самый приятный звук на свете – храп родных и близких. Например, когда эти родные не в духе. Обед Ленка и сама себе приготовит… Если, конечно, тетя не будет мешать.
– Елена, – глухо прозвучало из спального мешка, – где твой брат?!
– Уехал с дружками на мотике кататься, – быстро наябедничала Ленка и выскользнула на улицу. – С утра еще! – крикнула она, отпирая багажник.
– С какими дружками? – Из палатки высунулась всклокоченная тети-Музина голова.
– Из деревни, – сообщила Ленка, раскапывая в багажнике сухари. – Стоял, рисовал, а потом эти подъехали и увезли.
Голова тети помоталась из стороны в сторону, то ли оглядывая окрестности в надежде разглядеть отсюда племянника с дружками, то ли разгоняя сон. Ленка, воспользовавшись перерывом, набила полный рот сухарей. А голова тети все торчала из палатки. Должно быть, она раздумывала о том, какой сорванец ее племянник, и еще о том, что долгие прогулки на мотоциклах до добра не доводят. Потом тетя разглядела рисунок на мольберте, в пяти шагах от палатки.
– Где-то я видела эту рожу, – задумчиво изрекла она.
Ленка пожала плечами. Она, как никто, знала: если врачи разделяют всех людей на больных, выздоравливающих и выздоровевших, парикмахеры – на заросших, подстриженных и лысых, то оперы, в том числе ее обожаемая тетя, – на подозреваемых, потерпевших и свидетелей. Из потерпевших, помнится, в разговорах упоминались только рыбы, из свидетелей – брат, а знать всех тетиных подозреваемых в лицо Ленка не обязана.
– Вспомнила! – рявкнула тетя и выскочила из палатки целиком. – Ночной клуб!
– Что – ночной клуб? – не поняла Ленка, но тетя только отмахнулась:
– Сашка с ним знаком, не говорил?
– Не-а.
Тетя Муза сосредоточенно терла виски. Ленка поняла – она расстается с надеждой отоспаться. Сейчас опять поедет кого-нибудь задерживать и бросит Ленку одну… Так и есть. Дотерла и бодренько рванулась к машине.