Толстый – сыщик подводного царства - Некрасова Мария Евгеньевна. Страница 6
– А меня Иван. – Он помолчал и добавил: – Вот и познакомились.
Тонкий летел к своим, как на пожар: уже рассвело, вот-вот тетя Муза проснется, повернет голову – а племянника-то и нету! Что она подумает? Что племянник смотался пешком в Москву или…
– С утра гуляешь? Похвально! – послышался за спиной бодренький тетин голос. – А сестренка твоя все дрыхнет. Пошли ее будить.
У Сашки вырвался вздох облегчения: хоть от тети неприятностей не будет. Она вообще-то добрая, когда в хорошем настроении. Даже не отругала…
Тетя Муза не торопясь брела в сторону лагеря, срывая на ходу кустики бессмертника.
– А ежики слопали всю еду, только суп в пакетиках остался, – продолжала она, окинув Тонкого тяжелым взглядом учителя физкультуры. – Придется тебе опять идти в деревню, алычу собирать.
Если бы Тонкий не боялся выдать себя, он бы застонал, завыл в голос: «За что?! После ночи в море – день на дереве! Дайте человеку отоспаться на твердой земле!» Но тете же не расскажешь, где ты был ночью. Он стиснул зубы и кивнул.
Будить родную сестру – дело нелегкое и опасное. Ленка такая: начнешь будить – проснется, даст по шее и опять уснет. С тетей Музой она так и поступила, спросонья приняв ее за брата, и была наказана. Тетя – это вам не брат и даже не бабушка. Ей нетрудно вытащить вас из палатки вместе со спальником и оставить на уже припекающем солнце.
Тонкий смотрел и думал, что еще неизвестно, кому повезло больше: Ленке, потому что удалось поспать этой ночью, или ему, потому что ей удалось провести одно утро без тети-Музиной побудки.
Вытянутая из палатки Ленка ойкнула, перевернулась на бок, проворчала что-то о гестаповцах и опять уснула. Ей по барабану, где спать, лишь бы нашлась ровная поверхность. Тетя Муза пожала плечами и повела Тонкого умываться.
Она поливала ему на руки из канистры с пресной водой, Тонкий умывался, отфыркиваясь, а Ленка дрыхла. Потом Тонкий поливал, тетя умывалась, а Ленка дрыхла. Потом тетя развела костер, чтобы приготовить уцелевший суп из пакетиков, и только тогда, не повышая голоса, сказала:
– Лена, там ежики не твою ли шашку потащили?
Тут придется сделать отступление. Шашка у Ленки была не та, которыми играют, и не та, которой рубают на скаку, а дымовая. Давным-давно тетя Муза притащила ее с военных сборов, где получала звание лейтенанта запаса. Вся семья знала историю, как на маневрах она потеряла спички и не смогла поджечь фитиль шашки, чтобы устроить дымовую завесу. Из-за этого тети-Музин взвод условно уничтожили и отправили на отдых, пока остальные рыли окопы. С тех пор стоило тете взять сигарету, как со всех сторон ей услужливо протягивали спички и почему-то хихикали. А под конец сборов объяснили, что шашку вообще не надо поджигать. Воспламенитель у нее внутри. Достаточно дернуть за веревочку, которую тетя принимала за фитиль, и повалит дым.
Сколько Тонкий себя помнил, шашка лежала у тети за стеклом на книжной полке. Пока на нее не положила глаз Ленка.
Тонкий лишь догадывался, зачем сестре шашка, и догадки эти были мрачные. Судя по всему, здесь пахло местью десятикласснику Кольке, без которого Ленка дня не могла прожить еще зимой. Потом они смертельно поссорились. Колька отобрал у Ленки подаренный плеер, Ленка из вредности требовала назад какой-то давно потерянный значок и доводила по телефону новую Колькину подружку. В разгар ссоры она стала выпрашивать у тети Музы ее памятную шашку. «Закончишь год без троек, тогда подарю», – легкомысленно пообещала тетя, уверенная, что этого не будет никогда. Ленка – та еще лентяйка. До сих пор может написать «солнц» вместо «солнце», да еще и объяснить учительнице, что буква «ц» произносится как «це», стало быть, писать лишнее «е» необязательно.
Но когда женщина любит или мстит, она может свернуть горы. Пускай даже этой женщине еще нет четырнадцати лет (Джульетте, кстати, тоже не было). Короче, Ленка исправила пять верных трюнделей и получила-таки шашку. После этого она задумалась, стоит ли ей изводить так тяжело доставшийся боеприпас на презренного Кольку. Тонкого сестра не посвящала в свои планы. Но, судя по тому, с каким вниманием она стала смотреть передачи «Криминал» и «Петровка, 38», Ленка выбирала между срывом урока и ограблением банка. Шашку она взяла с собой на юг, не доверив такое сокровище деду с бабушкой.
Итак, тетя Муза, не повышая голоса, сказала:
– Лена, там ежики не твою ли шашку потащили?
В следующую секунду Тонкому показалось, что на их стоянку с ясного неба пикирует бомбардировщик с включенной сиреной. Он всегда знал, что по визгу сестре нет равных в школе, а то и в микрорайоне. Но тут Ленка превзошла себя. На первых же нотах Тонкий оглох, успев услышать, как задребезжало приоткрытое стекло в тетином «жигуленке». Остальное он смотрел без звука.
Ленка лежа подпрыгнула над землей и поползла в сторону предполагаемого бегства похитителей. И все это – внутри спального мешка. Без рук и без ног. Кажется, она подтягивалась зубами. Не увидев поблизости ни ежиков, ни шашки, она ринулась к палатке. По пути спальник с нее слез, как сброшенная змеиная шкурка, но Ленка этого даже не заметила. Продолжая двигаться ползком, она скрылась в палатке, и оттуда раздался визг погромче прежнего. Тонкий расслышал его даже с заложенными ушами. То был визг торжества, которым, наверное, пещерные женщины встречали первого суслика, добытого после месяца голодовки.
С драгоценной шашкой в руке Ленка появилась из палатки и села на траву. Вид у нее был одновременно счастливый и обиженный.
– Умоешься сама, вон канистра, – отчеканила тетя Муза, – кто не успел, тот опоздал. Давай в темпе, сейчас поедем в город.
Ленка на четвереньках доползла до машины, опрокинула канистру и умылась тем, что не успело впитаться в сухую крымскую землю.
– Все равно в город едем, – ответила она на молчаливый тетин упрек, – вот и водички захватим заодно.
«Иногда сестренка умеет отомстить за себя», – с завистью думал Тонкий, протирая слипающиеся глаза.
К костру подскочил верный крыс в жокейской кепке и начал требовать свою долю завтрака. Тонкий налил ему супу в крышку от канистры. «Вот возьму его с собой, – думал Тонкий, – напугаю Зою Карапе… Копера… Тьфу, блин, кого же я напугаю? Всю деревню. Чтобы отказались от моей помощи. Пускай тетя сама по деревьям лазает!» Тут он вспомнил, что собирался еще прополоть огород, чтобы арендовать подпол. А улика-то потеряна! В подпол нечего прятать. А огород прополоть все равно надо. Обещал же… Откуда столько бед на шею начинающего оперативника?!
Росинант встретил его еще в подсолнухах, когда Тонкий, ни о чем не подозревая, брел на каторгу, разгребая руками зонтики-переростки. Козел подкрался сзади и больно пнул Сашку под коленки.
– Доброе утро, – ответил ему Тонкий, поднимаясь и отряхиваясь. – Будешь драться, рога пообломаю, козел!
Росинант, не ожидавший такого оскорбления, присел на хвост, вопросительно мекнул, развернулся и поскакал прочь, от греха подальше. Понял, кто здесь человек, а кто так, истребитель огородов.
На каторге наблюдалось оживление. Тонкий вошел за ограду молча (забыл, как зовут бабульку) и услышал, что в саду смеются и звенят стаканами. «Должно быть, внук все-таки приехал», – догадался он и не ошибся. В тени алычовых деревьев обнаружился пластмассовый столик, а за столиком… интересно: кто из них – внук? Или, может, оба? Должно же хоть что-то связывать глуповатого бесшабашного Ежика и угрюмого мастера спорта Игоря? Ну да, они и сидели за столиком. Бабулька бегала вокруг, ополаскивая в ведре и нарезая огурцы-помидоры. Тонкий споткнулся о корень, чертыхнулся и обратил на себя внимание всех троих. Бабулька застыла с ножом, внучки – со стаканами. Потом у всех синхронно вырвался вздох и удивленное:
– Саша!
– Это мой помощник, да? – неуверенно сказала бабулька после паузы. – Вчера алычу собирал.