Вася Кочкин, человек лет двенадцати - Христолюбова Ирина Петровна. Страница 5

Му-у-у!

На следующий день командир отряда Аля Соломина торжественно сообщила Кочкину:

— На очередном сборе мы тебя будем принимать в пионеры. Оказываем доверие!

— Не… — сказал Вася.

— Не? — удивилась Аля.

— Не… Дайте мне сначала испытание, а потом принимайте, если выдержу.

— Какое испытание?

— Не знаю. Вот к моей прабабушке бандит с ножом приставал: «Снимай галстук!» Она не сняла. Это вот испытание!

— Мы же не бандиты, чтоб к тебе с ножом приставать!

— Подумаешь, не бандиты… Приставайте.

Аля даже задохнулась, так ее вывел из себя Кочкин.

— Мы тебе доверяем, а ты?

— Испытывайте, — понуро твердил свое Кочкин. — Без испытания не доверяйте.

Аля экстренно собрала совет отряда.

— Кочкин просит испытание!

— Какое еще испытание? — голосом уставшего человека спросил Дима Беляков. — Примем его в пионеры, и точка. Я готовлюсь к шахматному турниру, а вы мне покоя не даете: все Кочкин, Кочкин! Вот проиграю, так будете знать! У меня одна голова, а не две. — Дима погладил свою ценную голову.

— Давайте и Белякову дадим испытание, — весело предложила Татка. — Пробежать стометровку!

Все засмеялись, даже Аля и сам Дима улыбнулись.

Беляков был увальнем и еще ни разу не пробегал ни одну дистанцию: он их проходил. Над ним на физкультуре смеялись, и он не обижался, считая голову важнее ног. Он был довольно добродушным человеком, только уж очень ценил свой непревзойденный математический талант и такое на себя напускал!

Но речь не о Белякове. Совет отряда решал судьбу Кочкина.

Татка была за то, чтобы дать Кочкину испытание, раз он просит. Это же интересно! Члены совета отряда Оля Рыжова и Андрюша Никитин поддержали Татку: пусть испытывается, жалко, что ли?

Оля и Андрюша никогда ничего сами не предлагали, но всегда кого-нибудь поддерживали. И в зависимости от того, кого они поддержали, получалось большинство. Без Оли и Андрюши невозможно было решить ни один вопрос.

Вот и в этот раз Оля и Андрюша положили конец спорам.

Кочкина ждало испытание! Но какое? Опять загвоздка. Опыта по испытаниям не было.

— Сами, сами думайте! — сказала вожатая Тамара.

Ребята думали изо всех сил. Вася ждал решения.

Предлагали разное. Кому что в голову взбредет. Переплыть Каму осенью, сходить ночью на кладбище, съесть двадцать мороженых.

Отклоняли предложение за предложением. Кричали все разом. Учителя не понимали, в чем дело: образцовый 5 «Б» как с ума сошел.

Но наконец решение было принято. Встал Костя Гвоздиков и заявил:

— Пусть Кочкин три дня молчит!

— Подумаешь, испытание! — возразили поначалу.

— А попробуйте сами! — сказал Костя. — Знаете, какую надо волю иметь! Я однажды пробовал, на полдня хватило. А три дня — вжисть не промолчать!

— Промолчу! — заверил Кочкин.

— Не промолчишь! — закричали все.

— Не сойти мне с этого места, если произнесу хоть слово! С этой минуты молчу, как камень! — Кочкин сел.

— Ты, Кочкин, серьезно? — спросила Аля.

Вася в ответ промычал. Все засмеялись и тоже стали мычать.

Му-у-у! Му-у-у!

Можно было подумать, что в классе сидят одни коровы. Даже не слышали, как звонок прозвенел, и в класс вошла учительница истории Лидия Петровна.

Она тридцать лет проработала в школе, и ее трудно было чем-либо удивить. Что только не происходило за эти долгие — и в то же время такие быстрые! — годы. Может быть, кто-то, кому сейчас за сорок (и он занимает важный пост), тоже на ее уроках мычал.

Поэтому Лидия Петровна спокойно села за стол, открыла журнал и единственное, что спросила, приподняв очки:

— Соломина, и ты мычишь?

— Не мычу, — прошептала Аля. — Это случайно.

Отступление. Лидия Петровна

Лидия Петровна была маленькая, сухонькая. Всегда ходила в туфлях на низком каблуке и в черном платье с белым воротничком. Она помнила всех своих учеников и ни от кого не отказывалась. Даже от пьяницы Сидорова, который захаживал к ней излить душу и занять рубль. Сидоров был когда-то сероглазым мальчиком. Выпятив губы, он читал про походы Александра Македонского и воображал себя полководцем.

Были у Лидии Петровны и такие ученики, как председатель горисполкома Леонид Федорович Арбузов. Он приходил в школу и выступал перед учащимися. А если встречал Лидию Петровну на улице, то останавливал машину и предлагал подвезти до дома. Лидия Петровна все время забывала, что он начальник, и при встрече говорила:

— Леонид, что я слышала? Ты опять на собрании народ насмешил!

— На каком собрании, Лидия Петровна? У меня этих собраний-заседаний каждый день!

— Золотые горы наобещал и уже забыл! Узнаю Леню Арбузова!

— Да вы что, Лидия Петровна!

— Надеру я тебе как-нибудь уши!

— Да вы что, Лидия Петровна!

Лидия Петровна была человеком прямолинейным и без всяких дипломатических наклонностей. Белое она называла белым, черное — черным и негодовала, когда другие путали, где белое, где черное.

Кому-то с Лидией Петровной было легко, а кому-то нелегко.

— Петров, ты все рассказал правильно, только в голове у тебя ничего не осталось. Тройка! И не хныкай!

Петрову это не нравилось, а особенно его родителям. Они не раз жаловались на Лидию Петровну. Ну, чем Петров хуже Иванова?

— Ставлю тебе, Иванов, пятерку авансом! Знаниями ты не блещешь, но мыслишь! Аванс весь год будешь отрабатывать!

Иванову это нравилось.

Васю Кочкина Лидия Петровна отнесла к разряду «Ивановых», хотя Вася ничем не блеснул.

Их первый разговор происходил примерно так.

Шел урок. Лидия Петровна объясняла, какой ужас для Европы представляла инквизиция средних веков. При этом она хрипло кашляла и, шаркая, ходила меж рядов.

— Ну-ка, новенький наш, Кочкин Василий, скажи, что бы ты сделал, если бы жил в средние века и тебя за твои убеждения повели на костер? — спросила она, останавливаясь у парты Васи.

Вася встал, задумался.

Дима Беляков не выдержал:

— Тогда всех прогрессивных людей сжигали!

— Аза что Кочкина сжигать? — спросила Аля Соломина. — Разве он прогрессивный?

Сжигать Кочкина или не сжигать? С одной стороны, хочется быть прогрессивным, но с другой… Вася глядел в потолок. Настала минута прощания с жизнью. Костер уже пылает. «Прогрессивный ты или не прогрессивный? — спрашивают его, подкидывая в костер поленья. — Скажи «не прогрессивный» — отпустим и в придачу десять рублей дадим!»

— Я — прогрессивный! — объявил Вася.

Девчонки захихикали.

— Ты сначала в пионеры вступи! — сказала Аля.

Тут Лидия Петровна узнала, что Вася Кочкин не пионер. Кто-кто, но даже она удивилась.

— Почему же ты не пионер?

— У меня убеждения! — Вася честно и открыто посмотрел Лидии Петровне в глаза.

Лидия Петровна скрестила руки на груди, ожидая продолжения Васиной исповеди. Но Вася стал крутить на пиджаке пуговицу, пока не оторвал.

— На костер, на костер, — проворчала Лидия Петровна, протирая платочком очки.

Дима Беляков тут же позавидовал Васе, хотя и не понял, чему он завидует. Просто что-то в сердце укололо, как иголочкой: почему Кочкин, почему на костер? И вообще — почему? Почему? А что именно «почему?» — он и сам понять не мог. Дима облокотился на парту и даже уши зажал, чтоб сообразить, но ничего не соображалось.