Чертовски сексуален - Летт Кэти. Страница 49

Шелли оставалось лишь присоединиться к компании французских пенсионеров, которые играли в скрэббл, натужно припоминая английские слова. Из участников уже, что называется, песок сыпался. Что касается самой игры, то по степени своего занудства это «соревнование» могло бы потягаться разве что с албанским телевидением.

Шелли поклялась себе, что ни за какие коврижки не станет разговаривать со своим так называемым мужем. Вскоре она оказалась вовлечена в оживленную беседу с тренером по теннису на тему местных съедобных грибов.

Кит тем временем исчерпал все возможности общения с массажисткой, которая поведала ему, что ее канал психической связи с Рамтой, королевой-воительницей, жившей тридцать тысяч лет назад, заблокирован некой соперницей из Санта-Фэ.

Ближе к вечеру Шелли и Кит все-таки перекинулись парой слов.

– В таких ситуациях супруги обычно приходят на помощь друг другу, черпают друг в друге поддержку и силу. Как по-твоему, что же делать нам? – игриво спросил Кит.

– Ты бы не мог отсесть от меня? Боюсь, как бы другие не решили, что мы с тобой знакомы, – холодно ответила Шелли.

– Не говоря уже о том, что женаты, – добавил ей в тон Кит. – Есть хочешь? – Взяв с подноса, он протянул ей завернутый в целлофан бутерброд. – Знаешь, за что больше всего на свете я люблю тропические острова? – спросил он шутливым тоном. – За песок, соль и экзотических насекомых. Главное – все это можно сразу найти в одном сандвиче!

– Твое здоровье, Кинкейд, – ответила Шелли и сделала глоток теплой воды из пластиковой бутылки. – Если бы не ты, малярия, солнечные ожоги, укусы москитов, грибок на ногах и преждевременная смерть вряд ли показались бы райской мечтой.

– Я должен поговорить с управляющим. Хорошо бы вылететь на Мадагаскар, как только откроется аэропорт. А еще мне нужно найти Габи и получить у нее оставшиеся деньги. Главное – чтобы при этом никто ничего не пронюхал про Матти.

– Габи все еще снимает циклон, ненормальная баба. Но какая тебе разница, узнает она или нет? Ведь следующая часть ее программы – «Медовый месяц в аду» – выйдет не раньше следующего месяца.

– Телевизионщики – страшные люди. Они расставляют капканы с приманкой, куда заманивают бедное наивное зверье. Нет, этой братии доверия нет.

– Можно подумать, тебе есть доверие, – вставила шпильку Шелли. – И вообще, в отношении Габи ты ошибаешься, Кит. На самом деле она моя хорошая подруга.

– Подруга? Шелли, эти циничные журналисты считают, что подруги есть только у лесбиянок.

– Согласна, она зациклена на своей работе. С другой стороны, подумай сам, легко ли женщине пробиться наверх на телевидении, когда там вокруг засилье мужиков, особенно среди режиссеров.

– И поэтому она готова продавать снимки влагалищных мазков, лишь бы только обеспечить высокий рейтинг передачи. – Кит улыбнулся Матильде. Девочка то увлеченно расставляла на полу коллекцию Бини-бебиз, то вновь засовывала гремящих горохом зверушек в корабль куклы Барби. – В любом случае мне надо, чтобы кто-то за ней присмотрел, пока я буду разговаривать с менеджером. Когда же рядом нет взрослого, который бы взял на себя такую ответственность, мне ничего не остается, как просить об этом тебя.

– Ага, значит, я ответственная. В отличие от тебя. Я не брачная аферистка. И я в состоянии присмотреть за ребенком. Как, впрочем, и всякая женщина, – добавила Шелли многозначительно.

Как только Кит отошел, Матильда тотчас воспользовалась своим правом, прописанном в Пекинской конвенции о правах ребенка, согласно которой никто не может лишить его сладкого и уложить в постель раньше восьми часов вечера. Правда, Шелли предложила вместо сладкого овощной салат, как блюдо, полезное для здоровья, и удостоилась в ответ гримасы – такая непроизвольно возникает на лице, если случайно проглотить слизняка.

– У меня на овощи аллегрия.

– Аллергия?

– А я как сказала? И вообще, у моей ноги болит голова.

– И что же тебе дает твой папочка, когда у твоей ноги болит голова?

– Он дает мне таблетку из баночки. Вернее, полтаблетки. – Порывшись в рюкзачке с эмблемой «Бини-бебиз», Матильда извлекла упаковку детского панадола.

– Давай я открою. Здесь специальная крышечка, с замком от детей.

– А откуда лекарство знает, что я ребенок? – спросила Матти, вытаращив от любопытства глаза.

– Хороший вопрос, – улыбнулась Шелли. – Но может, тебе лучше принимать сироп?

– Калпол? – Матильда всем своим видом дала понять, что оскорблена в лучших чувствах. – Его дают только самым маленьким.

– Ну хорошо! – рассмеялась Шелли. – А ты уже большая.

Оставшееся время Матильда забрасывала ее всевозможными вопросами. – Что больше? Биллион, триллион, секстиллион или много-многоллион?

– Э-э-э…

– Почему у меня две руки, две ноги, две дырки в носу и только один рот?

– Э-э-э…

– Как зовут мужа божьей коровки? У королевы есть паспорт? Почему мошки, если они так любят свет, не вылетают днем?

– Э-э-э…

Не прошло и получаса, как Шелли окончательно сдалась.

– Понятия не имею. Честное слово, я не знаю, зачем понадобилось древним египтянам заворачивать своих мертвых в ткань, хотя тем было от этого уже ни жарко ни холодно. Я не знаю, зачем Адаму понадобился пуп, когда Господь только-только сотворил его. Я не знаю, каким образом кошка может вылизать себя насухо. Я не знаю, почему половицы скрипят только в темноте. Спроси своего папочку, может, он знает. Или давай вместе сходим и спросим. Что ты на это скажешь?

Наконец им удалось отыскать глазами Кита – тот с серьезным видом что-то обсуждал с управляющим. Матильда налепила Шелли на руку стикер с яркой картинкой.

– Это тебе за то, что ты умеешь быть мамой. – Шелли вырвала у нее руку.

– Я? Что ты! Какая из меня мама? – запаниковала она. – Послушай, Кинкейд, может, стоит вернуть ребенка производителю с просьбой, чтобы его заменили. Этот явно бракованный.

– Она это только потому говорит, Матти, – отреагировал Кит, – что она сейчас меня разлюбила.

– Извини, Матти, я никак не могу разлюбить твоего папочку – хотя бы потому, что я в него и не влюблялась.

Словно почувствовав, что ей нужна помощь, Доминик оставил свой водно-вокальный ансамбль и, схватив Шелли за руку, с видом голодного каннибала несколько раз смачно чмокнул ее в руку, а затем и в губы.

– Кажется, твой дружок решил, что он ведущий какого-то дурацкого ток-шоу, – язвительно прокомментировал Кит.

– Доминик всегда целует дам при встрече. Надо отдать французам должное – умеют ухаживать, – не менее язвительно возразила Шелли.

– Это был не поцелуй, а искусственное дыхание изо рта в рот.

– Он дипломированный спасатель. Привык.

– Он дипломированный бабник, снимающий в барах одиноких безмозглых дурочек. Представляю, как гордилась бы тобой твоя мать.

– Кстати, чтобы ты знал, Доминик работает здесь лишь потому, что пока еще не сделал себе имя как актер.

Кит сначала хохотнул, затем простонал.

– Нуда, мир не переживет, если не откроет его таланта.

– Ты, ma cherie, слишком чувствительна для этого проходимца. Вернее, слишком чувственна. Тебе нужен мужчина, который бы позволил тебе сиять. Ты слишком яркая, чтобы оставаться в тени.

Массовик-затейник с художественным беспорядком на голове вместо прически проложил путь к шее Шелли – на сей раз его поцелуи были легки и воздушны.

– Нет, ты посмотри, как он мил, – проворковала Шелли.

– Ну конечно, он готов ходить перед тобой на задних лапках. Кончай, Шелли, хватит придуриваться. Этот слизняк лишь потому липнет к тебе, что надеется попасть на телеэкран в дурацком сериале Габи. А если ты ни черта не соображаешь, значит, твоя мамаша всю беременность проходила под градусом.

– Нет, это потому, что я сдала свои лобные доли в качестве залога на временное хранение, когда вышла замуж за тебя. Навстречу выскочил Тягач, а за ним Молчун Майк.

– Тьфу ты! – рявкнул оператор, сбрасывая с себя набрякшую от дождя одежду. – Ну и погодка, черт побери! Такое впечатление, что ни меня поссал целый полк.