Смертельная мечта - Бова Бен. Страница 70

Дэн снял трубку и произнес: «Орландо, „Парареальность“, Манкриф», – и рассмеялся, вспомнив, что на базе «Райт-Паттерсон» еще нет телефонов с определителем голоса.

Дэн набрал номер и тут же услышал безжизненный голос компьютера: «Парареальность».

– Говорит Дэн Санторини, – произнес Дэн. – Соедините с Кайлом Манкрифом.

Компьютер переключил его на телефон Кайла.

– Дэн? Ты? – послышался голос Манкрифа. – Что там стряслось?

Дэн, не вдаваясь в детали, объяснил причину своего отъезда, то есть повторил все то, что Кайл узнал от Сьюзен.

– Все это может иметь прямое отношение к тому, чем мы занимаемся, – заключил он.

Некоторое время Манкриф молчал.

– Ерунда собачья, Дэн. Ты меня обманываешь.

– Ерунда это или нет, Кайл, я пока не знаю, но проверить нужно, и крайне тщательно.

– Стало быть, пока ты перед своими военно-воздушными дружками будешь разыгрывать из себя Шерлока Холмса, мы должны сидеть? – спросил Кайл.

– А ты хочешь, чтобы посетители «КиберМира» падали замертво?

Послышалось недовольное ворчание.

– Работы у меня будет немного, – продолжил Дэн. – Посмотрю, нет ли в программах инородных вкраплений, и все.

– И сколько времени тебе потребуется на это?

– Не знаю. Возможно, несколько дней. Максимум неделя.

– Неделя? – взвился Манкриф.

– Знаешь, Кайл, я могу ничего больше не говорить тебе, ведь твоя линия может прослушиваться. Кстати, вся информация по этому делу секретна.

– Это я уже понял.

– Надеюсь. Только сразу хочу предупредить, что если фэбээровцам покажется, что ты ненадежен, они станут тебя проверять.

Кайл молчал долго, подозрительно долго.

– Не волнуйся, я никому ничего не скажу, – хрипло произнес он. – Ни единого слова. Только давай побыстрее возвращайся. Ты здесь очень нужен и сам знаешь почему.

– Знаешь, Кайл, я хочу уехать отсюда больше вас всех, вместе взятых.

Но в душе Дэн чувствовал совсем другое. Он понимал, что дом его находится именно здесь, в этом кабинете, в этой лаборатории, а не в Пайн-Лейк-Гарденс или в здании «Парареальности».

24

– Они заявляют, что мы слабы, – продолжал говорить Патрик Генри, [3] и лицо его горело от возмущения. – Они уверяют нас, что мы не способны справиться с такой грандиозной задачей. Но я хочу спросить вас, господа, когда мы станем сильнее? На будущей неделе или в будущем году? Может быть, это произойдет, когда мы полностью разоружимся, а в каждом доме будут стоять английские солдаты?

Анжела никогда не видела, чтобы какой-нибудь человек так волновался и говорил так страстно. Все слушали его как зачарованные, застыв на скамейках. Патрик Генри был невысок, ниже, чем ее папа. «Какая на нем смешная одежда, – подумала Анжела. – Брюки только до колен, зато пиджак такой длинный. На голове – парик с буклями. А сам – рыжий-рыжий». Но остальные мужчины были одеты точно так же.

Помещение, в котором очутилась Анжела, очень напоминало церковь, только в высоких узких окнах были не витражи, а белое стекло. Анжела вспомнила, что она находится в прошлом – в Вирджинии, 23 марта 1775 года.

– Звон наших цепей слышен даже в Бостоне, – горячо продолжал оратор. – Мы – рабы, и потому война неизбежна. Так пусть же она разразится, господа! Я повторяю – пусть она разразится.

Анжела огляделась. Повсюду сидели мужчины с серьезными лицами, в сильно напудренных париках и шелковых сюртуках, расшитых золотом. Женщин среди присутствующих тоже было очень много, но сидели они в основном недалеко от Анжелы, вверху, на балконах. Среди присутствующих Анжела узнала своих одноклассников. Миссис О'Коннел предупреждала, что это – специальный урок, рассчитанный на шестерых, и все они смогут увидеть и себя, и других.

Сначала Анжела хотела махнуть рукой Джонни Ландсфорду и Мэри Маки, своим лучшим друзьям в классе, или толкнуть сидевшую неподалеку Сонни Соския, но потом передумала и решила сидеть спокойно и слушать пламенную речь.

Анжела ожидала, что Патрик Генри будет похож на дядю Кайла, которого она уже привыкла видеть во всех своих уроках и играх. Она предположила, что в течение речи лицо Патрика хотя бы ненадолго превратится в лицо дяди Кайла и он подмигнет или улыбнется Анжеле, в общем как-то даст знать, что он видит ее и рад ей.

Но Патрик Генри, похоже, менять внешность не собирался. Оставаясь самим собой, он все продолжал будоражить аудиторию своими речами о независимости. «Наверное, он говорит что-то очень важное, – подумала Анжела, – поэтому дядя Кайл и не хочет ему мешать. Может быть, дядя Кайл как раз хочет, чтобы я не отвлекалась, а внимательно слушала этого Генри?» Анжела начала вслушиваться.

– Неужто вам настолько дорога жизнь и мир, что вы готовы купить их ценой рабства? Вам не надоели цепи? Боже всемилостивый! – вскричал с трибуны Генри. – Прости меня, но я не желаю жить в цепях. Лучше дай мне смерть! Или свободу!

Слушателям передался восторг Патрика Генри. В помещении сделалось тихо, казалось, что все боятся даже пошевелиться. Великий оратор застыл с поднятыми к небу руками, лицо его светилось радостью и благоговением. Выдержав паузу, Патрик Генри медленно опустил руки на трибуну и посмотрел в зал. Аудитория взревела, слушатели повскакали со своих мест, засвистели и захлопали в ладоши. Пол закачался от топота. Анжела тоже вскочила и начала протискиваться вперед, ей хотелось посмотреть на того старика, кто, как ей казалось, вел это собрание. Она увидела его, старик стучал молотком по столу и кричал: «Леди и джентльмены, я призываю вас соблюдать порядок!»

Шум стал стихать, а вскоре и вся картинка перед глазами Анжелы исчезла. Однако, прежде чем Анжела поняла, что находится в темной кабинке в классе, она увидела себя у деревянного дома старинной постройки. Стояло теплое весеннее утро.

– Девятнадцатое апреля тысяча семьсот семьдесят пятого года, – объявил бесполый голос. – Это Лексингтон, штат Массачусетс. Идет собрание местной милиции, так называемых минитменов.

Недалеко от того места, где находилась Анжела, у грязной улицы собралось человек тридцать мужчин. Одеты они были не так вычурно, как те, которых Анжела только что видела. Не было на них ни коротеньких, до колен, штанишек, ни расшитых сюртуков, зато на плече у каждого Анжела увидела длинноствольное ружье, а у одного из присутствующих на боку болталась шпага.

Анжела начала с интересом разглядывать стоящие вдоль улицы дома и в некоторых окнах снова увидела своих одноклассников. Вообще эта программа понравилась Анжеле, она напоминала игру, в которой в мешанине линий нужно было найти лицо. Вот Анжела увидела довольную физиономию Дэвида, спрятавшегося в кустах. «А вон Луиза, – прошептала Анжела. – За домом стоит, ухмыляется».

Минитмены выстроились в шеренги по обеим сторонам пыльной дороги, ведущей в поселок. Затем раздалась отрывистая команда, затрещал барабан, и милиционеры пошли вперед. Анжела услышала приближающийся топот сапог. Минитмены шли мимо Анжелы, и она хорошо видела их лица. Многие шутили и смеялись, но большинство шли молча, угрюмо осматривая дорогу под ногами и расстилающуюся впереди равнину.

– Держи шаг! – крикнул командир, шагающий впереди колонны. – Первыми огонь не открывать. Попробуем договориться миром. Ну а если они хотят повоевать, тогда покажем, на что мы способны. Если суждено быть войне, то начнется она здесь.

Затем Анжела увидела английских солдат, одетых в ярко-красные камзолы и белые брюки. Ровными рядами, держа наперевес ружья с длинными сверкающими на солнце штыками, они шли на минитменов. Впереди англичан на холеной, лоснящейся, прекрасной коричневой лошади скакал офицер. Издали шеренги солдат показались Анжеле многоногой живой машиной. Остановившись всего в нескольких десятках метров от минитменов, британский офицер развернул лошадь и скомандовал: «Рота! Стой!»

Затем он пришпорил лошадь и подскакал к американцам. Над поляной повисла такая тишина, что Анжела даже слышала стук подков скачущей лошади.