Два с половиной сыщика - Сотников Владимир Михайлович. Страница 38

– Обязательно, Иван Кириллович, обязательно. Но в темноте только воры достают тайники, да? И у нас нет необходимых инструментов. – Он развел руками. – Молоток не подходит. Пусть мы придем завтра, да? У меня сегодня будет самый счастливый вечер. Много, много мыслей и памяти. Я прошу вас разделить со мной радость.

Пашка с Саней изумленно переглянулись. Ничего себе выдержка! Да они бы сейчас голыми руками достали клад, пусть Пауль только место укажет!

Но торопить взрослых они не решились. А Пашка вообще был счастлив, что не пришлось рассказывать про ночное посещение директорского кабинета. Пусть это все-таки останется тайным, а не явным. Хоть раз нарушится неприятное правило!

Когда они уже отошли от церкви, Пауль вернулся к двери и минуту постоял перед нею, почему-то глядя себе под ноги.

Стемнело, воздух наполнился вечерней прохладой. Но после жаркого дня это было даже приятно. Настя принесла из дома свечу. Ровный язычок ее пламени не шевелился, хотя стол стоял в саду, прямо под яблоней.

Затаив дыхание, Саня с Пашкой слушали рассказ Пауля. Их чай давно остыл, но ребята не обращали внимания на такую ерунду. Они даже про Настино клубничное варенье забыли.

– Мама рассказывала, что для моей бабушки Лидии разлука с мужем была очень большая трагедия, – сказал Пауль. – Мама говорила, что Лидия умерла не от болезни – как это, чахотка? – а от тоски. Она обвиняла себя в том, что уехала с дочерью за границу без своего мужа. Но ведь Андрей должен был приехать к своей семье ровно через месяц! Он имел срочную работу, расписывал стены в школе. Это было очень важно для него – закончить работу. Кто мог предполагать, что граница закроется, к тому же так скоро? – Пауль печально улыбнулся. – Я думаю, вашим мальчикам уже невозможно это понять.

Конечно, Саня не очень понимал, как такое может быть. Нельзя поехать за границу? Ну ладно, когда денег не хватает. Но что значит – вообще нельзя? Даже если там живет дочка? Саня представил: вот он, например, оказался с папой за границей, а маме не разрешают к ним приехать. Да это же просто невозможно!

– Верно, – кивнул Иван Кириллович. – Да они уж и того не знают, что лет пятнадцать назад жвачку на каждом углу не продавали.

– Больно мне нужна жвачка! – обиделся Пашка.

– Бабушка Лидия хотела вернуться к своему мужу в Россию, – продолжал Пауль, – но и это было ей запрещено. Она умерла в Париже. Моя мама работала продавщицей, потом официанткой, потом гувернанткой, потом путцфрау – как это? – уборщица, да. Она хотела работать шофером такси, но такие должности принадлежали в Париже только мужчинам. Русским эмигрантам.

– Это та самая девочка Сашенька? – спросил Пашка. – Про которую в письме?

– Да, – кивнул Пауль. – Александра Белоярцева, моя мама. Перед войной она вышла замуж за Франка Гербеля и уехала с ним в Швейцарию. Я родился гораздо позже. Мама откуда-то знала, что ее отец Андрей был выслан в город Караваево. Но что с ним стало потом, ей было неизвестно.

– Здесь тоже никто не знает, – грустно сказал Саня. – Даже Викентий Викентьевич.

– Почему же никто? – спокойно ответил отец. – Я знаю, и Паулю уже рассказал. Андрей Владимирович на фронт ушел. Удивительно только, как ссыльному это удалось.

– О, мой опа – дедушка – был, конечно, очень мягкий и добрый человек, – улыбнулся Пауль. – Но когда надо, он мог быть твердый, как… Как алмаз, да? Мама это помнила, хотя последний раз видела его, когда была еще маленькая девочка. Я и раньше знал, что Андрей уходил на войну. Я узнал через Международный Красный Крест. Он погиб во время боев за Прагу, похоронен в братской могиле… Но об этом моя мама уже не узнала. Она умерла совсем рано, в пятьдесят пять лет. – Вдруг, взглянув на Пашку с Саней, Пауль улыбнулся и сказал: – А я приехал в Караваево просто так. Я хотел что-то узнать про Андрея Белоярцева, но совсем не про его клад. Его картины на стенах вашего дома, его письма – моя огромная драгоценность.

– Ясное дело, – вздохнул Пашка. – Хорошо, что хоть письма нашлись.

– Настя тоже говорила, что можно найти совсем не то, что ищешь, – подхватил Саня.

В ответ на их слова Пауль громко рассмеялся и сказал:

– Да, хорошо, что они нашлись. И все-таки мы пойдем завтра утром в церковь и найдем тайник моего деда.

– Как же мы его найдем?! – в один голос воскликнули ребята.

Пауль загадочно улыбнулся.

– Утро вечера мудренее, – ответил он. – Есть такая пословица, да?

Кряканье было таким громким, что Саня поперхнулся чаем.

– Ты что, Пашка, в капкан попал? Всех собак в «Известиях» перепугаешь! – воскликнул он, выскочив на крыльцо.

Стоя на тропинке, Пашка не терял времени даром. Он держал перед собою ломик и сгибал-разгибал руки, подкачивая бицепсы.

– Сорок пять, сорок шесть… Я думал, Чибис, ты меня до тысячи заставишь досчитать. Шварценеггером стал бы.

– Ты один?

– Отец с Паулем прямо к церкви подъедут. Мы же обещали Анку с собой взять, не забыл? – напомнил Пашка.

Странно было слышать от него такую заботу о девчонке!

– Не волнуйся, – успокоил Саня, – она твое кряканье за километр услышит.

Саня оказался прав. Пока он вытаскивал из чуланчика лопату, Анка появилась рядом с Пашкой. Конечно, вместе со своим Пушкиным.

– О, и волкодав с тобой! Небось добычу почуял. Точнее, свою долю.

Пашка взъерошил мягкую кошачью шерстку.

Несмотря на то, что на небе вовсю сияло солнце и день обещал быть жарким, Анка была обута в резиновые сапоги.

– Ты что, по болоту собралась шастать? – поинтересовался Пашка.

– Защита от твоих ужиков, – показала язык Анка.

– Ладно, пошли. Жалко все-таки, заканчиваются наши приключения, – грустно улыбнулся Пашка. – И кряканье мое пригодилось только чтобы Чибиса будить. И ему свистеть почти не пришлось. Ни одной серьезной опасности не было!

– А почему у тебя ухо свисает? Как у Бармалея, – напомнил Саня. – Мало тебе опасностей?

Пашка замолчал и на всякий случай рукой прижал ухо к рыжей голове.

– А почему ты говоришь, что заканчиваются приключения? – удивилась Анка. – Вы что, нашли вчера клад?