Двести веков сомнений - Бояндин Константин Юрьевич Sagari. Страница 36

— З-зачем?

— Подать сигнал о помощи. Никому ни слова о том, кто дал вам это. Я найду вас, в ближайшем будущем. Завтра утром или сегодня вечером. Старайтесь находиться в людных местах. Не смотрите в зеркала, в воду, в подобные поверхности. Вам понятно?

Судя по виду нотариуса, Клеммен только что отменил объявленный кем-то смертный приговор.

— Понятно, — он осторожно взял шарик, словно опасаясь, что тот укусит.

— Возвращайтесь домой, — Клеммен встал. — Далее я не могу действовать сам. Я подчиняюсь инструкциям. До встречи!

— Рад был познакомиться, — Минше поднялся на ноги, возвращаясь к облику хорошо известного и уважаемого человека. — Большое спасибо за помощь. — И удалился.

Теперь придётся сообщить обо всём Д. и как-то объяснить, зачем потребовалось интересоваться судьбой Оазиса. Ну да ладно. Что-нибудь придумаем. Клеммен нажал на камушек на брелке — никакой реакции. Ещё раз — три слабых сигнала. «Занят, вызовите позже». Вот так всегда.

Сообщать вышестоящему начальству — навлекать неприятности на свою голову, на голову Д. и Кинисс. Вызвать её? Тоже не отвечает. «Вне зоны досягаемости». Ещё лучше!

Впрочем, если бы таинственный «советчик» Минше что-то заподозрил, вряд ли нотариус смог бы отыскать Клеммена здесь, да ещё и рассказать всю историю. Одно ясно: не раньше завтрашнего утра надо прибыть в Веннелер, вместе с Д.. Порядок прежде всего. Буду вызывать Д. и Кинисс каждые четверть часа.

Чем заняться?

В библиотеку теперь идти не горит. Погулять по окрестностям, да и возвращаться пора. Начать с во-он той аллеи. Прекрасный вид на парк — или заповедник? Когда-то там были пустоши, руины прежних поселений. Руины местами остались. Очень живописные руины.

Венллен, Лето 48, 435 Д., вечер

Д. так и не появился. Кинисс не отозвалась. Если завтра утром связь с ними не восстановится, придётся сообщать вышестоящему начальству. Заварилась каша… И куда это Д. делся? Интересно, сможет ли вызов вытащить из эльхарта ? Клеммен хихикнул, представив себе эту картину. Нет, вряд ли. В конторе пусто, запертые комнаты, запертые столы.

Возле самого порога дома на Клеммена налетел пошатывающийся субъект, от которого за сто шагов разило дешёвым вином. Его мутные глаза довольно долго пытались понять, с чем произошло столкновение, и выражение лица стало угрожающим.

— Ш-шатаются здесь, — он громко икнул. — Пройти не дают. Ой! — он увидел значок ненгора и вмиг протрезвел. — П-прошу прощения, уважаемый, п-прошу прощения! Ни за что бы не… не… — он вновь икнул и Клеммен поморщился. Ну и дела! Сюрпризы, один другого чище.

— Ладно, забудем, — он отодвинул верзилу от себя. — Всё в порядке. Прощайте.

— П-прощайте! — обрадовано воскликнул неизвестный и поплёлся дальше, продолжая что-то бормотать и натыкаться на редких прохожих. Давненько я пьяных прямо на улице не видел! Да ещё в Венллене…

С замком пришлось возиться несколько секунд.

— Заело? — участливый голос из-за спины. Клер Инвор, сосед, художник, кажется. — Помочь?

Странное покалывание внутри головы. Переутомился я сегодня.

— Нет, Клер, спасибо, — Клеммен оглянулся, помахал соседу рукой, и тот, улыбаясь… исчез.

Клеммен замер, как вкопанный. Челюсть его отвисла.

— Клер? — прошептал он, поражённый.

Нет Клера. Только что стоял у двери собственного дома, с вывеской-рекламой своей студии. Вот она, вывеска — «Портреты, неотличимые от оригинала»… И где же…

Дом исчез.

Был — и не стало. Ни дома, ни вывески. Ровная брусчатка на том месте, где только что был дом. Прохожие идут, не оборачиваясь, не удивляясь… как будто всё в порядке. О боги, что случилось?!

Повернулся ко входной двери. Тупо посмотрел на неё. «Входная дверь». Что случилось с замком?

Замок исчез.

И дверь исчезла.

Открылся проход внутрь. Клеммен, пошатываясь, вошёл, по привычке ища за спиной ручку, чтобы закрыть дверь за собой. Уши сдавливала тишина, стук сердца становился громким, словно барабанный бой. Это не с окружающим миром происходит, подумал Клеммен, тяжело дыша. Это со мной. Что такое? Отчего всё это?

…Клер смотрел, разинув рот, как побледневший Клеммен шатающейся походкой тяжело больного протиснулся в дверной проём. Что с парнем? Приболел? Переутомился? Второе вероятнее, такая нервная работа…

Клеммен налетел в полутьме на тумбочку, зашипел от боли. Проклятая тумбочка.

Тумбочка исчезла.

Понимание неожиданно ослепило Клеммена — он не помнил, на что только что налетел, не помнил даже, как оно называлось: немедленно забыл это , забыл навсегда, надёжно и бесповоротно. О небеса, только не это!

Тьма сгущается. Подумай, вспомни, Клеммен, хохочет она. Вспомни всё подряд. Подсказать? Вспомни о родном городе, о родителях, о…

— Нет, — простонал Клеммен, подтягиваясь, чтобы не сломать шею — лестница исчезла, стоило поскользнуться на ней. Входная дверь в кабинет испарилась. Отчего так всё болит? Словно не по пустому пространству движется, а натыкается на невидимые препятствия.

Мгла, непроницаемая мгла. Не останавливайся. Не думай. Действуй инстинктивно. Тебе нужна помощь… помощь… пальцы наткнулись на выступ, нажали. Стало светлее. Светильник… нет, не думать о нём! Вон, стоит табурет… точнее, стоял… что стояло? Неважно. Взгляд Клеммена шарил по полкам, опустошая их, после чего он плюхнулся в кресло перед столом и нетвёрдой рукой нащупал что-то твёрдое, прямоугольное, только что взятое с полки.

Открыл, не глядя. Уставился на текст. Буквы чёткие, заострённые. режущие глаз. Отлично. Надо не позволять себе думать ни о чём. А для этого…

«Целью настоящего исследования является изучение связи между развитием языков с одной стороны, и развитием человеческих обществ — с другой…», — прочёл Клеммен вслух; голос отразился от стен, вернувшись насмешливым эхом. Окружающий мир сжался до стола, светильника, кресла и текста, что бежал перед взглядом чёрными блестящими дорожками. Хрупкий, непрочный мирок. Только бы не рухнул, только бы не рухнул. «…рассмотрим на примере рукописей, найденных…»

Время остановило свой бег.

— …ищем тебя, ищем…

Тяжёлая, словно налитая свинцом, голова.

— Клеммен?

— А? — юноша поднял голову со стола; он заснул, держа в руках книгу. Перед ним стоял Д., вид у начальника был ошалелый. Тут на Клеммена накатила горячая волна ужаса. Он подумал о Д.! Сейчас Д. исчезнет, испарится навсегда…

Но Д. и не думал испаряться.

— Что с тобой? — поинтересовался Д. — Выглядишь так, словно тебя час избивали. Великое небо! — он взял со стола книгу, лицо его посерело. — Когда это случилось?

— Не знаю, — Клеммен ощутил, что зверски голоден. — Вечером. Я шёл домой… и… оно… начало исчезать… — он закрыл лицо руками. — Не могу вспомнить… ничего.

— Да, — произнёс в конце концов Д. — Тебе невероятно повезло, мой мальчик. Как ты догадался? Отчего взял именно эту книгу? — помахал в воздухе «Трактатом о развитии языка»

— Вы говорили, что это одна из тех книг, которую можно прочесть и с чистой совестью забыть всё, что там говорилось.

Д. скрутил смех. Он хохотал так, что слёзы полились из глаз, а сам он вынужден был усесться на пол. Клеммен почувствовал себя значительно лучше. Прошёл изнуряющий, лишающий сил ужас. Голод, правда, не прошёл. Только усилился.

— Идём, — Д. поднялся сам и помог подняться Клеммену. — Тебе нужна срочная помощь, медлить нельзя. Так… нет. Закрой-ка глаза. Нет, давай я их тебе завяжу.

— Зачем?

— Долго объяснять. Давай же, быстро! — вдруг повысил он голос. — Времени очень мало.

Пришлось подчиниться.

Странно было шагать по чему-то неровному и не помнить, что бы это такое могло быть. Очень странно. Описать словами — и вовсе невозможно.

Венллен, Лето 50, 435 Д., ночь

— Сиди спокойно, — голос принадлежал Кинисс. Глаза Клеммена всё ещё были завязаны. В голове была блаженная пустота; память необратимо не пострадала, и самое главное, кажется, было в ней на месте. События последних нескольких лет — точно.