Толстый – повелитель огня - Некрасова Мария Евгеньевна. Страница 32
– Ты что?!
Солдат махнул рукой, но Тонкий решил не отступать. Он фамильярно поймал Васнецова за подбородок и развернул к себе, делая вид, что только сейчас заметил, какая у него помятая физиономия.
– Ты дрался, Толян? – деланно изумился Тонкий. – С кем-то из этих, да? На снимке?
А что, а ничего. Может подросток показать чудеса дедукции?! Глядишь, не выдержит Васнецов и скажет хоть кусочек правды…
Солдат осторожно высвободил лицо и с двойным усердием принялся рвать фотки.
– Не друг он мне больше, Сань! Пойдешь в армию – поймешь.
Пачка разноцветных обрывков полетела в мусорную корзину. Один долго кружился и сел, наконец, у ног. Васнецов аккуратно его подобрал и бросил к остальным.
– Что так? – сочувственно спросил Тонкий, провожая взглядом бывшие фотки.
– Так, – Васнецов поморщился, словно мазал йодом царапину и йод щипался.
Тонкий и не ожидал, что он так просто выложит ему всю правду. И все же…
– Девушку он у меня увел, – неожиданно выдал Васнецов.
Сашка, конечно, не надеялся, что ему прямо так сразу и вывалят всю подноготную. Но так бесстыже врать…
Хотя, может, и не врет. То, что мифическая девушка не упоминалась в разговоре, вовсе не значит, что ее не было. Просто мухи отдельно, котлеты отдельно. В смысле, разговор был на одну тему, а фотки Васнецов рвет совсем по другому поводу…
– Он «дедом» был, когда я только в армию пришел, – неожиданно разговорился Васнецов. – И нормальным таким «дедом», справедливым. Защищал меня… однажды. Не однажды. Мы вроде как подружились. Болтали по вечерам, что у кого на гражданке, кто кого ждет… Я и проговорился. Фотку показал. Он обещал: как на дембель пойдет, передавать ей от меня приветы, и все такое.
– И передал, – цинично закончил Тонкий.
Не похоже, чтобы Васнецов обманывал. О таких вещах не врут.
– Ага. Приходил сейчас рассказывать, как у них все хорошо… Я и не сдержался, – он потер скулу, где уже наливалась свеженькая гематома.
Тонкого аж передернуло от таких новостей. Он-то слышал, о чем говорили эти двое! Прекрасно слышал. Несчастный обманутый Васнецов тут же превратился в коварного вруна Васнецова.
Есть парню что скрывать. И есть зачем рвать фотки. Похоже, те трое, которых он подставил, на этой фотке и были. И были они подозрительно между собой знакомы… Тонкий дорого бы дал, чтобы повертеть снимки в руках.
– Не расстраивайся, – механически ответил Сашка. – Только холодное к лицу приложи, а то увидит начальство. У вас, наверное, с этим строго.
Васнецов старательно хлюпнул носом:
– Где я возьму холодное-то! Я на дежурстве.
Тонкий возликовал. Вот и молодец, Васнецов, вот и напросился! Сейчас мы…
– Я мигом! – бросил Тонкий, уже убегая, чтобы солдат не мог его остановить.
Он хлопнул дверью будки, чуть не свалился, на миг застряв в железной вертушке, и побежал в пекарню.
Нехорошо врать, Васнецов, очень нехорошо! Конечно, ты не обязан докладывать начинающему оперативнику Александру Уткину о своих делах. Но если человек не хочет говорить, он так и скажет: «Не твое собачье дело», или: «Да так, неважно». И его поймут и лишних вопросов не зададут. Но если человек боится говорить, он начинает врать. Бесстыже, правдоподобно и жалостливо, чтобы ни у кого не возникло сомнений!
Вряд ли Васнецов пойдет вытряхивать свою мусорную корзину в ближайшие полчаса. Сам говорил: «Я на дежурстве, как пришитый». Вот и хорошо, вот и ладно. Пусть Толяша дежурит, а Тонкий с удовольствием покопается в мусорном ведре и достанет оттуда фотки. Рвал их Васнецов не слишком-то мелко, кое-что удастся склеить. Во всяком случае, лица будут узнаваемы. По крайней мере, одно…
Вот уже и пекарня. Тонкий напустил на себя такой испуганный вид, какой только смог, и еще у ворот завопил:
– Бабушка! Бабушка!
На крик выскочил Витек, перемазанный сажей, со шпателем в руке. На роль напарника для оперативно-розыскных мероприятий он подходил, конечно, лучше, но не в этот раз.
– Дома твоя бабушка, чаи гоняет. Что стряслось-то?
Если сказать правду, Витек не поймет. Скажет: «Нечего позорить парня бабушкой с йодом и пирожками». И будет, вообще-то, прав…
– Ленка звонила, просила кое-что передать, – соврал Тонкий, издали показывая давно разряженный мобильник. Витьку этого хватило: он кивнул и скрылся на складе, умница.
Тонкий влетел в дом и увидел дивную картину: бабушка с тетей Леной действительно гоняли чаи.
– Ба, у нас есть йод и что-нибудь холодное? – осторожно начал Тонкий.
Главное, чтобы бабушка сама вызвалась пойти с ним. Если начнешь уговаривать – ни за что не пойдет.
– Что случилось?
– Поранился? – Они с тетей Леной синхронно вскочили с мест и принялись вертеть Тонкого, разглядывая его со всех сторон.
– Не со мной! Васнецова избили.
– Васнецова?!
– Кто? Как?
Бабушка принялась шарить в своей дорожной сумке. Как все бабушки, она всегда носила с собой кучу лекарств. Тетя Лена полезла в шкаф, тоже, скорее всего, за аптечкой.
– На КПП, он там сегодня дежурит. К нему пришел приятель с гражданки и побил.
– Надо же!..
– А он даже отойти, чтобы умыться, не может, дежурит ведь!
Тонкий осекся, боясь, не переборщил ли он насчет «Отойти не может». Дежурный на КПП – тоже человек, и не может быть, чтобы этому человеку не предоставлялись элементарные удобства. Не, ну туалет-то рядом должен быть, в самом деле?! Но бабушки синхронно проглотили лажу и засобирались на помощь пострадавшему.
– Йод нашла, вот еще есть свинцовая примочка, перекись.
– Пирожки возьмите, – подсказал Тонкий.
– Да, сейчас…
Честно говоря, одной бабушки в будке КПП Сашке хватит за глаза, чтобы нейтрализовать Васнецова и при этом оставить в будке место для себя, копающегося в мусорной корзине. Когда бабушки засобирались вдвоем, он уже испугался, что все они просто не влезут в маленькую будку. Но тетя Лена неожиданно проявила сознательность:
– Там тесно небось. Ругать его будут за большую компанию… Идите лучше вдвоем.
– Хорошо! – бросил Тонкий, уволакивая бабушку за руку.
Он боялся, что при таком раскладе и ему самому запретят идти к Васнецову.
– Не беги ты так! – бабушка выдернула руку и прибавила скорости.
Глава XXI
Сгоревший хлястик
Васнецов сидел над журналом, ковырял в разбитом носу и производил впечатление полной безмятежности. Если бы не свеженький синяк на скуле и не распухший нос, Тонкий бы сам не поверил, что парня били всего лишь полчаса тому назад.
– К кому? – вяло спросил солдат, не поднимая головы.
– К тебе, Толик! – Бабушка открыла дверь и бесцеремонно ворвалась в будку.
Тонкий проскользнул у нее под рукой, нырнул вглубь, поближе к мусорной корзине. Верный крыс на плече стоял на задних лапах, готовый выполнять боевую задачу.
Васнецов ошарашенно уставился на бабушку: похоже, ее-то он ожидал увидеть меньше всего.
– Валентина Ивановна?!
– Ничего не говори, я все знаю! Надо же, гады какие! – Бабуля открыла кошелку и принялась выставлять на стол йод, примочку, термос с горячим чаем, который в последний момент засунула туда тетя Лена. Последним на стол шмякнулся увесистый пакет с позавчерашними пирожками.
Пока Толяша хлопал глазами, испуганно косясь на Тонкого («Че она здесь делает, парень?»), бабуля ловко приложила к его скуле свинцовую примочку, достала йод и нацелилась на ссадину на брови.
– Что вы, Валентина Ивановна! – пришел в себя Толяша. – Ну, подрался, с кем не бывает? Не стоило…
– Тихо! – бабушка взяла его за подбородок и решительно прижгла ссадину.
Толяша взвизгнул, но вырваться не решался. Тонкий решил: «Пора», присел, наугад загреб из мусорной корзины горсть бумажек и сунул в карман.
Бабушка сосредоточенно мазала йодом пострадавшую физиономию Васнецова. Васнецов сосредоточенно терпел. Тонкий не сомневался, что про себя парень ругает его и бабулю на чем свет стоит. Надо же – так опозорить…