Толстый – повелитель огня - Некрасова Мария Евгеньевна. Страница 37
– Вон за тем домом, там вывеска огромная, не заблудишься, – попрощался и сам рванул домой.
Верный крыс сидел за пазухой и нехорошо сопел. Тонкий уговаривал его потерпеть и сам сопел: подниматься по лестнице и уговаривать кого-то – серьезная работа для дыхания.
Бабушка все еще копалась с ключами. Тонкий дождался, пока она откроет, невежливо влетел в квартиру первым…
– Ой, Сань, ты что? – это он наткнулся в прихожей на Ленку.
– Я ненадолго, Лен. Извини, некогда… – Добежал до комнаты, достал из ящика деньги…
– Псих!
– Сама такая! Пока всем, я позвоню! – И побежал в клинику.
Толстый сопел за пазухой, Тонкий бежал и надеялся, что очереди в клинике нет. Верный крыс уже довольно долго терпел из-за чьей-то невнимательности. А где он шлялся двое суток и почему весь обожжен – можно только предполагать. Хорошо, если у него только ожоги!
А очередь все-таки была. В холле с аквариумом и мягкими креслами сидели питбуль в наморднике, кошка в переноске и двое хозяев с кислыми минами.
Питбуль плотоядно косился на кошку, не решаясь, впрочем, показывать своих намерений. Кошка зыркала из переноски лампочками-глазами и тихо шипела. Тонкий сел поодаль от нее и подумал, что пищевая цепочка собрана.
Хозяин пита с любопытством рассматривал Тонкого. Верный крыс укрылся за пазухой, и со стороны казалось, что нет у Сашки никакого животного, торчит он тут один, как волос на лысой голове.
– У меня крыса, – объяснил Тонкий, не дожидаясь расспросов.
Хозяин пита заметил, как топорщится куртка, и кивнул.
– Заразная? – поинтересовалась хозяйка кошки.
– Обожглась, – зло ответил Тонкий.
Вопрос про заразную крысу его сегодня уже порядком допек.
Но хозяйка кошки, похоже, была настроена более лояльно, чем та контролерша (во сне бы ее не увидеть, до сих пор в глазах стоит). Она отставила переноску с кошкой (пит ожил и пустил слюни на линолеум) и попросила:
– Покажи.
Тонкий достал верного крыса, хозяйка кошки смело протянула ладонь, пит заинтересованно наклонил башку. Ничтоже сумняшеся, Сашка высадил Толстого на подставленную ладонь. Пит залился лаем.
– Тихо! – одернул его хозяин, но тихо не стало. Пит рвал поводок и скакал на кривых ногах, всем своим видом показывая, что он думает о крысах, в том числе незаразных.
Хозяйка кошки, не обращая внимания на аккомпанемент, осторожно разглядывала Толстого:
– Сильно как… И лапы…
– Сильно? – поднял голову хозяин пита. – Пусть идет впереди нас. Мой кабан потерпит. – Он одернул пита за ошейник, и тот, наконец, успокоился.
– Мы вообще на прививку, – пожала плечами хозяйка кошки. – Иди, мальчик. Животное маленькое, мало ли что…
Тонкий не стал отказываться, он и сам боялся за верного крыса побольше этих двоих. Сказал «спасибо», забрал Толстого… Открылась дверь кабинета, вышла бабулька с котом, и врач позвал следующего. Бросив «спасибо» еще раз, Тонкий вошел.
Стол письменный, стол для осмотра, парень-ветеринар и огромная клетка с маленьким попугайчиком.
– На вырост, – объяснил врач, не дожидаясь вопроса. – Что случилось?
Тонкий высадил на стол верного крыса и объяснил:
– Двое суток где-то гулял, а вернулся – вот.
Врач мельком глянул на крыса, черкнул что-то в журнале:
– Не гулял, а отлеживался скорее всего. – Он положил ручку и подошел к столу. – Сейчас посмотрим… ага.
Как многие животные, при виде белого халата Толстый заверещал, словно его режут. Взрослый уже, знает: где врач, там и уколы.
– Тихо ты! – Врач повернулся к Сашке: – Сильные ожоги, как будто он целиком залез в костер.
– Мы были за городом, – подтвердил Тонкий.
– Вот. Или в печку.
– В печку?!
– А ты думал?! Забрел к какому-нибудь сумасшедшему старичку, а у них с крысами разговор короткий. Держи, – он отдал Сашке Толстого и начал набирать лекарство в шприц. – Как минимум сутки он отлеживался, видишь: ожоги подсыхают.
Честно говоря, Сашка не видел, но на всякий случай кивнул.
– Держи!
Из шприца с мизинец толщиной врач загнал Толстому под холку иглу. В шприце и была-то пара капель, но верный крыс орал, словно в него закачивали литр бензина.
– Кожа-то обожженная, конечно, больно ему, – прокомментировал врач. – Ну и боится, само собой.
– Он смелый, – защитил Тонкий честь верного крыса.
– Я вижу, – хмыкнул врач и полез в шкафчик. – Сейчас я его намажу, следи, чтобы не слизывал. Сделай ему ошейник, такой, знаешь… – Он нарисовал пальцем круг в воздухе и, видя, что Тонкий не понимает, махнул рукой и опять полез в шкаф. – Во, нашел! – он достал нечто, больше всего напоминающее кухонную воронку или картонный воротник. – Для тойтерьеров. Померяй, может, подойдет.
Тонкий взял у врача картонный воротник и под негодующие вопли нацепил его на шею верному крысу. Толстый стал похож на королевского придворного – они носили такие пышные широкие воротники, из-за которых не то что плеч – головы не было видно. Буквально не видно: верный крыс вертел головой и не мог достать носом до собственного бока.
– Во, отлично сел! – похвалил врач. – Это чтобы он лекарство не слизывал с боков. Сейчас я его намажу, в следующий раз сам утром это сделаешь. Потом – вечером. Два раза в день, а дня через четыре приходи, покажешь.
Он говорил, а сам накладывал на бока Толстого ватной палочкой мазь. Верный крыс вертел головой, пытаясь цапнуть бесстыжие фамильярные пальцы, но воротник мешал. Тонкий подумал, что замечательная, вообще-то, вещь этот ошейник: и лекарство на боках уцелеет, и пальцы врача…
– Все, больше не мучаю. – Ветеринар выкинул палочку, ополоснул руки в раковине и сел за стол. – Кличка, фамилия, адрес…
Постановка вопроса была чудна?я, Сашка и выдал:
– Тонкий, Уткин, улица Попова…
– Его зовут Тонкий? – хохотнул врач. – Такой упитанный…
Сашка понял, что он сморозил глупость, и поспешил исправиться:
– Не, его зовут Толстый, а Тонкий – так зовут меня…
Секунду врач смотрел на Сашку и крыса, видно, перерабатывая информацию, потом переспросил:
– Так Толстый или Тонкий?
– Толстый. А я – Тонкий… Вы сказали: «кличка – фамилия», я и растерялся.
– Понял! – хохотнул врач. – А имя у тебя есть?
– Саша.
– Вот тебе лекарство, Саша, мажь, как я написал. Через четыре дня заходи. Ошейник не снимать!
Сказал он это вовремя, потому что верный крыс уже порывался стянуть ошейник задними лапами. Тонкий одернул его и посадил за пазуху. Намазанный крыс здорово пачкался, и бежевая подкладка куртки оказалась вся в жирных пятнах.
– Опилки из клетки убрать, – сказал врач, заметив такое дело. – Следи, чтобы он ни обо что не вытирался. – И, как для маленького, добавил: – От этого зависят результаты лечения.
Саня кивнул, поблагодарил, расплатился с врачом и поскорее вышел в вестибюль, чтобы не задерживать остальных.
– Ну как? – спросила хозяйка кошки.
Тонкий достал верного крыса в новом ошейнике и предъявил.
– Чего только не придумают! – хохотнул хозяин пита и пошел в кабинет.
– Мы тоже пойдем, – сказал Сашка и еще раз повторил: – Спасибо.
Он сунул Толстого за пазуху и вышел на улицу.
Уже стемнело. Лабашов еще не подъехал, видимо, тетя Лена живет довольно далеко. А может, он в пробке застрял? Это не есть здорово! У Сашки к Лабашову дело, не терпящее пробок.
Мимо пролетали машины, мигая фарами, проходили люди, смеясь и болтая, уже вышел из клиники пит в сопровождении хозяина и, не заметив Сашку, поскакал в другую сторону. Наконец, рядом замигал поворотник «Москвича».
Лабашов отстегнул «собачку» передней двери, и Тонкий не заставил себя упрашивать. Плюхнулся на сиденье и выдал:
– Привет.
– Виделись, – буркнул Серега и тронулся с места. – В Горбунок?
– Сперва к тебе, – нагло заявил Тонкий и пощупал в кармане обрывки фотоснимка, стыренного у Васнецова. – Я должен тебе кое-что показать. Если получится.
– А сейчас показать нельзя? – не понял Лабашов.