Кошачье заклинание или Друг перелётных воробьёв - Георгиев Сергей Георгиевич. Страница 21

— Я опоздал, — одними губами прошептал Валерий Иванович. — Я безнадежно опоздал! Волшебство с Шариком можно было выправить, пустить в нужное русло. До известных пределов… Но после встречи Вадима с этим спортивным Бегемотом все пошло насмарку!

Волшебник горестно опустил голову на грудь.

Глава 23

ВТОРОЕ «Я "

Превращенный в Павла, Виктор Бубенцов не помчался догонять настоящего Витьку, хотя тот уже скрылся за домами. На ватных ногах он доплелся до скамейки и бессильно плюхнулся на нее.

Не было у него мыслей, как же будет дальше и выпутается ли он вообще из этой нелепой и страшной истории. Совершенно не к месту ему пришла вдруг в голову ненужный, глупый, но очень назойливый вопрос: а ничему человеческую полноту называют «физическим недостатком», хотя ведь это очевидный «физический избыток»?

Виктор сплюнул, энергично замотал головой… но вытрясти дурацкого вопроса не сумел. Хотя ему-то какое дело до толстяков, сам он был теперь тощим и даже костлявым!

Тогда, с усилием заставляя себя думать о чем-нибудь другом, Виктор зажмурился и попробовал вспомнить глумливо улыбающуюся физиономию Банана. Но и из этого тоже ничего не вышло! Место Банана тут же заняло его собственное, то есть, вернее, уже Мошкинское лицо, противное, с криво дергающейся щекой.

Несчастный мальчишка сдавил голову руками. Лицо Павла Мошкина не исчезло, но вдобавок возник еще непрошеный Тузик. Затем воображаемый Мошкин остался на месте, но Тузик вдруг пропал, а перед зажмуренными глазами замаячила понурая фигура Витьки Бубенцова.

Мошкин протянул руку к этой фигуре, рука стала огромной и длинной, много больше самого Мошкина, а крепкие пальцы уже сложились, чтобы дать щелчок по Витькиному носу…

Что-то сверкнуло, и великанская рука оказалась вдруг Витькиной, и лицо у воображаемого Павла стало Витькиным, и двое мальчишек как-то незаметно слились в одного. Это был Виктор Бубенцов! Витька ухмыльнулся и сам себе, изловчившись, влепил звонкий щелбан по носу!

Павел Мошкин на скамейке даже подскочил от такого этого видения. То есть, а проклятые мысли опять вернулись к толстякам, полноте и тому подобному.

— Вот, черт! — уже вслух ругнулся Павел, отчаянно тряся головой. — Еще говорят, надо, чтобы словам было тесно, а мыслям просторно!

И тут же решил: странная пословица! Ведь тесно обычно бывает тем, кого много, а просторно — если кого-то не очень много, даже мало! Что же выходит: больше слов, поменьше мыслей?!

Вот после этого странного вывода голова Павла вдруг заработала как надо! То есть, думал этой головой Виктор Бубенцов, но мозги у Пашки Мошкина оказались правильными!

Итак, настоящий Виктор Бубенцов в данный момент находится дома. Превращенный Витька, то есть, теперь Павел Мошкин, был уверен в этом: тот примчался домой, запер дверь на все замки и мечется сейчас по своей комнате!

И с каждой минутой Витька все решительнее собирается бежать обратно в переулок и вступить в смертельный бой со своим обидчиком Павлом Мошкиным!

Так было уже бессчетное число раз, уж ему, Павлу, ли не знать об этом!

Но все порывы так и заканчивались в запертой квартире. В лучшем случае Витька в исступлении молотил подушку, нанося ей хлесткие разящие удары, и несчастная подушка была в эти смутные времена как раз Пашкой Мошкиным! Да, такое случалось… Ему ли не знать! Ведь жалкий Витька Бубенцов, один вид которого заставляет чувствовать зуд в кулаках, как говорится, был его «альтер эго».

Эти два слова, «альтер эго», тоже очень древние, латинские. Только так говорят не врачи, а поэты и философы, люди, которые лучше других понимают человеческую душу. И означают эти слова — «второе я».

— Как это — «второе я»? — спросит кто-нибудь. — Да разве ж так бывает?

Может быть, имеется в виду врун какой-нибудь, у которого два «я»? Одним такой человек одно говорит, другим — совершенно противоположное? Да нет, все не так просто…

Вот заглянул я сегодня утром в зеркало, а там какой-то хмурый невыспавшийся дядька. Вроде бы, мне-то какое дело, ну, кто-то не выспался как следует — и не выспался!… Может, настроение у него с вечера было плохое, может, по работе что-то не ладится?

Э, нет! Ведь прекрасно же знаю: там, в зеркале, это я сам и есть, это мое точное отражение!

И я немного улыбался перед зеркалом, подмигнул хмурому старому моему приятелю — и на душе сразу легче стало!

Потом еще с соседским барбосом Тобиком во дворе поздоровался, а Тобик в ответ гавкать на меня не стал. Хотя вообще-то он всегда на всех почем зря лает! Вот вам и «альтер эго»! Сделал себе жизнь чуть лучше, причем без особых усилий!

Да ведь не станешь же повсюду таскать с собой огромное зеркало из-за «эго» этого, верно?

Еще труднее в душу к себе как бы со стороны заглянуть. То есть, не каждому такое удается…

Коротко и отрывисто позвонив два раза, Павел был уверен, что из-за двери не спросят, кто пришел. Откроют сразу… Ну, не мгновенно, конечно, а как только Виктор Бубенцов приведет в порядок подушки.

Потому что так, двумя отрывистыми звонками, сообщала о своем приходе… только мама.

У Пашки сжалось сердце, но он даже не подумал, что прием этот, можно посчитать… скажем, предательством. Да нет же, ничего подобного!

Глухо один за другим щелкнули три замка. Дверь приоткрылась, Павел рванул ее на себя и, не давая однокласснику в коридоре опомниться, пихнул его в грудь и сам ввалился в квартиру.

— Что тебе надо? — завизжал по-девчоночьи толстяк. — Ты чего?

Бедняга даже неумело попробовал вытолкать Павла, но тот был крепче и сильнее. Пашка легко закрыл за собой дверь, и теперь они стояли с Виктором против друга в полутемном коридоре.

— Да вот пришел, — без угрозы в голосе произнес тот, который выглядел Павлом. — В гости зашел, мы же не договорили…

_Павел сделал всего один шаг вперед. И сам удивился, с какой точностью повторилось то, что уже происходило здесь однажды! Когда он сам в отчаянии бросился на врага, который оказался… просто отражением в зеркале!

Теперь Витька Бубенцов вдруг, зажмурив глаза, с отчаянным криком бросился на Павла! Он целил тому кулаком в лицо, но Пашка ловко увернулся, перехватил Витькину руку и мощным приемом бросил «противника» на ковер.

— Ах ты, гад! — тут же вскочил Витька на ноги и еще раз атаковал обидчика.

Это был уже совсем другой Виктор Бубенцов; не тот, жалкий и дрожащий, из переулочка.

Павел, когда шел сюда, в родной свой дом, был уверен, что все случится именно так. Хотя, нет, конечно же, нет! Откуда было взяться такой уверенности. Он надеялся… на себя.

Павел одно знал точно: для Витьки Бубенцова дом был просто последним рубежом, последним бастионом. У каждого человека в жизни есть такой рубеж, дальше которого отступать уже нельзя. Да и некуда.

— Гад ты такой! — неожиданно Витька подхватил с маминого трельяжа какой-то флакон с духами и с этим грозным тяжелым оружием наперевес бросился на врага.

Павел вновь повалил Виктора на ковер, уже не выпуская его, сгреб в охапку.

— Я убью тебя! Я убью тебя, гад! — хрипел Витька, и рыхлое его тело дрожало от напряжения. — Я тебя убью!

— Молодец! Правильно! — радостно шептал Павел, с великим трудом удерживая… получается, удерживая самого себя! — Так ему! Так!

В жизни он не слышал еще ничего более приятного.

— Послушай, Виктор, — наконец выкрикнул он в теплое, мягкое ухо. — Я не Павел Мошкин! То есть, я не совсем тот, на кого ты думаешь!

В ответ Витька больно саданул его локтем в живот.

— Ы-ый, — скривился Пашка от боли. Но продолжал:

— Ты молодец! Какой удар, мне все это нравится! Только не умеешь драться!… Ничего, научим!…

Витька задрыгал ногами.

— Слушай внимательно! — закричал ему Павел в самое ухо. — На свете есть такое лекарство! От аппетита! Напрочь отбивает! Съешь килограмма полтора-два таких таблеток — и долго-долго есть совсем не хочется!