Блин – секретный агент - Некрасов Евгений Львович. Страница 10

Глава VIII

Битому неймется

Магазин в Больших Грязюках торговал всем. Хлебом, консервами и крупами, печеньем и карамелью, мылом и спичками, лампочками, кастрюлями, одиноким детским велосипедом, гармошкой, батарейками, фонариками, магнитофонными кассетами с выцветшими вкладышами и, кажется, шкафом, если только шкаф не входил в магазинную меблировку. Все это добро, кроме шкафа, лежало на полках, расположенных по стенам буквой П. Вдоль прилавка сонно бродила единственная продавщица.

Было так жарко и душно, что пойманные на липучку мухи жужжали еле-еле. Им было лень бороться за жизнь. Маленькая очередь укорачивалась очень медленно. Все двигались вяло, как будто в записи на видео, прокрученной с уменьшенной скоростью.

– Хлеба, – говорил стоявший первым дедок в застегнутой под горло рубашке.

Продавщица брела от перекладины буквы П, в которую упиралась очередь, к дальней полке и приносила ему хлеба.

– Я просил черного, – говорил дедок.

– Так бы сразу и сказал, – без малейшей досады укоряла его продавщица, снова плелась к полке с хлебом, клала на место белый и приносила черный.

– Если бы я хотел белого, я бы так и сказал: «белого», – дождавшись ее возвращения, пояснял дедок. – Хотя знаешь что, Катя? Давай и белого.

Продавщица приносила белого и щелкала костяшками старинных счетов.

– Еще что?

– Забыл, – подумав, признавался дедок.

– Ну так постой, вспомни, – говорила продавщица и поворачивала круглое распаренное лицо к стоявшей за дедком старушке.

– Ох, Катя, старость не радость, – вместо того, чтобы сказать, что ей нужно, сообщала старушка. – Я тоже вчерась хотела сушек взять и забыла. Подошла к дому, тогда вспомнила.

Блинков-младший с Иркой проторчали в магазине полчаса и так разомлели от духоты, что забыли купить фонарик, хотя уже присмотрели один с крючком, чтобы его можно было повесить на сеновале. Они спохватились, когда уже вышли на улицу.

У дверей магазина, оседлав лежащую на боку бочку, сидел парень в замызганном пиджачном костюме и в сапогах. Он блаженно щурился, подставляя лицо солнцу, и, похоже, совсем не страдал от жары, хотя Блинков-младший с Иркой обливались потом в своих футболках и джинсах. Парень солидно попыхивал дотлевшим до пальцев окурком сигареты без фильтра.

Блинков-младший обменялся с ним взглядом, и оба сразу же поняли, что подерутся если не сейчас, то при следующей встрече. У парня были глаза дворняжки, готовой загрызть чужака, забредшего на ее территорию.

До Ирки такие мужские вещи не доходили.

– Вернись за фонариком, Митек, а я в теньке постою, – беззаботно сказала она.

Блинкову-младшему совсем не хотелось оставлять Ирку одну, но, как говорили царские офицеры, честь превыше смерти. А то что бы он сказал Ирке (да еще при парне)? «Пойдем вместе, а лучше давай поскорее сматываться, потому что я боюсь за тебя и за себя»? И он поплелся в магазин, хотя внутренний голос орал ему: «Ноги надо делать!»

Пока они с Иркой дожидались своей очереди, разумеется, подходили другие покупатели, и сейчас у прилавка выстроились четыре старушки – при здешних темпах это еще на полчаса.

– Я только что покупал, – сказал Блинков-младший старушке, стоявшей первой.

– Молодежь. Им жить, а нам гнить, – заметила старушка. Было непонятно, пропускает ли она Блинкова-младшего или нет. – Ты чей же такой будешь?

– Я бабушке приехал помогать. В Малые Гря-зюки, – ответил Блинков-младший и посмотрел на улицу. Парень все так же сидел верхом на бочке, а Ирка отошла за угол, и ее.не было видно.

– Это какой же бабушке? Федосовой, что ль? Нет, у Федосовой внучка. Петрачковой? – начала угадывать старушка.

– Марии Петровне, – сказал Блинков-младший. Фамилию бабули Николая он не знал.

– Так это значит Столетовой. Только у Столетовой оба внука постарше, – засомневалась старушка.

Сразу две старушки из очереди подтвердили, что да, постарше. Один шлёндрает неизвестно где, а второй служит в милиции.

– В налоговой полиции, – на свою беду, поправил Блинков-младший. Очередь начала обсуждать этот вопрос.

Первая старушка захотела узнать, когда это внук Петровны успел перейти из милиции в полицию. Стоявшая последней утверждала, что нет, она точно знает: он милиционер. Предпоследняя говорила, что Блинкову-младшему виднее, раз он из города. А вторая вот начала – что полиция в России была только при царе, а сейчас никакой полиции нету.

Между тем бочка, на которой сидел парень, оказалась пустой.

– Дайте мне фонарик! – с отчаянием сказал продавщице Блинков-младший, протягивая деньги через голову первой старушки.

– Ишь ты, резвый какой, фонарик ему дай! А очередь тебя пропустила?! – решила побороться за справедливость продавщица.

– Бабушка, – воззвал к первой старушке Блинков-младший, – пропустите, а то меня ждут!

– Так разве я что говорю? Если б ты лез без очереди, тогда конечно. А раз ты передо мной стоял, то бери хоть фонарик, хоть что! Хоть велосипед! Потому что порядок у нас какой? Отстоял и покупай. Вот я, к примеру сказать, отстояла и возьму триста грамм карамели для племянника. Сама-то грызть не могу, зубы уже не те…

Такой разговор ни о чем старушка могла продолжать бесконечно. Блинков-младший расплатился за фонарик, обнаружил, что он без батареек, и купил батарейки. Старушка все говорила и говорила, перескакивая с пятого на десятое, а когда Блинков-младший собрался уходить, схватила его за руку:

– Так, значит, вернулась Петровна? Совсем ведь плохая была, внук ее отвез в Москву. Мы уж не думали, что свидимся…

Блинков-младший деликатно вырвал руку из цепких старушечьих пальцев и побежал к выходу.

– Ты передай Петровне, что Каллистратовна зайдет ее проведать. Это я – Каллистратовна! – крикнула ему в спину старушка.

Парень стоял сбоку от входа, там, где в теньке устроилась Ирка. В первое мгновение Блинков-младший увидел только его: пакостный восторг на физиономии, взмах руки с растопыренными пальцами. А потом, сделав еще шаг за угол магазина, – Ирку, загнанную между стеной и штабелем пустых ящиков. Растопыренной пятерней парень мазнул ее по лицу, желая не сделать больно, а унизить.

Мужчины так не поступают. Так поступают подонки.

Ирка двинула его под ложечку, но ей негде было размахнуться, и удар получился слабый. Парень опять занес руку, но тут подоспел Блинков-младший и удачно поймал его на прием.

Р-раз! Рука ныряет сзади под мышку противника, захватывает его шею, и противник втыкается подбородком себе в грудь. Два – одновременно делаешь подножку и берешь противника на бедро. Три – отскакиваешь, и он бодает лбом землю!

– Спокойной ночи, – сказал Блинков-младший поверженному противнику и подал Ирке руку.

Парень валялся у ее ног. Ирка перешагнула через него и гордо сказала:

– Еще раз услышу такие слова – заставлю мыть рот с мылом! Пошли, Митек.

Парень лежал неподвижно – боялся, что станут бить ногами. Когда они отошли шагов на десять, он вскочил, отбежал подальше и выдал однообразный набор тех слов, за которые Ирка грозилась заставить его мыть рот с мылом.

– Битому неймется, – сказала Ирка и топнула на него ногой, как на брехливую собачонку.

До нее пока что не дошло, в какую историю они влипли.

Блинков-младший с Иркой пересекли площадку для рейсовых автобусов перед магазином и вышли на круто поднимавшееся в гору шоссе. За этой горой не было видно ни дачного поселка, ни тем более одноэтажных Малых Грязюк. Только над перевалом дороги одиноко торчала башенка особняка под медной крышей. Ее очертания мерцали в раскаленном воздухе, и казалось, что башенка взлетает или садится, как ракета.

На перевале вынырнуло ярко-розовое пятнышко и стало расти быстро и бесшумно. Не прошло и минуты, как оно превратилось в бешено мчащийся с горы открытый автомобиль. Уже можно было разглядеть, что это «иномарка», огромная, похожая на нашу старую «Чайку». На переднем сиденье свободно поместились трое. Все были в пестрых футболках – ясно, что люди нестарые, но подробностей пока не различишь. А позади, занимая одна половину широченного сиденья, расположилась определенно женщина. Во всяком случае, Блинков-младший еще не встречал в своей жизни мужчин, которые могли бы напялить кружевную шляпу величиной с зонтик.