Осень прежнего мира - Бояндин Константин Юрьевич Sagari. Страница 24
— Э-э-э, сестричка — он повернулся к Коллаис, — а он там всё это время вкушал деликатесы! Оленина? — сделал он вывод и вопросительно посмотрел на художника. Тот кивнул.
— Эх, природа, — вздохнул Бревин невпопад и уселся за стол. Некоторое время все сосредоточенно жевали. Несколько минут спустя Бревин откупорил другую бутылку — на сей раз с густым тёмно-вишнёвым напитком — и постучал по столу кончиками пальцев.
— Ну что же, — он поднял бокал вновь. — Давай рассказывай. По лицу вижу, что тебе есть, чем поделиться. У нас тут, сам понимаешь, новостей-то не особенно много.
Ользан глубоко вздохнул и украдкой покосился на Коллаис. Та была не в своём повседневном платье — с символикой целителя — а в другом, значительно более пышном. Из Шантира?
— С чего начать? — спросил он, глубоко вздохнув.
Он проснулся, и вновь ощутил, как шепчущий на разные голоса туман заполняет собой всю комнату. Он попытался подняться — ноги не слушались. Попытался позвать кого-нибудь — голос отказывался повиноваться. После нескольких секунд паники, которые длились несколько тысячелетий, Ользан окончательно пришёл в себя и, закрыв глаза, принялся мысленно повторять Мантру Сосредоточения, с некоторым усилием пробиваясь сквозь заполонившие мозг чужие голоса.
Тут же туман отпустил его. Ользан вскочил и обнаружил, что всё ещё взлохмачен и небрит. Где это я? Он оглянулся. Комната была аккуратно прибрана (Коллаис?), нигде не было ни пылинки. Странно. Ользан готов был поклясться, что совсем недавно они вчетвером сидели в долине, ожидая, когда появятся лошади…
Он встал и распахнул окно. Океан был подёрнут слабой пеленой (будь ты неладен, процедил Ользан сквозь зубы), но воздух был прохладен и свеж. От него юноша окончательно проснулся.
Да нет, конечно, всё в норме. Всё он помнил — и однообразную поездку в Оннд, и харчевню, и молоточек, и вчерашнее пиршество. Он схватился за живот и тот недовольно отозвался — что, мол, тебе ещё надо?
Но почему события целых пяти дней словно спрессовались в несколько коротких видений? Ользан потряс головой. Снизу доносились голоса — видимо, все уже встали. Надо бы привести себя в порядок, а то… Ему удалось незаметно для всех проскользнуть в ванную комнату, и он принялся разводить огонь под массивным баком с водой. Это тоже был ритуал, рассчитанный не на поспешное исполнение. С детства ему прививали отвращение к грязи и вот привили… То, что было хорошо на природе, в походе, сейчас казалось чуть ли не отвратительным. Боги, как же я зарос…
…Спустя час Ользан, ощущая себя заново родившимся, с чистой совестью присоединился к обществу.
Общество состояло из шантирцев и… Веркласса. Бородач был тоже свеж и — в особенности с тщательно подстриженной бородой — выглядел гораздо лучше. Коллаис слушала его рассказ, затаив дыхание и Ользан, непонятно отчего, на миг ощутил раздражение.
— А, вот и он! — отозвался Бревин. — Давай-давай, спускайся. Тут тебя уже ждут.
— Привет, коллега! — бородач помахал рукой. — Неплохая у тебя компания, как я погляжу… Надо бы почаще у вас появляться.
При виде накрытого стола (судя по всему, ждали, пока он проснётся) у Ользана, вопреки всякой логике, разыгрался чудовищный аппетит.
— Сегодня в два часа пополудни у тебя доклад, — бородач помахал внушительным свитком. То было приглашение от Дворца Мысли. — Так что подкрепляйся, сил тебе потребуется немало. Я тут вижу, что рассказчик из тебя никудышный — самое интересное почему-то упустил.
— Вовсе не упустил! — отозвался Ользан, изображая недовольство. — Кто ж всё за один вечер выкладывает! Так что я бы на твоём месте не вмешивался!
Веркласс усмехнулся, обнажая все зубы.
— Всё, моя дорогая, мне было приказано умолкнуть, — и поднял руки, поворачиваясь к Коллаис. — Подчиняюсь, подчиняюсь… Остальное расскажет наш герой.
— Грифоны на стене, — произнесла Коллаис мечтательно и взглянула на Ользана. Тот улыбнулся. — В следующий раз возьмите меня с собой.
— Конечно, — язык Ользана оказался резвее его ума.
Веркласс снова усмехнулся — на этот раз в сторону, чтобы никто не заметил. Заметил только Бревин и усмехнулся в ответ.
Весь путь до Дворца Мысли занимал не более получаса ходьбы пешком. Ехать на экипаже Веркласс отказался наотрез — он, по его словам, был сыт этим удовольствием на три месяца вперёд. Так что они продвигались не спеша, постепенно переходя в более старые кварталы, где обитали люди самых разных халла. Федерация не устанавливала жёстких правил общения сословий и непреодолимых запретов на перемещение между ними. Подавляющее большинство правил, привычек, предрассудков и всего остального опиралось на традиции.
— В этом смысле, — высказался Бревин, когда речь зашла о сословиях, — у нас в Шантире всё как-то проще. Есть правители, есть чиновники, есть войска и есть все остальные. Как там они делят себя дальше, никому не интересно. Здесь же тьма сословий и совершенно другие законы. Мне, признаться, это доставляло некоторые трудности.
Коллаис усмехнулась за его спиной. Из всех четверых это заметил только Ользан.
— И как, по-твоему, какие законы разумнее? — спросил он у шантирца.
Тот долго не отвечал.
— Я бы предпочёл это не обсуждать, — ответил наконец Бревин. — И вообще, Олли, такие вопросы не задают. Ещё год назад ты бы получил от меня по шее за такие расспросы. Что значит — «разумнее»? Наши законы создавались у нас; жизнь у нас другая, вот и законы вышли другие. Опять же, здесь все должности в магистрате — выборные. У нас такого сроду не бывало. У нас так: новый князь — новые законы. Как правило.
Некоторое время все шли молча.
— Я вижу, ты не любишь обсуждать правительство, — заметил Веркласс, когда вдали показался вход во Дворец Мысли. Часы, установленные над ним, показывали час пополудни.
— Привычка, — пояснил Бревин, приглаживая волосы. — У нас в Шантире можно нажить массу неприятностей, обсуждая власти. Нечего их обсуждать. Власти есть власти — либо им повинуешься, и тогда надо делать, как говорят, или нет — и тогда вообще делай, что хочешь. Пока не попадёшься, конечно.
— Как-то всё очень просто, — вздохнул Веркласс. — В Шантире мне бывать не доводилось, но в Киншиаре бывал. Там схожие нравы. Не знаю, как в Шантире, а в Киншиаре я устал от соглядатаев. Иноземцев, конечно, за хулу в ямы не сажают, но на штраф можно нарваться. Достаточно даже принять неправильное выражение лица в присутствии должностного чиновника. Утомительное, скажу я вам, занятие — постоянно следить за собой. Здесь как-то проще.
— Вот и я расслабляться начинаю, — кивнул Бревин. Внешний двор Дворца был местом всеобщего доступа. Внутренний же был отгорожен отдельной стеной, увенчанной каменными изваяниями богов (преобладали статуи Эзоксу). Вход туда позволялся не всем, хотя, конечно, стражи не было. — Правда, князю… возможному князю… — поправился он с некоторым усилием, — не полагается следить за языком…
— Ещё как полагается, — возразила Коллаис. — Вспомни своего двоюродного братца.
Воцарилось неловкое молчание.
— Что с ним случилось? — осторожно спросил Ользан.
— Не имеет значения, — отмахнулся Бревин. — Да и вообще, о чём мы спорим? Когда я смогу сказать «вот я и дома», вот тогда и будет, о чём поговорить.
Не успел он произнести эту фразу до конца, как Ользану померещилась странная вещь. Контуры Бревина и Коллаис странным образом смазались и сместились. Длилось это долю секунды, и тут же всё вернулось в норму. Однако что-то неестественное проглянуло из-под их настоящих лиц. Что-то очень странное. Ользан вспомнил, что предполагала его интуиция. Что брата с сестрой, вероятно, связывает не одно проклятие. Однако они были у специалистов по снятию проклятий и те с уверенностью утверждали, что всё нормально…
— … так что я сделал набросок. Олли, ты с нами? — Веркласс потрепал его по плечу. Ользан с трудом оторвался от размышлений и взглянул в сторону лучника. Тот протягивал ему лист бумаги.