Блин, победитель мафии - Некрасов Евгений Львович. Страница 19

— Потому что Нинка с лилипутом совладельцы предприятия, то есть сундука, — объяснила Суворова. — И потом, фокусник ничего не делает, только говорит «Абракадабра! Карабурля!», а Нинка там сидит как идиотка сложенная, ее вдвоем упаковывают. И лилипут потом сидит, но лилипуту легче.

— Почему? — спросил теперь князь Голенищев-Пупырко-младший.

— И с этим ничтожеством я вынуждена проводить редкие часы досуга, — вздохнула Суворова. У нее было много таких готовых фразочек, подхваченных у Нины Су.

— Потому что лилипут маленький, — пояснила Ломакина.

— Да, он совсем маленький, — печально сказала Суворова, — и он заболел. Он кашляет в сундуке, а публика смеется. Нужно его подменить на пару вечеров.

И Суворова посмотрела на Блинкова-младшего.

О, Дмитрий Блинков это вам не какой-то там князь Голенищев-Пупырко-младший! Он давно уже все понял и просчитал. Лилипуту как совладельцу не меньше десятки за амортизацию сундука. Про колготки Суворова начала неспроста, значит, еще десятка ей и Ломакиной как посредникам.

— Мне половину. За охрану, — быстро сказал князь Голенищев-Пупырко-младший. Насчет денег он тоже ничего себе соображал.

— За охрану берут десять процентов, и берешь не ты. Там есть, кому брать, — авторитетно заявила Суворова.

Князь Голенищев-Пупырко-младший прикусил язык и больше к денежному вопросу не возвращался. Суворова иногда запросто говорила такие вещи, от которых становилось страшно. Из-за простоты и становилось. Так про рэкет знают все, у кого есть телевизор, а Суворова знала не по телевизору.

— Короче, к двенадцати подъезжай в «Пирров пир», — перешла к делу Суворова. — Это в бывшем доме резинотехнических работников, где крутили кино «детям до шестнадцати». Попросишь вызвать Нинку, она тебя проведет.

— Колготки мне купишь, Блинок, — размечталась Ломакина.

— Само собой, — кивнул Блинков-младший, представляя себе, как будет покупать колготки. Ну ее, Ломакину, пускай сама покупает, денег он даст. А Суворовой он сказал:

— Пир Лукуллов. А Пиррова победа.

— Я в курсе, — махнула рукой Суворова. — Только ты никому там не говори. Вывеску и документы они все равно менять не станут, но расстроятся. Хотя логично: «Пирров пир», да?

— Договорились, — сказал Блинков-младший, соскакивая с холодильника. За помоечной оградой мелькнула спина Игоря Дудакова в знакомой спортивной куртке с надписью СССР. Блинков-младший почему-то все время читал ее про себя по-английски: Си Си Си Пи.

— «Пирров пир» — туда же мой предок сегодня намылился, — запоздало сообразил князь Голенищев-Пупырко-младший. — Бабка нашла у него приглашение и чуть не порвала, мы вдвоем отбивались. Слушай, Валь, а пускай Нинка меня тоже проведет. Предок так входит, а я сижу, коктейль через трубочку сосу, а?

Младший князь совершенно не боялся старшего. Они друг у друга стреляли сигареты.

— А кефирчику через соску не хочешь? Малолеткам в ночной клуб нельзя, — отрезала Суворова.

Блинков-младший ловил кролика, который стал вдруг очень прытким, наверное, не хотел домой. К разговору Суворовой с Князем он специально не прислушивался, но все же уловил, как Суворова сказала:

— Ты малолетка, а Блин теперь типа взрослый лилипут.

Непонятно почему, но это было приятно.

Игорь Дудаков шел и оглядывался. Ему как всегда не хотелось бегать в парке, и он искал, кто бы отговорил его от этого полезного для здоровья занятия. Не бегать без уважительной причины Игорь Дудаков не мог, потому что был человеком твердого характера.

— Привет, старичок! — издалека помахал он Блинкову-младшему. Из того, что Дудаков узнал его сразу, можно было заключить, что вчерашняя презентация не вполне удалась.

Блинков-младший спрятал кролика под куртку и застегнул молнию. Как назло корреспондент «Желтого экспресса» остановился под самыми окнами Голенищевых-Пупырко. Подходить к нему пришлось боком, чтобы бабка Пупырко, если она смотрит в окно, не увидела подозрительной выпуклости под курткой.

— Это у тебя что? — кивнул на выпуклость Игорь Дудаков.

— Живот болит, — неудачно соврал Блинков-младший и тут же переврал заново: — Кошка.

— Дай ей пургена, — рассеянно сказал Дудаков.

Кролик забился, и Блинков-младший почувствовал, что подбородок ему щекочет вылезшее из распаха куртки ухо.

— Она уже почти поправилась, — сказал он, заправляя это как бы кошачье ухо за пазуху. — А Николай Александрович задержал нашу статью.

— Знаю, говорили по телефону, — без особой заинтересованности сказал Дудаков. — Вообще так не делают, старичок: вместе писали, а ты пошел и сдал всю информацию Николаю Александровичу.

Блинков-младший стал объяснять, как все получилось, но Дудаков не слушал.

— Да Господь с вами, — сказал он, — пользуйтесь. Игорю Дудакову информации не жалко. У Игоря Дудакова информации вагон и маленькая тележка. Сегодня, вон, Аркадий Птичкин выступает в «Пирровом пире». Впервые в России за пятнадцать лет.

У Блинкова-младшего так и зачесался язык сказать, что он тоже собирается в «Пирров пир». Он смолчал и сам не понял, почему. Слишком много совпадений было связано с этим «Пирровым пиром», о котором Блинков-младший знать не знал еще час назад. Слишком много.

Блинков-младший простился с Дудаковым и пошел домой, придерживая теплого кролика под курткой. Надо было торопиться в «Желтый экспресс» к Николаю Александровичу. Бывшему майору милиции отводилась очень важная роль в блинковском плане мести.

Врать надо умеючи. Чересчур простое вранье легко проверяется, в чересчур сложном того и гляди запутаешься сам. Вообще самое лучшее вранье — это правда.

Взять к примеру Блинкова-младшего: соврал он про клюкву размером с арбуз? Не соврал. Поверил ему Николай Александрович? Не поверил. Такие факты, сказал он, требуют уточнения. Тогда Блинков-младший с чистой душой дал ему телефон директора Ботанического сада. Надо было слышать, как солидный Эдуард Андреевич говорил тоже правду и только правду и при этом, сам того на подозревая, надувал криминального обозревателя «Желтого экспресса».

Блинков-младший слышал все. Николай Александрович в воспитательных целях велел ему взять трубку параллельного телефона.

— А почему нет? Можно сделать, чтобы ананасы росли на елке. Для морозостойчивости. А можно и клюкву размером с арбуз. Это очень перспективное направление, — говорил Эдуард Андреевич, имея ввиду, что лет через пятьдесят ученые до этого додумаются обязательно.

— Прямо не верится! Это же двадцать первый век! — восхищался Николай Александрович, имея ввиду то же, что и все журналисты, когда пишут «автомобиль двадцать первого века», «телевизор двадцать первого века». То есть что это уже изобретено и не сегодня — завтра будет во всех магазинах.

— Конечно, двадцать первый век, — поддакивал Эдуард Андреевич, имея ввиду двадцать первый век в самом прямом смысле.

Блинков-младший сидел, как на иголках. Пока что все шло по его плану, но чье-нибудь неосторожное слово — и всплыла бы небольшая разница в пятьдесят лет. Николай Александрович тогда понял бы, что выдающихся научных достижений в Ботаническом саду еще нет, и мог бы потерять интерес к преступной деятельности князя Голенищева-Пупырко-старшего. Ведь побить стекла в оранжерее и лишить все мировое человечество клюквы величиной с арбуз — это о-го-го! Это преступление века! А просто побить стекла в оранжерее — это хулиганство, ни больше ни меньше. Газеты не могут писать обо всех разбитых стеклах.

Тут как раз Николай Александрович заговорил о старшем князе, точнее, о фирме «Сильный хмель». Директору это совсем не понравилось. Что ни спрашивал Николай Александрович, он отвечал только «да» и «нет». А под конец сказал, что «Сильный хмель» у него, конечно, под подозрением, но ведь не докажешь, что лысого Витю наняли бить стекла именно «сильнохмелевцы». С другой стороны, никто, кроме «сильнохмелевцев», не собирается платить за новые стекла, и ссориться с ними ему не хочется. Так что спасибо «Желтому экспрессу» за участие, но писать обо всей этой истории с оранжереей и «Сильным хмелем» лучше не надо.