Самый красивый конь (с иллюстрациями) - Алмазов Борис Александрович. Страница 2

А как-то пришёл на урок в сапогах и в красном пиджаке! И штаны белые. Вообще-то, конечно, красиво, но так по улице не ходят. И ему, наверное, самому неловко было. Как только звонок, он бегом, только каблуками простучал, и в такси. Другого бы учителя ребята сразу спросили, почему он так одет, а этого только спроси, он тебе так ответит — не обрадуешься.

Он при ходьбе носки ног в стороны раскидывает. Старшеклассники-мальчишки все ему подражают. Весь десятый класс так ходит.

«Обязательно, когда подрасту, бороду такую отпущу, — подумал Панама, открывая тяжёлую школьную дверь. — Не для красоты, а просто так».

Глава третья

СТОЛБОВ И ДРУГИЕ

— Ты чего географию-то промотал? Кино показывали! — встретил Панаму Столбов, его товарищ по парте. — А я тут такую книгу достал про дореволюционных шпионов. Не знаю только, как называется: начала нет и конца тоже. Написано: «Продолжение в следующем выпуске…»

— Столбов!

Столбов закрывает рот, но ненадолго.

— Там, понимаешь, один шпион придумал такое средство…

— Столбов, пересядь к Фоминой.

— Марьсанна, я больше не буду…

— Кому я сказала?

Столбов сгребает с парты учебник, тетрадку и плетётся к окну, где сидит Юля Фомина. С ней не поговоришь. Она на истории всегда математику делает. Закроется учебником и пишет. Попробовал Столбов слушать. Учительница рассказывает, как в Древнем Египте пирамиды строили… Неинтересно. Он ещё в начале года учебник истории до конца прочитал.

— Знаешь, — шепчет он Юле Фоминой, — «в одном переулке стояли дома, в одном из домов жил упрямый Фома…».

Юля молча показывает ему из-под тетрадки чистенький крепкий кулак.

С ней лучше не связываться, она всех сильнее в классе. Ещё бы, спортсменка, фигуристка! Того гляди, на чемпионат мира попадёт. За ней недавно тренер в школу на машине приезжал.

Столбов один раз видел, как она тренируется. Как шлёпнется на лёд. Даже гул пошёл. Губу закусила. А тренер сбоку подзуживает:

— Сама виновата, торопишься, всё хочешь рывком взять. Соберись, соберись… Ещё разок!

А потом по телевизору показывали — танцует так легко, вроде это одно удовольствие.

— Больно, наверное, об лёд-то биться? — спросил тогда её Столбов.

— Нисколечко.

«Вот это сила воли, — думает Столбов. — Её даже учителя боятся. Нужно на тренировку, так она с последнего урока, никого не спрашивая, уходит. Директор в коридоре встретит: „Ну, Юленька, как наши успехи?“ „Наши“! А сам, наверное, на коньках-то и ездить не умеет.

„Спасибо, хорошо“. И глазки такие скромные сделает, как будто тихонькая такая девочка. А на самом-то деле она совсем другая.

Она на чемпионате победила немку одну на какие-то сотые балла. Немка ревёт, вся Европа на её слёзы в телевизор смотрит. Жалко, конечно…»

— Тебе немку не жалко было побеждать? — пристал к ней Столбов.

А она смерила его глазами и говорит:

— Пусть неудачник плачет. Взрослая женщина — нюни распустила…

«Вот какая Юля Фомина. А подружка её закадычная — Маша Уголькова — совсем другая. Она и с виду отличается. Юля — высокая, мускулистая, ей на глаз можно лет пятнадцать дать. Маша — маленькая, худая и сутулится. А краснеет как! Вызовут к доске, она — раз! — и вся красная делается. Её даже дразнить неинтересно — сразу плакать начинает.

Кого хорошо дразнить, так это Ваську Мослова. Выбрали его председателем, так он теперь ходит важный, даже лицо такое озабоченное делает, как будто занят целый день. А на самом деле лодырь.

В прошлом году был председатель Коля Вьюнков, вот это был председатель! И в кино ходили, в театр, и газету какую выпустили, нас за неё шестиклассники даже чуть не побили. И в „Зарницу“ победили всех. А этот только заседает — по два часа „пятиминутки“ длятся. Жалко, Вьюнков с родителями на Север уехал».

Вырвал Столбов из тетрадки лист. Стал Мослова рисовать. Голова у Мослова круглая, нос пупочкой, глаза хитрые и бегают, особенно когда струсит. А он всё время трусит. То боится, что от старшей пионервожатой влетит, то, что его ребята переизберут. А уши-то, уши! Как это раньше Столбов не замечал. Нарисовал Столбов председателю длинные ослиные уши. И чтобы с зайцем не спутали, решил подпись сделать. Сначала написал: «Мосёл-осёл!» Посидел, подумал. Неубедительно. Стал стихи сочинять — получилось! Прямо целая басня Крылова:

Сложил карикатуру вчетверо, написал: «Не вскрывать! Совершенно секретно. Пономарёву И. Лично» — и послал записку по рядам. Но все смотрели и смеялись.

— Столбов! Повтори мой вопрос и ответь на него.

«Пропал», — подумал Столбов. Медленно поднялся… И тут прозвенел звонок.

Пономарёв покатывался со смеху, разглядывая карикатуру. Вокруг него толпились ребята. Вдруг подбежал второгодник Сапогов, схватил карикатуру, захохотал своим дурацким смехом и потащил листок Мослову.

— Во! А? Во! Эта! Портрет! А?

Васька покраснел, надулся и пошёл на Панаму:

— Твоя работа?

— А что? Тут всё правильно написано: «В председатели прорвался, но ослом, как был, остался!»

— Сейчас же порви! На моих глазах порви! — сказал Васька, а сам просто от злости трясётся.

— Ты что! — не выдержал Столбов. — Это же произведение искусства! Это же сатирическая графика! Сатира графическая! Она, может, лет через сто будет в музее висеть! Ты, Васька, её сохрани, через сто лет большие деньги заработаешь.

— Хорошо, — медленно сказал Мослов, — я её сохраню.

— Носи, Вася, на здоровье! — заорал Столбов и вскочил на парту.

Тут в класс вошёл Борис Степанович.

— Ясно! — сказал он весело. — Теперь ясно, кто будет парты мыть.

— Да я только вскочил, — возмутился Столбов. — Другие всё время бегают!

— Другие будут мыть в другой раз.

— Борис Степанович, вот! — Мослов протянул ему карикатуру. — Вот! — Он словно гордился. — Вот, оскорбляют…

В классе стало тихо.

— Ну, если это тебя оскорбляет… — сказал учитель.

— Значит, ты осёл и есть! — крикнул Столбов и захохотал.

Борис Степанович глянул на него внимательно и сказал:

— Кстати, автор этих стихов себя и своих одноклассников тоже считает ослами.

— Это почему же? — удивился Столбов.

— А тут так написано: «Осёл среди ослов», и я не понимаю, почему ослов так раздражает, что один из них «в председатели прорвался». Это справедливо, ведь, значит, льва-начальника они не заслужили.

— Это почему же? — опять спросил Столбов.

— А потому, что они даже не ослы, а зайцы. Стихотворение-то без подписи. Кто писал — трус!

Тут Столбов хотел было сказать: «Да вы что! Это я нарисовал и написал. И ничего тут такого нет, пошутить нельзя», да только не успел. Васька Мослов вскочил и заорал:

— Это Пономарёв нарисовал. Пономарёв!

— Что же он, сам себе письма пишет? — сказал учитель. — Это письмо Пономарёву адресовано.

— Это он для конспирации.

— Нелогично. Успокойся. — Борис Степанович заложил руки за спину и прошёлся по классу.

— Меня сильно огорчает не то, что вы не умеете шутить, но что вы не умеете отличать остроумие от оскорбления. Как вы медленно взрослеете и как вы медленно умнеете!..

— А Пушкин тоже карикатуры рисовал, — сказал Столбов.

— Пушкин в вашем возрасте свободно владел французским языком, латынью, дружил с умнейшим человеком своего времени, с философом Чаадаевым… А вы, я вижу, живёте со дня на день, не думаете ни о прошлом, ни о будущем. Посмотрите, большинство из вас ничем серьёзно не интересуется… Даже гражданская жизнь, я не боюсь этого слова, гражданская жизнь вашего класса вас не интересует… Ну, ладно! — Он устало потер лоб. — Уж коли зашла у нас сегодня речь о басне, нарушим программу и поговорим сегодня о баснях. Наспи писать уметь надо, ибо басня подчиняется определённым законам… В Древней Греции жил старый и безобразный раб по имени Эзоп…