Роковая перестановка - Вайн Барбара. Страница 43

До приезда в Отсемондо Вивьен подала заявление на вакансию няни к ребенку, отец которого, Робин Татиан, жил в Хайгейте. Татиан был архитектором, причем успешным и богатым, если судить по адресу на Вью-роуд. Руфус и Эдам хорошо знали этот район, потому что учились там в школе. Сейчас Руфусу казалось странным, что он никогда не встречался с Татианом и знал, как тот выглядит, только по рассказам Вивьен.

— Он высокий и загорелый, у него каштановые вьющиеся волосы, — сообщила она, вернувшись с собеседования. — Ему около тридцати пяти.

— Звучит неплохо, — сказала Зоси.

— Вообще-то я с ним не виделась, — продолжала Вивьен. — Женщина показала мне снимок, на котором он с ребенком. Это его сестра. Она сказала, что «управляет всем его персоналом».

— Мерзкая, наверное, особа.

Татиан, вероятно, был в офисе, или в мастерской, или там, где бывают архитекторы. То был четверг, подумал Руфус, третьей или четвертой недели июля. Жара не спадала. Они опустили все стекла в «Юхалазавре», но даже при большой скорости прохлады не хватало. Девчонки сидели на заднем сиденье, потому что не смогли решить, кому сидеть на пассажирском рядом с ним.

— Я коплю на поездку в Индию, — сказала Вивьен. — Если откладывать всю зарплату за полгода, тогда мне удастся набрать денег. Я буду жить у хозяев и постараюсь ни на что не тратиться.

— А зачем тебе ехать в Индию?

— Там есть один посвященный — в общем, садху. [73]Я читала о нем. Люди приезжают к нему учиться. Много людей. — Вивьен смутилась и замолчала, но потом продолжила объяснение, хотя и более тихим голосом: — Я пожила бы там, и это стало бы для меня началом. Не знаю, останусь я в Индии или вернусь сюда, но если не поеду, всегда буду чувствовать, будто упустила шанс, и сожалеть.

— Ты собираешься жить там в ашрамах? — спросил Руфус. — Ну, то есть ты тоже будешь носить желтую хламиду и звонить в маленький медный колокольчик?

Когда он насмехался над Вивьен, она воспринимала его слова так, будто они были сказаны совершенно серьезно. Неплохой метод, вынужден был признать он. Если это был метод. Если же нет — а он подозревал, что дело обстояло именно так, — то у нее напрочь отсутствовало чувство юмора.

— Я сниму комнату в деревне, — ответила Вивьен.

— Ты навредишь своему организму, — заговорил в Руфусе врач, — нездоровой пищей и зараженной водой. Велика вероятность, что ты подхватишь амебную дизентерию.

— Вряд ли. Я буду осторожна.

— Что ж, хорошо, что ты не сказала, что здоровье тела ничто по сравнению со здоровьем души.

— Я же не дура, — сказала Вивьен.

А Зоси мечтательно произнесла:

— Как бы я хотела поехать с тобой!

Руфус не видел Вивьен, так как она сидела за ним, но представил, как она, в молитвенном жесте сложив ладони, опустив глаза и улыбаясь, сказала:

— Поехали!

Собеседование было назначено на три в доме Татиана. Вивьен была одета в то самое бирюзовое платье с вышивкой по вырезу, ее волосы были заплетены в косы и уложены вокруг головы. Она напоминала юную деву с картин Россетти, наверное, одну из девушек, держащих полог в «Сне Данте», но отнюдь не будущую няню. Эту картину, одну из немногих, Руфус мог узнать. Ее репродукция висела в доме родителей, а сейчас, как ни странно, висит у него. Когда он впервые привел Мериголд в дом, она выразила бурное восхищение картиной. Потом сказала, что восхищалась из вежливости. Однако в результате его мать подарила ей картину на свадьбу, и теперь она висит в холле. Когда поэт исчез с экрана, Руфус встал и пошел в холл, остановившись на мгновение, чтобы приложиться к «секретной порции».

Сейчас Руфус не видел никакого сходства. Девушки на картине были рыжеволосыми, одна — в более светлом зеленом платье, другая — в более темном. Бледными изящными лицами с задумчивыми выражениями они скорее напоминали Зоси, чем Вивьен. Руфус закрыл глаза. У Вивьен было только два платья — кремовое из рубашечной ткани и то, бирюзовое, — длинных, до пола, с квадратным вырезом и длинными рукавами, которые она в те жаркие дни закатывала почти до плеч. Что-то он не припомнит, чтобы он видел ее ноги. Но вот ступни помнит, а еще тонкие, костлявые лодыжки. Она очень часто ходила босиком. В тот же день на ней были голубые матерчатые эспадрильи.

— У тебя есть какие-нибудь рекомендации? — спросила Зоси.

Такое знание житейских вопросов удивило Руфуса.

— Я раньше присматривала за одним ребенком. Думаю, его мать даст мне рекомендации. Если попросят, я продиктую ее адрес.

Теперь Руфус не видел и Зоси. Сейчас, глядя в прошлое, он задним числом поражался тому вопросу, который она нерешительно задала:

— Ты любишь детей?

— Естественно. Я же женщина.

Руфус расхохотался.

— Это не смешно. Женщина от природы любит детей.

Зоси всегда отличалась величайшим простодушием. Она была как ребенок, может, даже прямолинейнее, наивнее.

— А почему его жена не занимается ребенком?

— Наверное, она слишком богата, — ответила Вивьен. — Сейчас у ребенка есть няня, но она скоро уволится. Есть еще один ребенок, чуть постарше.

Возвращаясь к Мериголд, Руфус опять задержался у водки за шторой, а потом решил, что порцию надо долить. Он отнес стакан к бутылке — не бутылку к стакану. Так поступают все скрытые алкоголики, чтобы их не поймали с бутылкой в руке или чтобы уменьшить вероятность такого исхода. Стакан он вернул на место за шторой.

Именно тогда — они уже ехали по восточным окраинам Лондона, по Ромфорду, Илфорду и Ньюбери-Парку, — ему пришла мысль порасспросить Зоси, вытянуть из нее ответы на некоторые вопросы. Время было подходящее, разговор шел в нужном направлении. И он начал:

— Тебе, Зоси, эта работа не понравилась бы. Ты бы не захотела иметь дело с детьми, правда?

Молчание затянулось. Автомобильное движение стало плотнее, все три полосы были заняты, на светофорах визжали и скрипели тормоза. Будто вынырнув из пучины и судорожно глотнув воздух, Зоси ответила, и голос ее прозвучал глухо, как из-под воды:

— Захотела. Я бы родила шестерых, двенадцать.

Это вызвало у него смех. Они остановились на красный свет. Руфус обернулся и посмотрел на девчонок, на Вивьен, которая обняла Зоси и прижимала ее к своей груди. Было ужасно жарко, и он видел темное пятно на майке Зоси в том месте, где по ее спине струился пот. Сильные руки Вивьен, крупные для такой мелкой комплекции, обнимали Зоси с материнской нежностью, она не похлопывала ее по плечам, как большинство людей, которые обнимаются при неожиданной встрече.

Они привезли ее на Вью-роуд. Дом назывался «Кранмер-Лодж», у него были белые стены, зеленая черепичная крыша и зеленые кованые балконы. По обе стороны от входной двери стояли деревья, подстриженные конусами. Столбы, поддерживавшие кованые ворота, украшали каменные ананасы.

Зоси, которая до этого момента молчала и лишь изредка издавала приглушенные звуки, похожие на всхлипы, сказала:

— Как мне нравится этот дом. Красивый, правда?

Дом был большой. Внушительный и претенциозный, подумал Руфус. Он вернулся к нему один раз, чтобы забрать Вивьен через полтора часа. Больше он там не бывал, не ездил дальше Норт-Хилла, где Вью-роуд поворачивает к дому, и обычно выбирал маршрут по Северной кольцевой. Этот район вызывал у него неприятные ощущения, как будто — а такая реакция скорее была бы типична для Эдама — он переполнен взглядами и воспоминаниями. Школьные дни исчезли в прошлом, следующие годы сохранились в памяти. Руфус даже не думал о том, чтобы переехать в Хайгейт, о чем так мечтала Мериголд.

Сидя рядом с женой, он пытался вспомнить, куда они тогда поехали, он и Зоси. Пока Вивьен была на собеседовании, они где-то убивали время — в каком-то большом магазине или в торговом центре, — в общем, там, где было много магазинов. Наверное, это был «Брент Кросс» или «Джон Барнс», которые в те времена еще стояли в Суисс-Коттедже.

— Когда открылся «Брент Кросс»? — спросил он у Мериголд.