Измененный - Маршалл Майкл. Страница 35

— На самом деле у меня… нет друзей. Таких нет.

— Правда? Никто не приходит на ум?

— Никто. У меня имеются сослуживцы. Есть знакомые. Я читаю блоги. На этом список заканчивается.

— Н-ну хорошо, — сказала Кэсс. — Наверное, тебе стоит об этом подумать. Дружба, она… знаешь, я слышала много хорошего об этой концепции.

Я чувствовал себя уставшим, пьяным и сбитым с толку.

— Пожалуй, мне пора домой. Прямо сейчас. Я должен показать эти даты Стеф, рассказать ей обо всем.

— Должен. Хотя тебя ждет долгая прогулка.

— Всего двадцать минут до машины.

— Честно говоря, приятель, что касается вождения машины, ты сейчас в еще худшей форме, чем раньше.

Она, конечно, была права.

— Ты знаешь номер какой-нибудь фирмы такси?

Кэсс усмехнулась.

— Давай спросим моего доброго друга, мистера Гугла.

И она спросила, и узнала номер, и я позвонил по нему, и там сказали, что вышлют машину.

Тем временем мы открыли еще одну бутылку вина. Нас охватило какое-то нелепое ликование, и в итоге мы снова оказались рядом на полу: я праздновал то, что нашел настоящее доказательство собственной невиновности и что хоть кто-то совершенно точно, безоговорочно, наверняка за меня; она же радовалась, что помогла мне найти это доказательство.

В конце концов голова окончательно затуманилась.

Помню, как из такси позвонили и сказали, что водитель то ли поломался, то ли его похитили, то ли еще что, но они вышлют другого. Помню, была открыта еще бутылка дешевого вина. Помню, как снова звонил по всем телефонам, где могла оказаться Стеф. Помню — бог знает, с какой целью, — делился своими планами подняться по социальной лестнице. Наверное, надеялся, что Кэсс одобрит, а мне теперь стало важно, что она думает обо мне. Та, по-видимому, понимала, что мои честолюбивые замыслы не превратили меня в дьявола во плоти.

Помню, ее телефон звякнул, она посмотрела на экран и не ответила. Я спросил ее, не такси ли приехало. Она сказала: нет, это Кевин.

— А ты ему нравишься, — сказал я. Я надрался до такой степени, что вообразил себя добрым дядюшкой, умудренным жизненным опытом. — На самом деле, ты ему очень нравишься.

— Я знаю. Но из этого ничего не выйдет.

— Не хочешь с ним разговаривать?

— Не сейчас, — сказала она, снова усаживаясь рядом со мной, кажется, немного ближе, чем раньше.

Я помню — но это уже только отрывками, вспышками, возникающими и гаснущими, как будто в памяти вдруг замельтешил стробоскоп, — что в какой-то момент Кассандра привалилась ко мне; помню, смотрел, как она затягивается сигаретой, но смотрел не на ее руку, а на два маленьких светлых полукружья под кистью.

— Мистер Мур… ты заглядываешь мне в вырез?

— Извини, — сказал я.

Она посмотрела на меня, улыбаясь.

— Ничего страшного.

— На самом деле я не имел в виду…

— Думаешь, я тебе откажу?

— Я… женат. И гораздо старше.

— Верно и то и другое. Но я тоже на самом деле не ребенок. Я сама принимаю решения и все такое.

— Я знаю, — сказал я, хотя и чувствовал себя настоящим стариком, крепко обнял Кэсс за плечи, чтобы показать, что воспринимаю ее всерьез.

Потом мы уже почти не разговаривали. Я сидел, наслаждаясь дымом от ее сигареты, теплом ее тела у меня под рукой, а в голове делалось все темнее и темнее; ее дыхание стало размеренным, и в итоге она заснула.

Я так и сидел, обхватив ее почти невесомое тело — ось, на которой в тот миг держался мир.

Прошло немного времени, Кэсс проснулась, сонно улыбнулась мне и встала с пола. Подошла к двери в спальню, остановилась на мгновенье, чтобы обернуться и посмотреть на меня.

Я снова провалился в сон, в какой-то момент очнулся, понял, что лежу на полу, а передо мной пачка ее сигарет. Подчиняясь первому импульсу, я взял сигарету, прикурил и жадно затянулся. Не помню, было мне приятно или нет, не помню даже, докурил ли до конца.

Глава 25

В два ночи Хантер вошел в спящий жилой комплекс и открыл дверь квартиры на втором этаже. Все здесь выглядело точно так, как он и оставил. Он подошел к креслу, опустился в него и какое-то время сидел в темноте. Вокруг тишина. Все в этот час спали. За раздвижными дверьми в глубине гостиной он видел теннисные корты. В одном из домов напротив горел свет, но был тусклым — какой-то ночник, который успокоит ребенка и поможет ему (или ей) дойти ночью до уборной. Хантер наблюдал десять минут, но так никого и не увидел. Гипотетический ребенок спит, ни о чем не подозревая.

Хантер обернулся, чтобы оглядеть комнату. На стене висел холст. К нему были приклеены кусочки кораллов, водоросли и несколько ракушек. В темноте те похожи на чернильные кляксы. Интересно, как давно Хейзел Уилкинс создала это панно, откровенно и без истерик воссоздающее мир, в котором она жила, отказавшись от того телешоу, какое продолжало разыгрываться на заднем плане. Эти обитатели океана, некогда живые и подвижные, а теперь застывшие, как будто отрицали саму мысль о переменах, о возможности продолжения, и крошили мир на бесконечные обломки настоящего момента.

Они здесь.

Они все еще здесь.

И он тоже. Хантер закрыл глаза, и перед его мысленным взором всплыла шумная картинка, наполненная движением. Он немного наклонил голову вперед и уронил ее на руки.

Он стоял над телом на полу спальни. Сюда она убежала, спасаясь. Он не вполне точно знает, что делать дальше. Перешагнул через тело и подошел к шкафу, открывая дверцы. Из недр шкафа повеяло духами, оставшимися от прежних дней. Платья, блузки, жакеты висели ровным рядом. Их было довольно много, некоторые даже тесно прижимались к соседям, но ему казалось, что даже если бы он развез их по разным городам страны или мира, они все равно не были бы отдалены друг от друга сильнее, чем сейчас.

Хантер никогда не был виновен в чьей-либо смерти, во всяком случае, непосредственно. И если бы это была не Хейзел Уилкинс, он бы, наверное, даже решил, что все сложилось довольно удачно. Но он собственными руками сломал ей шею, и от этого ему нехорошо.

Он отвернулся от ее шкафа и ударил по телу ногой со всей силы.

Зашел в зону кухни и налил себе в чашку растворимого кофе. Пил, стоя у двери, ведущей на балкон, потому что здесь достаточно темно — если кто-нибудь посмотрит, то не увидит ничего, кроме тени. В квартире было прохладно. Тело в спальне заявит о своем присутствии не раньше чем через пару дней, а к этому времени, как он надеялся, все завершится. Однако он понятия не имел, как часто приходит уборщица. Очень может быть, что уже в восемь утра какая-нибудь бедная мексиканка отопрет дверь квартиры. Вряд ли она станет молчать о том, что видела покойницу.

Хантер очень быстро понял, почему Уорнер назвал ему имя Фила Уилкинса. Во-первых, потому, что эта цель уже была недостижима для него, но еще и в надежде, что столкновение Хантера с вдовой Уилкинса послужит сигналом тем самым людям, которых тот хочет найти. Иными словами, Уорнер решил принести Хейзел в жертву.

К несчастью, Дэвид был прав или будет, если сегодня днем станет известно, что произошло в кондоминиуме. Хантера нисколько не удивило, что Уорнер с такой готовностью пожертвовал другим человеком, и он понимал, в чем теперь состоял его долг перед Хейзел Уилкинс, — сделать так, чтобы ее смерть не сыграла на руку кому-то еще. Она не должна была стать просто посланием от Дэвида Уорнера или тактическим приемом, поэтому Хантеру необходимо повернуть сюжет пьесы в иное русло.

А это значило, что тело необходимо убрать.

Но для начала нужно проверить, не осталось ли чего в квартире, чего-то такого, что содержит информацию.

Довольно скоро стало ясно, что там, где хранятся вещи Хейзел, ничего подобного не было. Либо она избавилась от свидетельств прошлого, либо держала их в каком-то другом месте.

Он осмотрел полки, ящики, чуланы. Ничего, если не считать большой фотографии в раме: она и Фил держат бокалы с коктейлями и улыбаются, стоя на балконе этой самой квартиры одним далеким солнечным днем. Фотографию Хантер видел в свой прошлый приход. Он узнал Фила Уилкинса, узнал в нем человека, бывшего если и не другом, то все-таки не просто знакомым. И осознание того, что все это была ложь, пусть и пришедшая спустя долгие годы, сильно повлияло на исход беседы с вдовой Уилкинса. Учитывая, как часто мы лжем другим и себе, просто смешно, что ложь так больно нас ранит.