Охота на президента - Жуков Вячеслав Владимирович. Страница 70

– Вообще-то, подмахивают бабы в постелях, а вы, между прочим, лицо ответственное, руководитель и должны смотреть, чего подписываете. Ну, да это ваше дело.

Директор смутился.

– Вы скажите, если там что-то не так, мы все быстро поправим. Я пошлю людей. Дам необходимый материал… – начал он.

Федор поднял руку, чтобы директор остановился.

– Не беспокойтесь, – успокоил майор разволновавшегося руководителя. – С ремонтом там как раз все так.

– А что же тогда? – проникновенно спросил толстячок, наконец-то убрав с лысины платочек.

– Нас интересует ваше предположение, кто и за что убил Феклистова. В то, что вы до сего дня ничего не знали о его смерти, мы верим. Хотя и признаюсь, крайне удивлен, вашим поведением.

Толстячок насторожился, внимательно глядя на Туманова и стараясь не проронить ни одного его слова.

– Что вас удивляет? – спросил директор.

– Ну сами посудите, Феклистов несколько дней не появлялся на работе, а вы и не поинтересовались, где он и что с ним? Даже не позвонили ему?

– Нет, – признался толстячок. – Не позвонил.

– Вот видите. И в составе учредителей фирмы вас нет. Мы проверяли.

– А мне это и не нужно. Я честно выполняю свою работу и за это получаю зарплату. А все эти заморочки, меня ни в какой мере не интересуют, – признался толстячок, демонстративно отворачиваясь и делая вид, что очень занят. Он стал открывать и закрывать какие-то папки с кипами бумаг и даже вроде как будто забыл про сыщиков сидящих перед ним. И Федор понял, что большего им от этого попки не услышать. Он боится и не станет раскрывать рот, чтобы не очутиться в таком же положении, в каком очутился его менеджер. Поэтому, толстячок будет молчать, и ни одного нужного слова от него не вытащишь даже клещами.

– Жирная свинья, – сказал про него Грек, когда опера сели в машину. – Нужно было его в камеру сунуть к уголовникам. Вот бы им пришелся по вкусу его толстый зад. Сразу бы запел по-другому. А ты, Николаич, с ним либеральничаешь.

– А за что его в камеру сажать? – вступился Ваняшин за майора Туманова. – За то, что он ничего не знал про ремонт интерната?

– Нет, – резонно заметил Грек. – Не за это. А за то, что он скрывает правду от нас. Может, он и про ремонт был в курсе.

– Вряд ли, – сказал Ваняшин. – Я следил за его рожей. Когда Николаич сказал про интернат, у него глаза полезли на лоб от удивления. А потом глянул на фотографию Феклистова и сразу на попятную. Ясное дело, зассал.

Едва выпроводив Туманова, Грека и Ваняшина из кабинета, толстячок директор, вскочил с кресла, подошел к окну и, достав сигарету, закурил. То, что произошло с Ником Феклистовым, здорово напугало его. Но еще больше напугало, появление оперативников. То, что за его спиной творятся темные делишки, он давно догадывался, но старался не обращать на это внимания. Но теперь, теперь кажется, настало время, взглянуть на все это по-другому. А самое лучшее, уйти. Уйти быстро, не дожидаясь нехороших последствий.

Вернувшись к столу, он уселся в свое кожаное кресло, которое почему-то впервые за все время, ему показалось жестким и неудобным. И он даже подумал о том, как мог так долго сидеть на нем.

Сейчас, вздохнув с некоторым облегчением, он достал из папки чистый лист бумаги и, взяв со столешницы авторучку, написал заявление об уходе. Но перед тем, как отдать его в отдел кадров, осмелился все же позвонить Шахову. Уйти и не поставить его в известность, он не мог.

Минуту, другую, толстячок держал трубку, вслушиваясь в заунывные гудки, потом набрал номер, пользоваться которым имел право в исключительном случаи. Но, по мнению самого директора, сейчас именно такой случай и представился.

Николай Петрович Шахов выслушал директора строительной фирмы довольно сдержанно и когда тот высказал все, что хотел, заговорил таким голосом, будто они с директором были давними друзьями, хотя на самом деле виделись один раз, когда толстячка назначали на эту должность.

– Я бы вам не советовал, вот так сразу, принимать такое необдуманное решение, – сказанное и в самом деле прозвучало как добрый совет друга. Но упрямый директор пренебрег советом.

– Нет, нет и еще раз нет. Сегодня ко мне в кабинет приезжал майор Туманов из уголовного розыска. Надеюсь, вы имеете представление об этой структуре? – спросил директор Шахова.

Бывший полковник разведывательного управления имел даже очень хорошее представление и не только об уголовном розыске, но и о целом ряде других подразделений милиции, о работе которых мало что, или совсем ничего не афишировалось. Но об этом он директору распространяться не стал, ответил довольно скуповато:

– Кой, какое, имею.

Толстячок директор посчитал сказанное Шаховым, как взаимопонимание, которого он так настойчиво добивался, сказал:

– Тогда, тем более вы меня поймете.

Но Шахова сейчас мало интересовала вся эта болтовня взволнованного неврастеника, психика которого была на грани срыва. Гораздо важнее было узнать, о чем того спрашивали сыщики.

– Сначала, про Феклистова. Оказывается, он погиб.

Голос Шахова в трубке сделался крайне удивленным.

– Да?

– Представьте себе, так и есть, а я ничего об этом не знал. Так мне кажется, этот Туманов меня в чем-то подозревает.

– Вас? – Шахов откровенно усмехнулся в трубку. – Что за новость? Да и в чем он вас может подозревать?

– Он стал спрашивать меня про ремонт интерната для детей сирот. А я ничего об этом не знаю. Феклистов ничего мне не говорил об этом ремонте.

– Получается, скрыл от вас? – посочувствовал Шахов.

Директор вздохнул.

– Получается, так. А оперативники меня спрашивали, что да как. Представляете, ситуацию? Я даже не знал толком, что им ответить.

Шахов и в этом принял участие. Сказал:

– Да. Положение действительно, щепетильное.

– И не говорите, – подхватил директор, тут же посетовав: – Феклистова теперь нет, а меня еще чего доброго к ответу могут призвать. Поэтому, я и решил уйти. И решение мое окончательное.

Видя, что директор проявляет несговорчивость, Шахов не стал убеждать его остаться. В конце концов, не заменимых нет. Единственное, попросил в течение дня оставаться на месте, сказав, что прибудет человек, который и примет у директора дела. И толстячок согласился.

Как Шахов и обещал, человек прибыл. Ближе к концу рабочего дня. По телосложению он разительно отличался от толстяка директора. Был высок ростом и худой. Усевшись в кресло директора, он закурил и, глядя на толстяка бесцветными глазами, предложил:

– Ну, передавайте дела. – Причем, просматривал он все поданные директором документы так медленно, что передача эта затянулась до самого вечера.

Толстяку его медлительность надоела, а, кроме того, было уже поздно, и он предложил, оставшееся отложить назавтра.

– Мне еще как-то надо добраться до дома. Насколько я понимаю, моего, – толстячок вспомнил, что уже не имеет здесь никакого веса, и добавил поспешно: – бывшего водителя вы уже отпустили.

Приемник кивнул.

– Отпустил. Рабочий день уже закончен. К тому же я приехал сюда на своей машине.

– А у меня машины нет, – вставил толстячок, предложив приемнику сейчас разойтись по домам. К тому же жена уже несколько раз звонила толстяку на мобильник, обеспокоенная его длительной задержкой.

– Ну, что ж, идите, – улыбнулся новый директор, протягивая толстяку руку на прощанье. – Желаю успеха.

Подхватив свой дипломат, в котором кроме зонтика ничего больше не лежало, толстячок выскочил из кабинета. При выходе из здания попрощался с охранником и, выйдя на улицу, заспешил на автобусную остановку.

В вечернее время, с автобусами здесь случались задержки, поэтому, простояв, в пустую минут пятнадцать на остановке, он вышел на дорогу, с надеждой поймать частника, чтобы добраться до метро.

Вылетевшая из-за поворота на бешенной скорости машина, ослепила его ярким светом своих фар и он не успел отбежать. Удар оказался настолько сильным, что толстяка как пушинку отбросило далеко на тротуар. Шансов на то, чтобы выжить, у него не было.