Зеркало Кассандры - Вербер Бернард. Страница 116

— Я хочу на свободу.

— Если бы это зависело только от меня, то я с удовольствием бы вас отпустил. Я за свободу личности, но есть одно «но»: иногда свобода несовместима с общественной безопасностью. Вы знаете, моя кошечка Либерти Белль опять убежала. И не вернулась. Боюсь, она попала под машину.

Подтверждаю, что ее возвращение весьма маловероятно.

— Я хочу домой, — упрямо повторяет Кассандра.

— У вас нет дома.

— Есть.

— Куда вы рассчитываете пойти? Вы подожгли пансионат. Вы грязны до такой степени, что отпугиваете даже бомжей. Нет, действительно, что же нам делать с вами, Кассандра?

Почему для того, чтобы тебя поняли, нужно повторять сто раз?

— Я хочу домой.

— Да, я знаю, вы должны спасти мир. Вы будете предсказывать будущие теракты, так?

Да.

— О-хо-хо… Как же грустно это слышать. Думаю, что если я вас отпущу и вы соединитесь со своими друзьями, то через два года вы кончите так же, как ежегодно кончают три тысячи двести пятьдесят сбегающих из дома несовершеннолетних девочек. Судьба большинства из них известна всем. Наркомания, проституция. Или смерть.

Он не знает, он не может понять. У него есть лишь одно-единственное видение мира и людей. Теракты — это неизбежное зло. Сбежавшие из дома девочки становятся наркоманками и проститутками. Цена свободы — смерть. Я не могу его переубедить. Но нужно найти тропинку, ведущую к эмпатии между нами.

— Вы знаете, а вы ведь тоже погибнете, инспектор.

— Опять видение? Ах да, некоторые бомжи вас называют пророчицей нищих.

— Нет, это просто очень вероятно. Вы новости не смотрите? Финансовый кризис, урезание государственного бюджета, сокращение служащих.

Инспектор спокойно скрещивает руки на своем начинающем расти животике.

Он не чувствует, что его это касается напрямую.

— Любой может погибнуть сегодня или завтра, — убежденно говорит Кассандра. — Как может сорваться в пропасть альпинист.

— У альпинистов есть ледорубы.

— Вы так думаете? Несмотря на это, они часто гибнут, один за другим. Сначала безработица, потом поражение в правах. Первое время семья держится, но какая женщина надолго останется рядом с мужчиной, не зарабатывающим на жизнь? И какой судья оставит детей с отцом, выброшенным из общества? Гибель кажется маловероятной, но она может настигнуть каждого. Как вы говорили про теракты? Ах, да: «Это как молния, которая кого-то убивает, просто невезение». И добавили: «Жертвы не вызывают особого сочувствия». А представьте себе ваше первое утро нищеты, без ванной, без зубной пасты, без душа, без завтрака, но зато с отвратительным привкусом во рту. Как вы будете ночевать на скамейках, просить милостыню в метро, рыться в отбросах. Как люди будут отворачиваться от вас, словно вы больны заразной болезнью.

Инспектор не отвечает, он просто слушает, прикрыв глаза.

— А вам известно, что распад личности происходит в три этапа? Сначала вы начинаете чесаться. Потом разговариваете сами с собой. А затем сходите с ума по-настоящему. Вы знаете, что большинство бомжей в конце концов впадают в безумие?

Кассандра произносит последние слова с болезненной напряженностью, широко раскрыв свои большие светло-серые глаза.

— Против болезни, которая называется нищетой, не изобрели прививки. И вы считаете, что не рискуете ею заразиться?

— Нет, не рискую, — отвечает полицейский. — Со мной такого не произойдет.

— Я — дочь министра, и я заразилась.

— Потому что вы этого хотели. Оставались бы в школе «Ласточки» и жили бы нормальной, безопасной жизнью.

Она даже не хочет представлять себе такой вариант событий.

— Однажды вы тоже станете бомжом, — повторяет Кассандра, чтобы хорошенько впечатать в память собеседника свое пророчество. — И вы вспомните о том, что я вам говорила. Никто от этого не застрахован. Никто. Самые большие колоссы падали.

…потому что стояли на глиняных ногах.

Инспектор внимательно слушает девушку и отвечает:

— Тут нужна уже анти-Кассандра, как мне кажется. Ты видишь в будущем только плохое, это касается и терактов, и моего возможного превращения в бродягу. Нам нужен кто-нибудь, кто будет делать хорошие прогнозы. Мне сообщили, что ты предсказала панку, будто его убьют ударом ножа. Мне ты пророчишь будущее бомжа. А вот я, в свою очередь, предрекаю тебе… возвращение в нормальный мир.

Он начал разговаривать со мной на «ты». Я такого будущего не хочу. Нормальной жизнью я уже пресытилась, хватит.

— Твое возвращение будет постепенным. Увы, но согласно записи камер на крыше башни Монпарнас, ты убила своего брата. Ты столкнула его вниз.

Черт, вот она, карта Эсмеральды, мужчина и женщина, падающие с башни. Предсказание сбывается. Он упал, и я лечу вслед за ним.

— И пожар в школе «Ласточки». Там есть свидетельства против тебя. Я, может быть, и закончу свои дни бомжом, но ты, прежде чем снова стать нормальной, счастливой девушкой, посидишь в тюрьме. Я и с Либерти Белль так же поступил бы, будь она еще жива. Так будет для тебя лучше всего.

— Сколько времени?

— Убийство и поджог. Для несовершеннолетней — это исправительное учреждение.

Какое отвратительное название! То есть место, где попытаются восстановить контроль левого полушария моего мозга над правым, чтобы я стала такой, как все.

— Года, наверное, четыре. Ты выйдешь оттуда, когда тебе исполнится двадцать один год. Максимум — двадцать два.

Итак, все кончено. Я проиграла. Я не увижу Кима в течение четырех лет. Он не будет меня ждать. Терпением этот юноша никогда не отличался.

— Но тут можно поторговаться. Например, если ты скажешь, где можно найти твоих сообщников.

Кассандра молчит и просто смотрит на инспектора, сжав губы.

— Порядки в исправительной колонии более мягкие, чем в тюрьме. Но убежать оттуда будет, конечно, куда труднее, чем из школы «Ласточки».

Ее лицо по-прежнему не выражает никаких чувств.

— Я сделаю все для того, чтобы помочь тебе. Я буду приходить, буду поддерживать тебя, — обещает инспектор.

Кассандра смотрит ему в глаза:

— Почему вы хотите помочь мне, инспектор? Из-за Либерти Белль?

— Нет, из-за Марка-Антуана, моего старшего сына. Он был, как и ты, аутистом. Ты знаешь, каково жить с ребенком-аутистом? Ты хоть представляешь себе адские муки, которые прошли из-за тебя твои родители?

Неожиданно лицо инспектора оживляется.

— С самого рождения Марк-Антуан беспрерывно плакал. Взрослея, ребенок начинает улыбаться. Но только не мой сын. Он переставал кричать только на руках у матери. Даже во время долгих поездок в машине он держал ее за руку. Он нуждался в постоянном физическом контакте с матерью и не выносил прикосновений кого бы то ни было другого.

Значит, аутизм может принимать и такие формы…

— У Марка-Антуана IQ достигал ста четырнадцати пунктов, то есть был гораздо выше среднего, но школу он посещать не мог. В этом и состояла трагедия. И для него, и для нас. Он не мог терпеть чужих прикосновений, даже на улице. И не выходил из своей комнаты. Доктор, естественно, поставил диагноз «гиперчувствительность».

Еще один из наших.

— Он обожал киносагу «Звездные войны». Он беспрестанно пересматривал все шесть фильмов. Он знал скорость корабля Дарта Вейдера и скутера Люка Скайуокера, он рассчитал мощность лазерных мечей. Ему были известны все упоминаемые в фильме планеты: Татуин и прочие. Короче, удивительно точные, но совершенно бесполезные знания. Мы предложили ему заочное обучение английскому. Он отказался. Но когда я купил ему «Звездные войны» на английском языке с субтитрами, он выучил его за три недели. Под конец он говорил лучше меня. И ваша мать…

Моя мать?

— Ваша мать его вылечила. Вот почему я чувствую себя должником.

— Почему вы говорите о своем сыне в прошедшем времени? Он умер?

— Ваша мать совершила чудо. Она спасла моего сына, поэтому я хочу спасти ее дочь. Даже против ее воли.