Север Северище - Фомичев Владимир Т.. Страница 11

и любили Павла Котова не только за творческую активность, профессионализм и добросовестность, но и за радужность души, увлечение одним высоким, неиссякаемый дух товарищества и дружелюбия. Однажды в районной газете его сотоварищ Ринат Аязович Сулейманов, когда там поднимали чарки по поводу получения редакцией машины «Москвич», что значительно повышало мобильность местных журналистов, так определил причину удивительного при закрытом обществе откровения с Павлом и редкого доверия одной высокопоставленной личности: «Да у тебя на физиономии написано, что ты порядочный человек. Не подведешь». 

 Павлу особенно вдохновенно писалось с утра. За ночь внутренние глаза становились острее. Мысли были заняты одной лишь темой, которую раскрывал на бумаге. Поэтому в коррпункте он появлялся рано, приходил туда «по холодку», как выразилась одна поэтесса из одесского студенческого отряда. Появлялся там около семи и на несколько дорогих ему часов приваривался, как сваркой, локтями к письменному столу В эти минуты его энергия созидания била фонтаном.

 Однажды собкорр, только что открыв дверь, услышал в чуткой тишине неожиданный и потому показавшийся резким телефонный звонок. Поспешно схватив трубку, услышал в ней стремительный мужской голос и сразу не мог сообразить, кому он принадлежит:

- Кто у телефона?

- Котов.

- Тебя-то мне и надо. Это Краткий. Я поговорил с Борисихиным. Он дает тебе полдомика. Прямо сейчас иди к Тихону Иларионовичу и получай ключи. Устраивайся основательно, первози семью.

 Эта весть, да еще из уст главного в районе человека, да еще ставшая возможной личными стараниями Никиты Матвеевича, застигла москвича врасплох. Он в ответ всем своим существом выдохнул:

- Ох, спа-а-си-бо-о!.. Не могу поверить .

- Желаю успехов и благополучия! До свиданья, - Краткий повесил трубку.

 Не раз потом Павел Афанасьевич размышлял над этим поступком по отношению к нему первого секретаря Советского райкома партии и в конце концов твердо решил: главное здесь – мудрость лидера партийцев в закреплении необходимых району кадров. Он математически точно расчитал, что Котов, не имеющий элементарных квартирных условий в столице и возможности в ближайшее время их изменить, надолго осядет здесь, если снять такой болезнный для него вопрос. Все получилось, как по писанному, коль заглянуть с той временной точки в будущее. Москвич планировал: при благоприятном стечении обстоятельств прожить в Приобье три года. И только неординарное действие Никиты Матвеевича скординировало его задумку в сторону увеличения этого срока до пяти лет, что в конечном счете привело к обоюдной пользе и одной, и другой стороны. По крайней мере, Павел Афанасьевич никогда об этом не пожалел.

 Борисихин, встретившись с кандидатом на поселение в ПМК, которую возглавлял, произнес:

- Совершаю преступление против своих кадров, но ничего не могу поделать, раз просит сам Краткий, - и вручил Котову ключи от жилплощади.

- Я вам несказанно благодарен и отлично понимаю ваше состояние, как и первого секретаря, тоже оказывающегося в подобных случаях в безвыходном положении: ведь райком сам жилье не строит, а скажем, без журналистов ему не обойтись. Надо где-то искать им крышу над головой.

 Полученное жилье, полдома-квартира, в поселке Передвижной механизированной колонны превзошло все ожидания и предположения публициста: две комнаты и кухня, электричество, вода, канализация, газовая плита, правда, газ в балонах. Посредине коридор. Окна со ставнями: два в большой комнате и два с противоположной стороны: в детской , как сразу решил хозяин, и «поварне». Не надо приобретать мебель, потому что имеются кровати, столы, стулья, встроенные шкафы, антресоли. Только одно остается: вызывать семью и жить не тужить. Естественно, Павел немедленно отправил домой письмо с радостным сообщением и выражением «надежды на скорое свидание со своими ласковыми женщинами: Томой-мамой и нашей сладкой Верунечкой». Но, к сожалению, Тамара сразу не выехала, не совсем ясно объясняла, сколько еще ей нужно времени на сборы. Причины длительной задержки, по мнению Павла, были неубедительны. Он соскучился по ней и малютке, нервничал, клял «женскую логику» своей половины. Выражал, раскипятившись, тревогу, что она может дотянуть до наступления «жарких» морозов, а тогда и совсем испугается отправляться в дальнюю дорогу до потепления. Жена как бы отлынивала от совершенно определенного и срочного для семьи своего действия. Котов бомбардировал ее письмами, в которых подступал с ножом к горлу: что за отговорки! что за увертки! По-настоящему приходил в отчаяние, не мог расставить все точки над «и». Отсутствующему в Москве хозяину трудно было сообразиться с тем, что происходит дома. На его доводы супруга горячо оправдывалась, просила войти в ее положение: ребенка надо какой-то бабке показать, бюрократии полно с оформлением документов в жилотделе и на работе, не так просто поселить надежного человека в комнату – если просто закрыть и уехать, так алкаши все растащут, а то и сожгут, как уже, мол, сам знаешь, чуть не случилось однажды. Нет, такой канители, бабизма мужик понять не был в состоянии! Излишняя взволнованность, доходящая до потрясения, вела его к решительности в оценках и мало способствовала истинному пониманию положения. Начались, как всегда бывает в таких случаях, всякие разговоры вокруг семейных отношений Котовых, излишнее любопытство о причинах неприезда семьи, коль «есть квартира, куда ехать». Одна дама в порядке ненужного влезания в чужие дела, но под предлогом дружеского внимания к проблеме Павла заочно осудила Тамару: «Что мы, бабы, за народ: сами ставим мужей в положение одиночества, а потом кричим, что они развлекаются на стороне или вовсе нас бросают?» Пристально смотрели на «свободную» жилплощадь и остро нуждавшиеся в похожей квартире пеэмковцы.

 До приземления в Советском Павел Афанасьевич много чего познал, повидал. Однако, как гласит народная мудрость: «Чем дальше в лес, тем больше дров». Жизнь – тайга, ибо в ней встречаются соответствия этому изречению. Ее «большие дрова» порой тоже не там, где бывают все. Лишь вдалеке не то что от столицы, но от самого по себе глухого рабочего поселка, когда наступило короткое и палящее по-среднеазиатски лето, Котову довелось познакомиться с людьми, о существовании которых никогда не думал не гадал. 

 Вертолет высадил Павла в лагере «лесных геологов», как он сам их охарактеризовал, - специалистов из Омска, ведущих здесь бессуетную отшельническую жизнь, определяющих запасы древесины на корню. По их разработкам потом планируют деятельность леспромхозов, устанавливают их мощность. На командированном к ним в тайгу, несмотря на удушающий жарищей день, надеты двое брюк, одни из которых – брезентовые, сапоги с портянками, прочная и плотно застегнутая куртка с капюшоном, в руках березовая ветка. Но все это не мешает безбожно расправляться с ним рою налетевших паутов, слепней, оводов, комаров, мошки, разноцветных мошек – знаменитому сибирскому гнусу. В целом гнус «работает», как солнечные батареи. Появилось светило – одна часть агрессоров усиливет атаки, скрылось – эти исчезают, но другие активизируются. Чокнуться можно, что, говорят, и случалось со слабонервными.

 Журналист призывет на помощь жителей палаточного городка. Те дают ему противокомарную сетку, канистру с жидкостью от насекомых. Без пользы! Пауты, величиной почти с воробьев, прожигают через двое штанов. Мошкара забралась под портянки, кажущийся тесным ворот, туго затянутый ремень и грызет нещадно. Лесоустроители улыбаются:

- Это они так жадно на новичка набросились, нас уже не трогают. У вас не таежный запах, они мстят вам за принадлежность к Большой земле.

- Но ваши собаки тоже не новички. Почему же они, как торпеды, бросаются от неистовствующих тварей в полог, пробивая его?! И отчего панически впихиваются задами в норы, захватывают вьющихся над их мордами паутов пастями, щелкая зубами?.. Не могу вообразить, как вы сами, братья по лагерю без конвоя, выдерживаете в течение месяцев круглосуточную грызню этих, прошу прощения у самых интеллигентных, парящих какашек!