Макамы - ал-Хамадани Бади аз-Заман. Страница 10

ДЖУРДЖАНСКАЯ МАКАМА

(девятая)

Р ассказывал нам Иса ибн Хишам. Он сказал:

Как-то раз в Джурджане беседовали мы в тесном кругу, где были только свои, — и вдруг перед нами появился человек: ростом он был невысок, в плечах неширок, с густой бородой, за ним дети малые, оборванные, исхудалые. Произнес он красивое приветствие с мусульманским обычаем в соответствии, к себе нас расположил и обильные милости от нас заслужил. Он сказал:

— О люди! Я из жителей александрийских, с границ андалусских [30], я из племени сулеймитов, привечали меня абситы. Долго я по земле кружил — где я только не жил! Побывал я в краях отдаленных, в пустынях и в местах населенных, в областях рабиитских и мударитских, и нигде не бывал унижен, никем не обижен. Не презирайте мои лохмотья и отрепья! Богом клянусь, мы были людьми известными, праведными и честными, и гостю любому, бедуину или купцу, утром верблюда зарежем, а ночью — овцу.

Затем, о люди, судьба обернула против меня свой щит, я сон в бессонницу превратил и отдых странствием заменил. Стрелы несчастий гоняли меня по кругу, пустыни передавали меня друг другу, превратности времени сдирали с меня кожу, как смолу соскабливают с дерева, и оказался я более гладким, чем ладонь, и более голым, чем щека младенца. Опустело подворье наше, и высохли чаши. Одно мне осталось: весь век скитаться да за верблюжью упряжку держаться. Я не спорю с судьбой отныне и подлаживаюсь к пустыне. Земля — мне постель и в летний жар, и в зимнюю стужу, а подушкой мне камень служит.

Заботы мои с места на место меня бросали, били ноги мои о камни и наконец привели меня в Хамадан. Жители Хамадана дружелюбно меня встречали, к себе зазывали, но я выбрал того, чей стол пышнее, а гордыня скуднее.

Ложе мягкое мне устроили, заботы обо мне удвоили и утроили. Прожил я там некоторое время — и появился у меня сын, как йеменский меч сверкающий, как месяц в ночи сияющий. Мой хозяин оказывал мне милости неизмеримые, и в сердце рождались радости неисчислимые. Первая милость — дом, хорошо обустроенный, огромный, последняя же — мешок, звонких динаров полный. Но с места меня сорвали дары, потоком бегущие, и дожди, беспрерывно льющие. Бежал я из Хамадана, как от охотника дичь, никто не смог бы меня настичь. Исходил я дороги опасные, мученья терпел ужасные.

Но я оставил в Хамадане мать моего семейства и своего ребенка —

Занес меня к вам ветер нужды и вихрь маяты. Посмотрите, да помилует вас Бог, на самого тощего, изнуренного, привела его к вам нужда, умучила нищета.

Господь указал, что у вас добро меня ждет, он ко злу никого не ведет.

Г оворит Иса ибн Хишам:

Клянусь Богом, своими жалобными речами он растопил наши сердца и в слезах утопил наши глаза, и мы отдали ему все, что было у нас при себе. Он ушел, вознося нам хвалу, а я последовал за ним — и оказалось, клянусь Богом, что это не кто иной, как наш шейх Абу-л-Фатх Александриец.

ИСФАХАНСКАЯ МАКАМА

(десятая)

Р ассказывал нам Иса ибн Хишам. Он сказал:

Будучи в Исфахане, я надумал поехать в Рей, поэтому мое положение было зыбким, словно тень: я в любую минуту ожидал каравана, чтобы назавтра в путь отправиться рано. Наконец он прибыл и дальше идти собрался, час отъезда уже приближался — а тут призыв к молитве раздался. И я решил ненадолго от спутников ускользнуть, чтобы выполнить долг мусульманина до того, как пуститься в путь: чем в одиночку молиться, пристойней мечеть посетить, — опасно, правда, отъезд пропустить. Но я надеялся, что с молитвой благословение Божие меня не покинет в путешествии по пустыне.

Я пришел на молитву, протиснулся в первый ряд, где обычно самые праведные стоят. Тут к михрабу [33]вышел имам [34]и прочел суру «Открывающая» [35], чтением Хамзы [36]— по манере произношения мадды и хамзы [37]. Я же только о том и думал, как бы к отъезду не опоздать и свою верблюдицу не потерять. А имам после суры «Открывающая» стал читать суру «Падающее» [38], а я поджаривался на огне волнения и пекся на углях нетерпения: то ли жди и ни слова не говори, то ли выскажись и умри — потому что я знал, какая буря начнется, если из-за меня молитва до срока прервется. И пришлось мне стоять в таком положении до завершения чтения. С караваном я мысленно уже распрощался, с багажом и верблюдицей расстался. А имам тем временем склоняется, как лук согбенный, в позе покорной и смиренной — такого смирения я никогда не видывал! Потом он голову поднимает, руку правую простирает и возглашает: «Бог внимает тому, кто его восхваляет». Затем он встает и замирает — я даже подумал, не уснул ли он. Но тут имам о пол рукой опирается, к полу лицом прижимается и опрокидывается ничком.

Я поднял голову, надеясь выскользнуть где-то, но между спинами не увидел просвета и снова склонился в земном поклоне. Наконец имам дал команду подняться, возвеличив Божие имя, все сели — и я вместе с ними. Потом он встал и начал второй ракат [39]и снова прочел две суры подряд — «Открывающая» и «Поражающее». До скончания века длилось чтение, все души дошли до изнеможения. Когда же он и второй ракат завершил и рот раскрыл, чтобы произнести шахаду [40], — все почувствовали отраду, а я подумал: «Боже, спасибо за избавление, за приближение возвращения!»

Вдруг какой-то человек встал и сказал:

— Кто из вас любит общину и ближних Пророка, пусть не покинет мечеть до срока — пока не послушает меня минутку.

Я остался на месте для сохранения собственной чести. А этот человек сказал: