Погребённые заживо - Биллингем Марк. Страница 17

— Я работала с ним в уголовном розыске в Голдерс-Грин где-то двенадцать-тринадцать лет назад. Он тогда был, по-моему, еще сержантом, а может, только ожидал присвоения этого звания. А когда я уходила на пенсию, его, кажется, прочили в начальники отдела.

Торн схватил клочок бумаги и стал быстро делать пометки.

— И что же?

— Что? Думаю, он был подходящей кандидатурой. Насколько я могу судить, честный человек — впрочем, это еще ни о чем не говорит. Я знаю уйму людей, которые с годами так или иначе оступились.

— Тогда что вы можете сказать об этих двух фамилиях? Коттерилл и Квинн, — Торн слышал, как на том конце провода играет классическая музыка. Джек, муж миссис Чемберлен, увлекался музыкой.

— Знаю, ты ожидаешь услышать другое, но Джезмонд, по-видимому, прав. Не могу представить этих двоих в роли похитителей. — Она помолчала. — А что, Гранта Фристоуна никто не упомянул?

— А это важно? — Торн записал фамилию.

— Ну, может, и не очень, но я удивлена, что его имя вообще не всплыло.

— Я весь внимание.

— Фристоун изнасиловал несколько детей где-то в 1993 или 1994 году. И девочек, и мальчиков — думаю, ему было все равно. Он держал их в гараже за своим домом.

Держал их…

Торн постарался отогнать видение мешка, который надевали мальчику на голову.

— Я недолго занималась этим делом, — продолжала Чемберлен, — а Тони Маллен вел его, даже, кажется, сам арестовывал насильника. Все знали, что это отвратительное дело — ну, так вот, Фристоун сыпал угрозами с момента задержания до самого оглашения приговора.

— Угрожал Маллену?

— Может, он и еще кому-то угрожал, но что Маллену — это я точно помню. Я тогда один раз присутствовала в суде и помню взгляд, который бросил на него Фристоун: не то чтобы сумасшедшая ярость, но… До сих пор не могу забыть этот взгляд…

— Спасибо, Кэрол. Я проверю.

Пару секунд она молчала, потом музыка стала тише.

— Позволь, я этим займусь.

Торн медленно подчеркнул имя Гранта Фристоуна.

— Я, видишь ли, думал, что вынюхивать — дело мегер.

— Будем считать, что я этого не слышала. Нет, серьезно, Том, ты не хочешь, чтобы я кое-кого поспрашивала, а потом перезвонила тебе?

Торн слышал, как у миссис Чемберлен мгновенно изменился голос. В отделе она работала не каждый день, да и толку от этой работы было очень мало. Он знал, насколько ей нравится чувствовать себя полезной, как хочет она приняться за работу — какую бы то ни было работу. Он также знал, что у Кэрол все еще широкий круг связей, что она отличный профессионал. Да она, черт побери, своим проницательным взглядом увидит больше, чем может дать любой компьютерный поиск.

— К тому же у Джека с годами стала болеть спина, — сказала она. — У него есть мазь, которую он втирает на ночь. Я могу принести ее тебе на нашу следующую встречу.

— Спасибо.

— Тогда ты убьешь сразу двух зайцев.

Торн подумал о пленке, о человеке со шприцем. Неужели это тот же человек, лицо которого врезалось в память Кэрол Чемберлен в зале суда более десяти лет назад? Человек, который раньше похищал детей!

Одной рукой он потянулся за своим забытым бутербродом, другой взял ручку и стал торопливо писать.

Он снова и снова обводил рамочкой имя этого мужчины.

Конрад

Он давно пришел к пониманию того, что почти все сводится к рыбе и прудам: к тому, насколько ты большая рыбка и какого размера пруд, в котором ты плаваешь. И, разумеется, еще время. Он решил, что время — очень причудливая вещь, оно может вскружить голову.

Само собой, он никогда не читал книгу об этом, написанную молодым человеком в инвалидной коляске — тем самым, что разговаривает при помощи изобретенного им устройства, с голосом, как у Далека. [18]

А если бы он ее и прочел, все равно бы не понял — это он прекрасно сознавал, и все же был на сто процентов уверен, что книга интересная. Время никогда не переставало удивлять его — тем, как оно дурачит людей. Например, каким образом дорога обратно всегда короче, чем дорога туда? Или почему первая неделя летнего отпуска, кажется, длится целую вечность, а вторая неделя пролетает — не заметишь, и вот уже отпуск кончился, а твоя кожа еще и не начинала облазить? И почему время тянется и тянется, когда чего-то ждешь?

Кажется, всего пять минут назад Аманда бежала вприпрыжку, налетела на него и буквально сразила своими сиськами. Вскоре она с радостью позволила переспать с ней за пару безделушек от Бакарди и обещание оказать поддержку. Пять минут… или шесть месяцев? Какая разница… А сейчас они снимают на видеокамеру мальчишку, накачанного снотворным; сидят и ждут, что будет дальше.

Честно сказать, он бы с большей охотой занимался тем, чем они промышляли раньше. Так было проще: зашел — вышел, а если кого и ранили, то только потому, что тот сам напросился. Дураки, которые изображали из себя крутых парней и караулили деньги, принадлежавшие какому-нибудь сраному «Эссе», [19]по его глубокому убеждению, не заслуживали ничего, кроме хорошего пинка. Однако сейчас все было по-другому. Тут не было никакого мужества, ничего такого, что заставило бы чувствовать, что ты заработал свои деньги. Это дело казалось постыдным, так мог поступить только гомик или идиот. Такое преступление для слабаков.

Возможно, когда они вдвоем будут сидеть где-нибудь на пляже и тратить свои денежки, он будет думать иначе. Возможно, он забудет, как они достались, — во всяком случае, он на это надеялся.

Аманда возилась на кухне. Снова, небось, тосты с сыром, печеные бобы или что-нибудь в том же роде. Она, не переставая, твердила ему, что когда они получат деньги, то будут жить в свое удовольствие где-нибудь на модном курорте, ходить в шикарные рестораны, где у дверей стоят швейцары, а на улице толпятся в ожидании знаменитостей фотографы. Он интересовался, когда же это будет; ворчал, что ему осточертело сидеть здесь и бить баклуши. Он хочет, чтобы все это закончилось поскорее! Она уверяла его, что осталось уже недолго. Что довольно скоро — так или иначе — все закончится. Он считал, что это звучит несколько, блин, зловеще. Потом он посмотрел на мальчишку, затихшего в противоположном углу спальни, и подумал, что ее слова прозвучали чертовски устрашающе…

Это произошло совсем недавно. Несколько часов назад. Или дней? Время едва тащилось, как деревенский дурачок, который знает, что его сейчас будут бить.

Он знал, что во всем виноват сам. Еще недавно у него была возможность ответить «нет», сказать, что это глупая затея. Он не мог обвинить Аманду в том, что она все решила за него; но чувство было отвратительным.

Ждать — ждать неизвестно чего…

Будто ты совсем малюсенькая рыбка.

Глава шестая

Почти каждый сантиметр плотных бледно-зеленых тисненых обоев был завешен постерами: команда «Сперз» 1975 года — на переднем плане Стив Перримен с мячом в руках; футуристический пейзаж Роджера Дина; теннисистка, удаляющаяся от камеры и почесывающая оголенную ягодицу. В углу комнаты на полочке, которую поддерживала кирпичная кладка, стоял музыкальный центр, вкладыши к альбомам Боуи и «Дип пёрпл» были разбросаны по поверхности его крышки из перспекса [20]и прислонены к колонкам. На ветхом обеденном столе, принесенном снизу и заменяющем письменный, валялись книги: «Огонь!», «Челюсти», «Колесницы богов», парочка зачитанных до дыр книг Свена Хассела в мягком переплете — вперемешку с кипами журналов «Мелоди мейкер» и «Нью мьюзикл экспресс». На стене у окна — календарь с Джилли Джонсоном и мишень для игры в дартс из магазина «Вулворт»…

Торн прищурился и еще раз посмотрел на эти модные обои — однотонные, цвета бледной орхидеи.

Тут также висели репродукции старинных карт, архитектурный чертеж в скрупулезной французской манере, афиши выставок в Музее Виктории и Альберта и выставок современной живописи в галерее Тейт. Кое-что было прикреплено к стене простыми кнопками, а кое-что — липкой лентой. Стоя в центре спальни Люка, абсолютно не похожей на его собственную юношескую спальню, Торн решил, что Парсонс вчера все правильно сказал: сын Малленов был не совсем обычным шестнадцатилетним подростком.