Погребённые заживо - Биллингем Марк. Страница 69

Адриан Фаррелл натянул поглубже капюшон и потрусил за ним.

Глава двадцать вторая

— У нас по воскресеньям настоящий сумасшедший дом, — сказал Нейл Уоррен. — Пересменка, поэтому сам черт ногу сломит, если прибывают новые «клиенты» или кто-то выезжает. Плюс я занимаюсь семейным бизнесом и делами, связанными с церковью. Я организую небольшие службы и тут, в приюте, для тех, кому это интересно…

— Ничего страшного, — ответил Холланд. На письменном столе перед ним лежала стопка разноцветных самоклеющихся листочков для записей. Он поставил «галочку» напротив имени Нейла Уоррена.

— Я просто хотел объяснить, почему не смог перезвонить вам раньше.

— Я понимаю.

— Теперь я чертовски неловко себя чувствую.

— Мне очень жаль, — сказал Холланд.

— Встречаешь человека, он попадает в поле твоего зрения, а потом… Жизнь не стоит на месте, понимаете? Пути расходятся, и чаще всего ты даже и не вспоминаешь о нем. Я не вспоминал о Кэтлин Бристоу лет пять, пока вы не пришли сюда и не стали расспрашивать о Гранте Фристоуне. А теперь она мертва. Вероятно, я должен был бы огорчиться больше…

— Как вы заметили, вы не вспоминали о ней несколько лет.

— Я попрошу, чтобы помолились за ее душу.

Холланд взглянул на часы: пять минут десятого. Раз он всех обзвонил — может быть свободен. Хлоя будет уже спать, но так приятно провести часок-другой перед сном наедине с Софи.

— Я так понял, полиция не считает это простым совпадением, — заметил Уоррен.

— Что вы имеете в виду, сэр?

— Тот факт, что как только вы стали расспрашивать людей о том, что тогда произошло, о Фристоуне и об остальном, — тут же убили одного из членов комитета.

— Полагаю, связь между этими событиями маловероятна.

— Вы беседовали с остальными?

— Да, с большинством.

Уоррен секунд десять — пятнадцать помолчал. Когда Холланд услышал щелчок зажигалки, он догадался, что Уоррен закурил сигарету. Долгий выдох, еще одна пауза. Потом Уоррен спросил:

— Она сильно страдала?

Обычно в подобных ситуациях Холланд говорил что-то стандартно ободряющее. Сам не понимая зачем, не будучи уверен, что Уоррен говорит начистоту — хотя казалось, что врать не в его привычках, — Холланд ответил:

— Да, думаю, она сильно страдала.

От Хендона до Аркли было минут двадцать езды. Песни Грема и Эммилу [34]чудесным образом подняли Торну настроение, но все их благотворное влияние пошло прахом при одном взгляде в лицо Тони Маллена.

После их последней стычки Торн не ожидал теплого приема, но на лице хозяина читалась не просто прогнозируемая антипатия. В его поведении, в том, как он молча отступил в сторону, пропуская Торна войти, сквозило смирение. У Тони Маллена был вид человека, который уже не ждет хороших новостей.

Как у отца, у Тони Маллена все еще оставалась крошечная надежда, пока не обнаружено тело, но Торн понимал, что как бывший полицейский Маллен мучительно осознавал, что время работает против их семьи. Что шансы, довольно реалистичные вначале, стали незначительными. Как быстро они превратились в пшик!

Прошло уже девять суток с момента исчезновения Люка. Практически пять — с момента получения видеокассеты. Семьдесят два часа с того момента, как Люка похитили во второй раз. И с тех пор — никаких известий от того, кто удерживает мальчика.

Торн все еще видел ярость в глазах Маллена, но она соседствовала со сломленным боевым духом.

— Что бы вас ни привело, надеюсь, это не займет много времени, — сказал он. — Мы все очень устали.

— Честно говоря, я пришел кое-что спросить у Джульетты.

— Зачем?

Торн секунду помолчал и решил, что Маллену эту информацию вполне можно сообщить, возможно, это даже поможет навести мосты.

— Мы беседовали с одним парнем из школы, где учатся ваши дети. Совсем по другому делу. Оно почти наверняка не имеет отношения к нашему расследованию. К похищению Люка…

— Почти наверняка?

— Мы считаем, что он по каким-то причинам врет, что не знаком с Люком. Нам известно, что он несколько раз звонил сюда, и мы хотим удостовериться, что он звонил именно Люку. Я всего лишь хотел убедиться, что он звонил не вашей дочери. Думаю, это займет не больше десяти минут.

— Как зовут парня?

На этот раз Торн колебался несколько дольше.

— Фаррелл.

Никакой особенной реакции не последовало, но Торн засомневался: ему показалось, что Маллен все-таки вздрогнул, прежде чем повернул голову и обратился к своей жене.

Торн сначала не заметил Мэгги Маллен. Она сидела метрах в трех от них, на лестнице, ведущей на второй и третий этаж, — на маленькой площадке между лестничными пролетами. На ней были черные спортивные брюки и коричневый свитер. Волосы, такие же серые, как и ее лицо, как пепел от сигарет, которым (как предполагал Торн) была полна пепельница у ее ног, были собраны сзади.

— Мэгги, ты бы позвала Джул, — попросил Маллен.

Его жена смотрела прямо перед собой, как будто не слышала, что он ей говорит, потом взглянула на Торна. Он улыбнулся и кивнул. Оба жеста получились немного снисходительными, как будто он утешал очень старого и очень больного человека.

— Она что-то натворила?

— Нет, ничего подобного, — ответил Торн. — Просто хочу задать ей пару вопросов.

Маллен обошел Торна, перегнулся через перила у подножья лестницы.

— Дорогая, просто крикни, чтобы она спустилась, ладно?

Мэгги подняла пепельницу и встала. Она стряхнула пепел с колен, повернулась и пошла наверх в комнату к Джульетте. Полминуты спустя Торн услышал едва слышный стук в дверь, а затем неясное бормотание — один голос звучал громче другого. Потом хлопнула дверь, и две пары ног стали спускаться по лестнице.

Пока Торн ждал в прихожей, он изучал семейные фотографии на столике у входной двери, потом, почувствовав себя неуютно, стал рассматривать обои. Он слышал, как рядом с ним Маллен слегка ударился о стену головой, когда откинул ее назад. Слышал, как он выругался, ни к кому конкретно не обращаясь.

Фаррелл подумал, что сержант, который вызывал такси, назвал его адрес — водитель явно знал, куда ехать. Этот жалкий ублюдок за время пути не произнес ни слова, но Фарреллу это было даже на руку. Он не хотел ни с кем разговаривать. Он хотел закрыть глаза и собраться с мыслями.

Он уперся лбом в окно и слушал, как по крыше барабанит дождь и скрипят «дворники». Сзади пахло бензином и одним из тех сосновых освежителей воздуха, которые выпускаются в форме дерева. Кусок дерьма, вероятно, и страховки не имеет — азиаты всегда стараются сэкономить где только можно. Он вспомнил анекдот, гулявший в их школе об азиатах. О том, что папаши их соучеников, владеющие сетью газетных киосков и шикарными магазинами специй, продолжают ходить в кабинет директора, чтобы поторговаться об оплате за обучение…

Когда такси остановилось, Фаррелл подумал, что он, должно быть, задремал и проспал большую часть пути. Казалось, прошло всего лишь минут пять, как они отъехали от участка.

Открылись обе задние двери. Когда они закрылись, он оказался зажатым между двух азиатов.

— Что, черт возьми, здесь происходит? — Но не успел он и рта раскрыть, как противный холодок побежал по спине.

Они с ним не разговаривали.

Они не смотрели ни на него, ни друг на друга.

Водитель щелкнул переключателем, зажегся сигнал, что машина занята, и автомобиль медленно влился в поток движения. Таксист включил радио, нашел восточную радиостанцию. И стал монотонно, в такт двигаться.

Фаррелл все еще был стопроцентно уверен, что полиция отпустила его под залог только затем, чтобы за ним проследить. Посмотреть, не свяжется ли он с кем-то из друзей. Будучи крепко зажат между двумя мужчинами, он не мог развернуться на сто восемьдесят градусов, но он, насколько мог, повернул шею в отчаянной надежде, что не ошибся и за ними едет полицейская машина. Но он видел лишь дождь и фары каких-то автомобилей, а когда снова повернулся вперед — глаза водителя в зеркальце заднего вида. Глаза были холодными и пустыми, они на секунду вспыхнули желтым светом, когда «шевроле» проезжал под уличным фонарем.