Изгой: По стезе Номана [СИ] - Радов Анатолий Анатольевич. Страница 60

— Ты знаешь, — придал голосу горечи, — Я родился в очень бедной семье и на схолу денег не было. А я очень хотел учиться. Просто болел историей, думал вот подросту, отдадут меня в схолу, и я стану великим архисториком. Но, увы. Расскажи хотя бы, что об этом говорят в схолах. Пожалуйста.

Лиона вздохнула, словно сомневаясь, или собираясь духом, потом снова прилегла, положив голову мне на грудь, принялась гладить рукой то бедро, которое сама недавно лечила, и наконец, задала вопрос.

— Ты с самого начала хочешь?

— Если тебе не трудно. Я кое-что знаю, но у тебя же знания полные, не то что мои. Неуч я.

— Не говори так, — она шлёпнула мне ладошкой по животу. — Ты очень умный и мне легко с тобой общаться. Даже и не скажешь по тебе, что обычный простолюдин. Как будто тоже схолу закончил.

Я улыбнулся краешком рта, всё равно не разглядит в темноте. А Лиона помолчала немного, наверное, дожидаясь моей реакции, но так и не дождавшись, стала говорить дальше, перейдя непосредственно к интересующей меня теме.

— Это началось четыреста лет назад. Один риттер, его звали Хуго’Пейн, и девять целителей в Зыби создали Орден Нищих. Произошло это после нападения тварей Тьмы на госпиталь. Половина целителей погибла пока подоспели ближайшие турмы, и вот этот риттер, которого с того света вытащил Сентомеро… Это целитель такой. Так вот, Хуго’Пэйн на свой страх и риск объявил, что он теперь будет неотступно сопровождать полевой госпиталь, чтобы защищать целителей.

— А почему нищих? — спросил я.

— Целители в те времена получали довольствие даже ниже обычных легионеров. Варгросс Шестой говорил, что воины зарабатывают золотые своей кровью, а мы ничем не рискуем. Поэтому целители в большинстве своём были нищими. А ты знаешь, что было на печати этого Ордена?

— Нет, — совершенно честно ответил я.

— Риттер и целитель вдвоём на одном логе. Правда, сами целители говорили, что это не символ их бедности, а всего лишь символ объединения риттерского круга и целительского. Сначала Хуго’Пейна хотели лишить звания и даже казнить, но за него заступился сам папа Урбано Второй. Он неожиданно признал такую тактику правильной, ведь действительно в Зыби гибло много целителей. И сам Орден признал законным, и даже подарил ему большой надел в двести кусков на юге Ольджурии. Странно, но через два года и тогдашний Повелитель вдруг проникся пониманием и, наверное, чтобы перещеголять папу, одарил Орден четырьмя сотнями кусков плодородных пашен. Орден стал получать хороший доход и переименовался в Орден Целебного Креста и Айны. Крест — означал присутствие среди братьев риттеров из храмовников, а айна — это символ целительства. Для простых людей айна лишь цветок, но для нас это нескончаемый кладезь полезных веществ. Я тебе с собой потом из неё сделанную мазь дам. Она хорошо кровь останавливает.

— Спасибо, — очень коротко поблагодарил я, чтобы не сбить её с мысли.

— А когда денег стало много, целители начали сами покупать замки с прилегающими территориями и особняки в городах. В некоторых местах занялись выращиванием айкаса, в некоторых производили тирс и рошу, а потом стали ссужать деньги под прибавку. Ты, наверное, думаешь, что это плохое занятие?

— Нет.

— А многие так думают. Может быть это и верно, — Лиона тихонько вздохнула, — Но зато они стали лечить людей бесплатно. Даже в уставе своём дописали этот пункт. Каждый вступающий в Орден клялся лечить любого обратившегося с хворью бесплатно. Разве это не перевешивает чашу с занятием ссудой?

— Наверное, перевешивает, — согласился я, вспомнив сегодняшний случай в таверне. Иногда и действительно нелегко угадать, что и чего, в конце концов, перевесит.

— Конечно, перевешивает, — с жаром выдохнула она. — Тысячи людей сегодня в Ольджурии не могут позволить себе хорошее лечение, и многие из них умирают. А они лечили всех бесплатно, и аристократов и простолюдинов, — в её голосе просто зазвенела гордость за своих предшественников, хотя она и продолжала говорить шёпотом. — Они даже стали строить специальные дома, где больные могли оставаться на время лечения. А во время засух и неурожаев кормили голодающих. Вот как.

Лиона замолкла в восторге, сама доведя себя до него. Наконец продолжила срывающимся и будоражащим мой слух шепотком.

— И всему зависть виной. За две сотни лет могущество и богатство Ордена так возросли, что Варгросс Восьмой решил покончить с ними. В течение двух дней их всех схватили и бросили в тюремные башни. Поводом послужило письмо одного из недавно принятых в Орден целителей, который писал, что при обряде посвящения его заставили плевать на божка Номана. А потом посыпались и другие обвинения. В поклонении одной из ипостасей Чревла, в связях с демонами, и даже в мужеложстве. Мол, именно это символизирует печать, где два мужчины на одном логе.

— Хитро, — поддакнул я.

— Подло, — поправила Лиона. — Страдая в тюрьмах братья Ордена просили помощи у тогдашнего папы Клименто Пятого, но он испугался замолвить за них даже словечко. И вскоре по всей Ольджурии запылали костры с невинными целителями и риттерами Ордена Целебного Креста и Айны.

Через полминуты молчания я понял, что Лиона не собирается продолжать.

— А что потом? — спросил, не особо надеясь, что она станет рассказывать дальше. А как же боевые плетения из лекарских?

— Я тебе и так уже открыла больше, чем можно было, — сказала она нежно, наверное, чтобы не обидеть.

— Ты мне не доверяешь?

Но она не ответила, а вдруг приподнялась и спустя секунду была на мне. Склонилась, стала целовать, оградив моё лицо от всего внешнего мягкой стеной волос, пахнущих цветами. Может, как раз айной? — пришло в голову.

А она распрямилась, собрала волосы и чем-то перетянула их на затылке. И снова вернулась к поцелуям, и к большему, не давая мне даже удивиться такой внезапной и полной раскованности с её стороны.

Потом я ещё несколько раз пытался завести разговор об Ордене «креста и цветочка», но она старательно уходила от него. Единственное, что удалось узнать, что мама у неё и в самом деле тоже была целительницей. Умерла недавно. Есть болезни с которыми могли бы справиться только древние маги-целители. Я извинился за неуместный вопрос.

После этого мы проговорили примерно ещё час, и наконец, я спохватился и стал одеваться.

— Уже полночь, наверное, — проговорил, торопливо затягивая пояс.

— Ты же жант.

— А на ночном дежурстве у нас аржант.

— Ну ведь не риттер.

— А риттер обязан слушаться командиров.

— Приходи завтра в обед, я тебе мазь дам, — проговорила задумчиво, а когда я выбрался из повозки, задержала, ухватив за локоть. — И из Зыби возвращайся. Обещаешь?

— Не могу. Есть такая поговорка — хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах, а это обещание — оно как план, понимаешь?

Кивнула.

— Как бы он не наказал за такую самонадеянность, — закончил я мысль.

— Тогда не обещай, — тихо выдохнула она. — Но всё равно возвращайся. Я буду ждать.

Короткий поцелуй, и я поплёлся к своей стоянке.

Ждать?..

Не стоит.

Идя сквозь тьму, я стал думать о Лите, не вдруг, о ней я вспомнил ещё в повозке, когда одевался. Почему-то снова пришла мысль о предательстве, хотя, это было глупо. Разве у нас были хоть какие-то отношения, или хотя бы намёки на отношения? Ничего ведь не было. Кроме её вопроса в доме, и вот теперь я разукрашиваю в мозгу чёрно-белую картинку, наполняя её надуманными чувствами…

— Ну, ты вообще уже оборзел в край, легионер, — вырвал меня из размышлений голос ночного аржанта. Я вздрогнул от неожиданности и вытянулся в струнку.

— Увольнительная, мин лег-аржант, — ответил чётко.

— Увольнительная увольнительной, а время отбоя для всех одинаково. Завтра сообщу Лостаду, и наконец-то, в этом чревловом гурте хоть кто-то получит палок.

В голосе его было столько желчи, что я вдруг не сдержался.

— Вчера несколько десятиц парней из этого, как вы сказали — чревлова гурта, отдали свою жизнь за Великого Номана. Как думаешь, — я перешёл на ты, испытывая к стоящему передо мной презрение, — Если я передам Лостаду, а лучше Сервию, как ты называешь воинов Номана, он порадуется остроте твоего языка?