Тайна древней рукописи - Орлофф Эрика. Страница 6

Сев в такси, я улыбнулась. Лето палимпсеста принимало очень интересный оборот.

4

Любовь начинается с тайны?

А.

На следующее утро в девять часов я сидела в офисе аукционного дома и пила уже вторую чашку кофе (и что бы я делала без кофеина?), когда в помещение вошел Август. На нем были рубашка и модные джинсы. На входе он помахал нам с дядей рукой, и в ту секунду все внутри меня перевернулось.

— Так это она? — И он указал на рукопись, уже надежно спрятанную под стекло.

Я кивнула. Он наклонился к ней, чтобы поближе рассмотреть манускрипт.

— Вы осмотрели книгу еще раз, более внимательно? Что за человек этот А.?

— Не знаю, — сказал дядя. — Романтик. Кажется, увлечен звездами и солнцем.

— Мне все больше нравится этот тип. Я сам люблю солнце и звезды, — сказал Август, взглянув на меня.

Я включила ультрафиолетовую лампу.

— Сам посмотри на слова.

Когда он выдохнул, защитное стекло, отделявшее рукопись от окружающего мира, слегка запотело. Я заметила, как в свете лампы его зрачки расширились от удивления. Слова были едва видны и приобрели светло-голубой оттенок.

Я обратила его внимание на надпись:

— На той странице есть фраза об одиннадцати звездах, солнце и склоняющейся луне.

Он лукаво улыбнулся.

— Ну, тогда он больше, чем простой любитель звезд. Наш А. библеист.

— Как ты это узнал? — спросила я.

— Это цитата из Книги Бытия.

— Любопытно, — сказал дядя. Он наклонился ко мне и прошептал на ухо: — Жаль только, что он такой неразговорчивый.

— Помолчи, — едва слышно проговорила я в ответ.

Дядя Гарри поднялся.

— Ну, дети, я связался с Джеймсом Роузом, именно его коллекцию мы выставляем на аукцион. Вам назначена встреча у него дома в десять тридцать. — Гарри вручил мне записку с адресом. — И помните, мы не хотим предавать все огласке. Еще рано. Попробуйте разговорить его о прошлом коллекции. Можете сказать, что мы предполагаем, что одна или две книги могут быть очень редкими. В частности эта. Посмотрите, к чему эта цепочка приведет. Его отец мог приобрести рукопись, не догадываясь об ее ценности, или достать ее нелегальным путем. Антикварные вещи иногда так и перекочевывают из одной частной коллекции в другую. А порой книга проходит не совсем чистый путь.

— Ты хочешь сказать, люди крадут ценные книги? — спросила я.

Гарри энергично покачал головой:

— Одного весьма пронырливого и коварного вора даже окрестили Расхитителем гробниц.

— Не может быть! Ты шутишь, — смеясь, ответила я.

— Вовсе нет. Это очень замкнутый мир. Посуди сама, кто читает и собирает эти манускрипты? Музеи, аукционные дома, библиотеки и… коллекционеры. И люди, которые коллекционируют манускрипты, зачастую навязчивы и одержимы желанием обладать. Я знаю одну даму — не буду называть имя, но она каждую неделю появляется на страницах светской хроники, — которая бредит романом «Маленькие женщины» Луизы Мэй Олкотт. Она готова заплатить любую цену за первое издание — у нее уже есть семь экземпляров, насколько я знаю. Я думаю, что люди, которые собирают подобные коллекции, зачастую охотятся за чувствами. Пытаются обрести таким образом спокойствие.

— Что ты имеешь в виду? — спросила я.

— Люди, которые любят книги и собирают такого рода издания, часто пытаются как будто возродить те чувства, которые эти книги пробудили в них. Вот, например, та дама из светской хроники. Я подозреваю, что «Маленькие женщины» в свое время, когда она училась в пансионе, были для нее утешением в одиночестве, а сейчас у нее есть деньги, чтобы покупать книги. И многие коллекционеры не остановятся ни перед чем. Поэтому и весь пройденный этими книгами путь не всегда представляет собой прямую. А зачастую он и вовсе нелегален.

— Я уже чувствую себя шпионкой. Эта бумажка с адресом самоуничтожится через десять секунд? — спросила я, протягивая зажатую в руке записку.

— Она — нет, а ты — да, если не поторопишься. Кстати, я слышал, что у вас, Август, практически фотографическая память? Постарайтесь запомнить каждое его слово и не делайте записей.

— Почему?

— Люди начинают нервничать и сдерживать себя, когда видят, что за ними записывают. Они боятся, что все, что они скажут, обернется против них.

— Хорошо, пойдем, Август.

Но он не двинулся с места и еще больше склонился над манускриптом.

— Август!

— Извините, но, кажется, А. был одинок… Такое чувство, что мы с ним хорошо знакомы.

— Вот опять! — Я скрестила руки на груди. — Неужели А. не может быть девушкой?

Август снова взглянул на манускрипт.

— Не думаю. Судя по почерку… я все-таки склонен считать, что это мужчина.

Я закатила глаза.

— Да брось ты! Как ты можешь узнать по почерку, кому он принадлежит?

Август усмехнулся так, что у него на щеках показались ямочки:

— Ладно, пусть А. остается пока просто А., ни мужчиной, ни женщиной. До тех пор, пока мы точно не узнаем.

— Спасибо. — Я улыбнулась ему в ответ.

— Что ж, — вмешался дядя Гарри, — было бы неплохо установить его личность. Тогда мы смогли бы проследить все перипетии палимпсеста. Возможно, его судьба окажется еще более невероятной и тем более ценной. Ну, вперед на поиски!

Мы вышли из офиса на улицу.

— Квартира Роуза находится всего в паре километров отсюда, — сказала я. — Прогуляемся?

Август кивнул, и мы пошли пешком.

— И почему ты не вернулась ночью в сад? — спросил он.

— А это предполагалось? — удивленно ответила я.

— Я думал, мой намек на гамак был достаточно прозрачным. — Он улыбнулся. — Я сегодня там спал. Думал, ты появишься.

— Но… — Я еще никогда не встречала таких откровенных парней, и мне это начинало нравиться.

— Недостаточно явное приглашение?

— Возможно. — Я приняла притворно обиженный вид, слегка выпятив нижнюю губу.

— Не делай так больше, иначе в следующий раз мне придется достать тебе луну, солнце, мир и все, что захочешь.

Моей нервной системе досталось по полной. С одной стороны, я готова была смотреть на него вечно, с другой — убежать куда-нибудь подальше. Когда он улыбался, он походил на мальчишку. Когда же говорил с серьезным видом, Август выглядел как молодой профессор, задумчивый и очень мудрый. В любом случае он был прекрасен.

Мы зашагали в ногу.

— Итак, Каллиопа. Ты перешла в выпускной класс? — спросил он меня.

— Да.

— И куда будешь поступать?

— Ну, это еще не решено.

— Почему?

Я пожала плечами.

— Отец хочет, чтобы я пошла по его стопам — в Гарвард на юридический. Унаследовала бы фирму и за деньги «умывала» людей в судебном зале.

— А чего хочешь ты?

— Хочу изучать английскую литературу или философию, но, по мнению отца, любой из этих предметов с практической точки зрения является абсолютно бессмысленным. Вообще я готова учиться где угодно, только не на юридическом.

— Ты с ним уже об этом говорила?

— Его ни в чем нельзя убедить. Еще никому этого не удавалось. Ты можешь говорить сколько угодно, но он остается глух, как бочка, как будто ничего и не было. Большую часть времени, когда я разговариваю с ним, я чувствую себя так, как будто подаю ходатайство судье.

Мне не очень нравилось то русло, какое принял наш разговор, и я хотела сменить тему. Видимо, Август понял мои чувства и сказал:

— Мой отец хочет, чтобы я поступил на отделение истории Средних веков. Но он вроде бы понимает, что я бы с большим удовольствием остался в саду и писал книги. Забавно, — добавил он и засунул руки в карманы, — в Нью-Йоркском университете учатся подростки из самых разных семей, и я иногда ловлю себя на мысли, что должен был бы позавидовать некоторым из них. Нормальным семьям. Тем, кто может вместе пойти куда-нибудь. Но нет, я никогда не испытывал такого чувства. Мой отец позволит мне стать тем, кем я сам захочу.