КГБ в Японии. Шпион, который любил Токио - Преображенский Константин Георгиевич. Страница 14

Для того чтобы познакомиться с ними, я даже научился произносить по-китайски две фразы:

— Я — советский журналист! Да здравствует китайско-советская дружба!..

Мои новые знакомые вежливо улыбались в ответ, но на контакт не шли. Я долго не мог ни с одним из них встретиться где-нибудь без свидетелей Наконец мне удалось это сделать прямо на улице: недалеко от станции метро «Хацудай», где расположен ТАСС, находилась лаборатория компьютеров, в которой стажировались китайцы.

Первая моя встреча с ним в ресторане прошла успешно, но уже на второй китайский ученый вел себя подозрительно: настороженно щурил глаза, а в ответ на вопросы он лишь молча кланялся, очевидно боясь сболтнуть что-нибудь лишнее. Когда я написал на салфетке иероглифами имя Мао Цзэдуна, он взял ее, сложил и спрятал в карман, очевидно, для того, чтобы передать кому-то образец моего почерка.

Нового знакомого словно подменили, и сделал это не кто иной, как китайский КГБ. Очевидно, китаец, как положено, доложил туда о знакомстве с советским журналистом и получил указание внимательно изучать меня на следующей встрече.

Короче, говоря, мой собеседник стал агентом, но весьма наивным и неумелым, как это часто бывает с осведомителями из числа ученых. Мне даже стало жалко его, потому что он напоминал мне своих собратьев, несчастных советских агентов. Как и те, он испытывал двойную тяжесть: не только от напора вражеской разведки в моем лице, но и от недоверия и контроля со стороны своего собственного мощного карательного аппарата. Он не понимал, которой из этих двух страшных сил следует бояться больше. Этим и объяснялось столь странное поведение ученого…

По окончании ужина он робко вытащил из кармана пиджака несколько тысячеиеновых банкнотов, что было совершенно невиданным делом среди китайских стажеров. Очевидно, резидентура китайского КГБ в Токио снабдила его деньгами для беседы со мной, из чего следовало, что этой встрече там придавалось большое значение.

Разумеется, я оплатил ужин сам, точнее, за счет советской резидентуры. Китаец поспешно сунул банкноты в заветный карман. Вряд ли он вернул их в резидентуру китайским чекистам, а скорее всего, оставил себе, сказав, что уплатил за угощение: бедная и бесправная жизнь людей во всех социалистических странах, и особенно в СССР и Китае, делает их своекорыстными и лживыми по отношению к государству…

Больше мы, разумеется, не встречались, но и эта встреча оказалась отнюдь не бесплодной. Я, по крайней мере, узнал, как выглядит гражданин КНР после вербовки его собственной разведкой.

Работа с китайцами шла у меня легко. И резидент, и московские начальники хвалили меня. Кроме того, эта работа никак не мешала моим отношениям с Японией, где к тому же нет закона о шпионаже даже против своей страны, не говоря уж о чужой. Откуда мне было знать, что именно работа с китайцами закончится шпионским скандалом и приведет к концу мою разведывательную карьеру?..

А тем временем Китай интересовал меня все больше. Я любил ездить с семьей в китайский город в Иокогаме, где, как мне казалось, сохранялась атмосфера Китая, в котором я никогда не был. Беседуя с торговцами в сувенирных лавках, я совершенствовал свое умение общаться с китайцами. Заходя в полутемные магазины, я ощущал непривычный и острый запах благовоний, специй, сушеных водорослей, добытых из неведомых глубин теплых Южных морей. Мое сердце востоковеда взволнованно билось…

Такие китайские городки существуют во многих странах. Из инструктивных писем КГБ я знал, что большинство расположенных там ресторанов имеют четко выраженную политическую ориентацию, про-пекинскую или про-тайваньскую, служа порой даже резидентурам разведок двух враждующих между собой китайских государств. Вся разведывательная деятельность, естественно, велась друг против друга.

Особенно интересовала меня разведка Тайваня. Она имела агентуру на всех уровнях в КНР и была осведомлена о делах этой страны лучше всех в мире. Поэтому мне пришла в голову идея отыскать резидентуру тайваньской разведки в Японии и договориться с ней о получении разведывательных материалов о Китае. Эта идея встретила в Москве одобрение. Правда, где находится тайваньская резидентура в Токио, Москва не звала, и мне предстояло это выяснить.

Для начала я обследовал все китайские рестораны в китайском городе Иокогамы. Те, что были ориентированы на Пекин, обнаружить было несложно, потому что они удивительно напоминали советские. В них витал дух социализма. Абсолютно так же, как и их московские коллеги, китайские официантки всем своим видом демонстрировали усталость и неприязнь к посетителям. Тарелки с едой они ставили на стол все с тем же недовольным выражением лица.

«Как же заразителен этот зловредный дух социализма! Он задевает самые слабые и низменные струны человеческой души и заставляет звучать громче всех!» — размышлял я, с удовольствием поглощая китайские блюда. Они были довольно вкусны, но все же хуже, чем в тайваньских ресторанах. И кухня, и обслуживание там были такие же, как повсюду в Японии.

В одном из таких ресторанов я узнал адрес малоизвестного общества по изучению Китая. Таких обществ в Токио много. Когда я пришел по указанному адресу — а общество занимало всего лишь одну комнату в огромном многоэтажном здании, — то застал там лишь сухонького старичка, сидевшего за письменным столом. При моем появлении он поднял голову…

Мы встретились взглядами, и большего для знакомства мне не требовалось. Это был характерный взгляд разведчика. Выражение, мелькнувшее в нем на одно лишь мгновение, было столь многогранно, что передать его словами просто невозможно..

Должно быть, старичок уловил то же самое и в моем взгляде, потому что мы быстро договорились встретиться вечером в одном из ресторанов на окраине Токио.

Там я объяснил старичку, что являюсь представителем советской разведки и хотел бы наладить с тайваньскими коллегами обмен разведывательными материалами о континентальном Китае. Старичок обещал познакомить меня с кем-нибудь из руководителей тайваньской разведки в Японии. С улыбкой понимания мы посмотрели друг на друга, ибо оба были сотрудниками партийных разведок: я — разведки КПСС, он — Гоминьдана, и эта необычность ситуации объединяла нас еще больше.

Потом мы встречались еще несколько раз, но шпионскому нашему сотрудничеству так и не суждено было начаться из-за моего вынужденного отъезда из Японии. Этот скандал был связан с моей вербовкой китайского стажера в Токийском технологическом институте. Пришла пора рассказать и о нем.

Перед нашей резидентурой давно стояла задача завербовать какого-нибудь зрелого китайского ученого, который по возвращении на родину занял бы руководящее положение в Академии наук КНР.

От одного советского преподавателя, работавшего в университете Токай, я узнал, что на приеме для иностранных стажеров он познакомился с неким сорокалетним стажером-китайцем из Токийскою технологического института, который поразил его блестящим знанием русского языка. Как оказалось, в годы крепкой советско-китайской дружбы китаец учился в Советском Союзе и даже знал тексты многих советских песен пятидесятых годов, которые в нашей стране теперь поют очень редко.

В тот же вечер я помчался в институт разыскивать интересующего меня стажера, но там мне сообщили, что тот уже вернулся на родину, а вместо него приехал другой, стажирующийся по специальности «фотохимия».

Это было еще лучше. Ведь о нем уже не знал даже тот советский преподаватель, да и времени на разработку у меня теперь будет достаточно!..

В институтском дворе я подловил нового китайского стажера. Разумеется, я не знал его в лицо, но каким-то необычным, мистическим образом «вычислил» его однажды в толпе студентов. Низкорослый, в белом халате, он шел, переваливаясь по-утиному. Его широкое лицо было типично китайским.

Я подошел к нему и спросил:

— Как пройти на химический факультет?..

— Это рядом, я там стажируюсь, — отвечал он с сильным китайским акцентом.