Убежище - Новак Бренда. Страница 10

Хоуп въехала в гараж и заглушила двигатель. Потом посмотрела на спящую сестру и стала вспоминать, как читала ей Библию и заплетала волосы. Как они лежали в одной постели в канун Рождества, потому что Фейт была слишком возбуждена наступающим праздником и не могла заснуть. Рождественских подарков они получали немного — по словам отца, они только отвлекали от истинной сути праздника. Но их все равно переполняло предвкушение, даже если единственными подарками были их маленькие подарки друг другу.

В последнее проведенное дома Рождество Хоуп глажкой заработала немного денег и смогла подарить Фейт очень красивую Барби. Младшая сестренка увидела куклу на витрине и долго восхищалась. Отец тут же осудил подарок, назвав его слишком фривольным и дорогим. Но когда Фейт сорвала обертку, Хоуп поняла по ее радостному личику, что деньги не были потрачены впустую. Той же ночью она нашла у себя на подушке самое большое сокровище Фейт — ежедневник в пластиковой обложке, который закрывался на миниатюрный замочек. Использованные страницы были вырваны и заменены неровно вырезанными пустыми бумажками. Короткая записка, написанная детскими каракулями, извещала, что Фейт хочет, чтобы Хоуп взяла ежедневник себе.

И вот они снова вместе. Одиннадцать лет спустя. У Хоуп застрял ком в горле. Может, другие и не обращали на Фейт внимания, но у Хоуп она всегда была в любимицах. Она была чувствительней остальных и всегда успокаивала Хоуп.

— Фейт, мы дома, — сказала она и осторожно тронула сестру за плечо.

Фейт моргнула и села.

— Я должна была составить тебе компанию вместо того, чтобы спать. Мне жаль, Хоуп.

— Не надо ни о чем жалеть. Для малыша как раз хорошо, что ты заснула.

Взгляд Фейт обежал гараж, и она изумилась:

— Это твой дом?

— Нет, только гараж. И он мне не принадлежит. Я его арендую.

Фейт выбралась из машины и без единого слова прошла за Хоуп к передней части дома. Она чуть не наступила на Оскара, большого серого кота. Тот взвизгнул и убежал прятаться.

— Что это было? — спросила Фейт, когда тот пролез сквозь изгородь, которая отделяла дом его хозяина от дома Хоуп, и стал смотреть на них оттуда, с безопасного расстояния.

— Это — Оскар, — сказала Хоуп.

— Твой кот?

— Кот моего соседа, но мне кажется, он пытается поселиться у меня. Он постоянно ко мне приходит.

— Ты его кормишь?

— Иногда. Мистер Парис не возражает. Мы вроде как делим его между собой. Оскар обычно никого к себе не подпускает, за исключением мистера Париса, так что это особого значения не имеет. Оскар обычно сам по себе бегает.

«Каков кот, такова и хозяйка», — добавила про себя Хоуп.

Фейт нагнулась и вытянула руку, пытаясь подозвать к себе кота, но тот все еще был выведен из равновесия тем, что на него едва не наступили. Раздраженно помахивая хвостом, Оскар не двигался с места.

Хоуп отперла замок и распахнула входную дверь.

— Он не очень дружелюбен, но его независимость меня восхищает.

— Я люблю кошек. — Фейт заглянула внутрь дома. — Ты живешь одна?

— Сначала у меня были жильцы, но с тех пор, как я стала зарабатывать достаточно, чтобы самой платить арендную плату, я живу одна, — сказала Хоуп, придерживая дверь.

Фейт никак не решалась переступить порог, поглядывая на Оскара так, словно ей хотелось вместе с ним укрыться за изгородью. По-видимому, во многом импульсивное решение поселиться у Хоуп сейчас превращалось для нее в окончательное.

— Значит, ты так и не вышла замуж и не… ничего такого?

— Нет. Никаких мужей, никаких любовников, никаких бойфрендов.

Фейт наконец шагнула в гостиную.

— И ты ни с кем не встречаешься?

Хоуп подумала о Джефе, сыне соседа с ее улицы, о докторах, санитарах и других работниках больницы, которые предлагали ей пойти на свидание. Она знала, что о ней говорят и что ее холодность принимают как вызов. Но пока никто так и не пробудил в ней интерес. Ей хотелось обрести мужа и семью, но в тот момент, когда все подходило к обязательствам, она начинала ужасно паниковать и прерывала отношения.

— На самом деле нет, — сказала она.

— Но ты же такая симпатичная.

Хоуп захихикала.

— Полагаю, я немного пресытилась, — сказала она, подталкивая сестру проходить дальше в дом.

В доме пахло свежими цветами, которые Хоуп обычно срезала в саду позади дома и ставила на кухонный стол в маленькое оловянное ведерко. Ей нравился контраст хрупкого и упругого, старого и нового, грубого и утонченного.

Хоуп включила верхний свет.

— Какой прекрасный дом, — выдохнула Фейт, в ее голосе слышалось что-то близкое к почтению.

Хоуп попыталась увидеть окружающую обстановку глазами сестры. Дом был старым. В нем до сих пор были дощатые полы и оштукатуренные стены. Однако он прошел реконструкцию, в результате которой застекленное крыльцо стало гостиной. Несмотря на небольшой размер дома — около тысячи квадратных футов [8], комнаты были довольно просторными. Кухня выходила в общую комнату и была видна от входной двери. Слева, за двойными дверями, находился кабинет. Справа был холл, ведущий к двум спальням.

— Ты сама все здесь подбирала? — спросила Фейт. Хоуп кивнула:

— По выходным я просматриваю объявления и частенько покупаю какую-нибудь мебель практически за бесценок. А если мне хочется, чтобы древесина блестела, я полирую ее в гараже. А иногда раскрашиваю или наношу рисунок по трафарету, вот как на той старой церковной скамье на кухне.

— Это так красиво, — сказала Фейт.

Хоуп кинула ключи на тумбочку.

— Дом принадлежит старому вдовцу, который живет дальше по улице, но я хорошо обращаюсь с ним, и хозяин предоставляет мне определенную свободу действий.

Фейт продолжала ходить по главным помещениям, пока не остановилась перед вышивками, развешанными по стенам в кухне. Больших и замысловатых, их было четыре, по одной на каждое время года.

— Они замечательные, — сказала Фейт.

— Спасибо.

Хоуп любила вышивать крестиком и собирать всякие мелочи. Столовая посуда, серебро и льняное белье были разрозненным антиквариатом или единственными в своем роде вещами. Такими, например, как настенные тарелки с синей росписью и английские сливочники семнадцатого века, которые украшали белые полки по обе стороны камина в кухне-гостиной.

— Ты, должно быть, много зарабатываешь, — предположила Фейт. — У тебя самый очаровательный дом из тех, что я видела.

— Нет, не очень много, — со смешком сказала Хоуп. — Но ведь мы с тобой росли в одном доме, помнишь? Я отлично умею экономить.

Фейт подняла бровь:

— У тебя это получается гораздо лучше, чем у меня.

— Не будь к себе слишком строгой. Это просто мой вариант «Детей из товарного вагона» [9]. Помнишь ту книжку? Я читала ее тебе, когда ты была маленькая.

— Помню, — кивнула Фейт. — Она была моей любимой.

— Может, это звучит глупо… но, когда после отъезда из Супериора у меня настали трудные времена, я представляла себя, одной из этих детей, когда искала нужную вещь или делала ее из того, что кто-то выбросил. — Хоуп перешла на кухню и проверила автоответчик. Никаких звонков. Как обычно.

— Я все еще не могу поверить, что ты все это сделала сама.

— Да ерунда. — Хоуп решила сменить тему. От восхищенных слов сестры она начинала чувствовать себя виноватой в том, что у нее есть так много, а у родных так мало. — Ты говорила, что жила с двумя другими женами Эрвина. С кем именно?

Фейт остановилась перед кухонной этажеркой из темного чугуна, где Хоуп хранила макароны и крупы в специальных банках различной формы.

— Помнишь Айлу Джейн?

— Эту старую каргу?

На губах Фейт мелькнула улыбка.

— Она из нас единственная, кто смеет ставить Эрвина на место. Ему нравится, как она готовит, а другого ему от нее и не надо. И ее это очень устраивает. Время, проведенное рядом с ней, — единственное светлое пятно моего брака с Эрвином. Она взяла меня под крылышко, как родную дочь. Все равно ее старшая примерно моего возраста. А вот вторая жена Эрвина, Чарлин, мне не нравится. Она тоже живет с нами. С ней трудно ладить, да и с ее детьми тоже. За исключением разве что маленькой Сары. Ей всего семь, но Чарлин совсем не уделяет ей внимания, поэтому Сара проводила большую часть дня со мной.