Убежище - Новак Бренда. Страница 22

— Как ты думаешь, как он поступит, когда увидит, что мы уехали?

— А что он может с этим поделать?

— Он может поехать за нами.

Хоуп поежилась при воспоминании об окровавленном тельце Оскара у своей двери.

— Не волнуйся, он не сможет нас отыскать.

— Ты уверена?

Хоуп редко говорила о том, что было связано для нее с Нью-Мексико. Если и есть в Сент-Джордже пара человек, которые ее вспомнят, вряд ли они смогут назвать кому-то штат, не говоря уже о самом городе.

— Уверена, — сказала она, хотя знала, что есть способы выследить человека, не прибегая к расспросам. Ей придется как-то забирать почту, а это значит, что она должна дать адрес, куда ее пересылать, причем не очень далеко от места, где они поселятся. Ей нужно будет забрать окончательный расчет на работе, налоговые документы и последние счета за дом. Как только она найдет себе новую работу, она откроет новый счет в банке или заведет кредитную карточку, но всегда будет оставаться возможность, что ее новый адрес могут вычислить через кредитное агентство.

Найдет ли их Эрвин, во многом будет зависеть от того, насколько у него много настойчивости и ума — и насколько они с Фейт будут вести нормальную жизнь. Хоуп считала, что он сдастся раньше, чем сможет подобраться сколько-нибудь близко. Во всяком случае, она об этом молилась. Поскольку безумие в его глазах в последнюю их встречу наводило на подозрение, что если он их снова найдет, то не удовлетворится убийством еще одного ни в чем не повинного кота.

Глава 8

Вегетарианский ореховый бургер уже давно съеден, и тарелка отставлена в сторону. Паркер Рейнольдс сидел за своим столиком в «Подсолнухе» — он занимал один и тот же почти каждую пятницу — и читал «Бюллетень Арройо Кантри». В родильном центре его ждал очень насыщенный день, а прошедшее утро и так уже выдалось беспокойным. Но, припозднившись с ленчем, он решил, что сначала заберет Далтона из школы, а потом уже вернется на работу. Сын обычно шел домой к своему другу Холту, и они вместе играли, пока не приходил Паркер и не уводил его обедать. Но в последнее время мальчики стали плохо ладить, и Паркер решил, что, наверное, будет лучше сейчас дать им — и матери Холта — отдохнуть друг от друга.

Не то чтобы Далтон сильно обрадовался перспективе пойти к отцу на работу и оказаться в женском коллективе. Он учился в пятом классе местной начальной школы и все еще находился на стадии мальчикового взросления под названием «Фу, какая гадость!» — по причине частого повторения этих слов. Все изящное, розовое или слишком сентиментальное он обходил за милю и морщил нос, как при виде собачьей кучи. И если он несколько подзадержался на этой стадии по сравнению с другими мальчиками, Паркер не мог его особенно в этом винить. Поскольку, как часто напоминала мать Холта, Далтон вырос на одном тестостероне.

В чисто мужском воспитании все заметнее стали проявляться упущения. Работа в родильном центре занимала у Паркера по пятьдесят часов в неделю. Там его постоянно окружали роженицы, дети и акушерки. А к концу рабочего дня ему больше всего хотелось съесть хороший бургер и посмотреть футбол.

Но нетерпимость сына ко всему хоть сколько-нибудь женственному уже давно его беспокоила. Жена Паркера умерла, когда Далтону было всего два года, и мать он не помнил. А от его единственной бабушки по материнской линии женственности исходило маловато. Будучи женой конгрессмена Джона Барлоу, она вела себя скорее как властолюбивый мужчина. О да, она любила Далтона, все верно — и любила безумно. Но Аманда была слишком амбициозна, чтобы проводить с ним много времени.

И Паркеру оставалось только жалеть, что его собственная мать умерла от инсульта вскоре после того, как он женился на Ванессе. Она его воспитала и не теряла с ним тесной связи, даже когда он был подростком, а отец не способен был сказать о нем ни одного хорошего слова. Презрение отца к дурацким поступкам, которые Паркер совершал подростком и которые совершали почти все в его возрасте, оказалось в итоге иронией судьбы. Когда мать Паркера умерла, его отец женился на женщине в два раза его моложе, которая вела себя скорее как школьница, чем как взрослая женщина.

При мысли о Фиби Паркер поморщился. Со своим легкомысленным отношением к жизни, крашенными под блондинку волосами, искусственной грудью, дорогостоящим загаром и увеличенными с помощью коллагена губами, она едва ли подходила для женского влияния, которое Паркеру требовалось для Далтона. По сравнению с ней Аманда казалась более подходящей. К счастью, отец жил с Фиби в Вашингтоне и не слишком порывался приехать…

На двери звякнул колокольчик, и в кафе вошли две женщины. Паркер поднял голову и поглядел на них. В Инчантменте было около пяти тысяч жителей — слишком много, чтобы знать всех и каждого, и слишком мало, чтобы постоянно не натыкаться на знакомых по приезде в город. Сегодняшний день не был исключением. У входа в кафе он столкнулся с Рондой Странд, стоматологом-гигиенистом, которая работала у Херба Каллуэя.

Вошедшую в кафе беременную женщину Паркер не припоминал, а другая была ему не видна. Он задержал на беременной взгляд и почти сразу же уткнулся в газету. Еще не хватало, чтобы она решила, будто он на нее пялится. Личный опыт ему подсказывал, что беременные очень чувствительны к таким вещам. А двенадцать лет работы в клинике — что они очень чувствительны ко всему.

— О, здесь есть здоровая пища. Отлично, — сказала одна из женщин. — Что будешь заказывать?

— Я не знаю. Может, небольшой ореховый бургер. Мы же завтракали поздно.

— Это было еще в Альбукерке. С тех пор прошло много времени.

— Ты едва притронулась к завтраку.

— Нет, я хорошо поела.

От скуки Паркер снова посмотрел на них и чуть не свалился со стула. Беременную женщину он по-прежнему не узнавал, но ту, что была с ней, знал совершенно точно. И хотя он не видел Хоуп Теннер много лет, он не забыл ни ее лица, ни имени. И вряд ли когда-нибудь забудет. Каким образом, если он каждый день видит напоминание о ней?

Что она делает в Инчантменте?

Паркер поднялся, сложил газету и, вернув ее обратно в металлическую стойку, заторопился к выходу. Он решил, что подождет Далтона на парковке у школы, и молился, чтобы Хоуп оказалась в городе проездом.

— Паркер, не смей оставлять на столе тарелки! — возмущенно крикнула ему вслед Мирна из окошка выдачи заказов.

Паркер приходил в кафе так часто, что персонал знал его по имени, но сейчас он притворился, что внезапно оглох. Он собирался просто сбежать… но женщины у прилавка обернулись, и он увидел в глазах Хоуп узнавание.

— Паркер Рейнольдс, — сказала она.

Паркер кашлянул и притворился, что не может вспомнить ее имени. Когда они встретились впервые, он был женат около трех лет и его жена уже заболела. Хоуп же была бездомной беременной девочкой-подростком. С точки зрения Хоуп, у него не было особых причин ее запоминать.

— А вы…

— Хоуп Теннер, — подсказала она и улыбнулась. Он мог воспроизвести эту улыбку даже с закрытыми глазами — это была улыбка его сына. — Вы меня не помните?

— Ну конечно. Хоуп. Просто… мы давно не виделись.

— Да, десять лет прошло.

Если бы только десяти лет было достаточно…

— Где ты была все эти годы? — спросил Паркер.

— Я жила в Сент-Джордже, в Юте.

И сейчас самый главный вопрос…

— Что привело тебя сюда? — спросил он, стараясь говорить своим обычным тоном.

Хоуп кивнула на беременную женщину, что пришла с ней:

— Это моя сестра Фейт. Как видите, ей скоро рожать. Я хочу отвести ее к Лидии, потому что знаю, что тогда она попадет в хорошие руки.

— Уверен, Лидия будет счастлива с ней познакомиться, — сказал он, хотя подозревал, что Лидия будет рада Хоуп еще меньше его самого.

— Вы все еще работаете в клинике? — спросила она.

Паркер кивнул, внезапно пожалев, что много лет назад не переехал. Он собирался сделать это, просто на всякий случай. Но потом ребенок Хоуп оказался мальчиком, она сама после родов уехала из города, а его жене вскоре стало еще хуже. И после того, как стойко ухудшающееся состояние Ванессы привело к ее смерти, ему вдруг показалось абсурдным бросать хорошо оплачиваемую работу, на которой он мог изменить что-то в этом мире к лучшему, комфортабельный дом и соседей, которых знал по именам. Тем более что родители жены настаивали, что ему нечего бояться, а Лидия была совершенно уверена, что Хоуп не вернется.