Джим Хокинс и проклятие Острова Сокровищ - Брайан Фрэнсис. Страница 10

– Но те люди вооружены, – запротестовал Молтби, указывая на маленький отряд сквайра Трелони.

– Вы не выдвинули против них обвинений, – ответил доктор Ливси. – Так что они не подлежат этому расследованию. А теперь, сэр, напоминаю вам, что вы не должны покидать этот участок земли, не получив на то моих указаний. – И доктор быстро прошел мимо Тома Тейлора, мимо меня, прячущегося за дверью, прямо в затемненный трактирный зал.

Том последовал за ним и принялся открывать ставни. Я заметил, что он привлек внимание доктора к повреждениям, нанесенным преследователями, и показал ему не успевший взорваться ящик под окном. Доктор Ливси прижал к носу палец; я знал, что у него это знак нарастающего раздражения. Минуты через две Том прошел мимо меня во двор.

– Сквайр Трелони! – крикнул он громовым голосом (в Томе давным-давно дремал, в ожидании подходящего момента, общественный деятель).

Сквайр прошел мимо моего укрытия, и я закрыл за ним дверь.

Очень скоро в настроении, царившем в трактирном зале, начали происходить изменения. Доктор Ливси перестал посматривать в мою сторону, и они со сквайром заговорили так тихо, что я не мог расслышать их слова.

Беспокойный день клонился к вечеру; в небе кувыркались грачи, кружились чайки, лошади склоняли тяжелые головы к траве у края двора. Во дворе царило молчание.

Вдруг я услышал, как выкликнули мое имя:

– Мистер Джеймс Хо-о-окинс!

Ну, подумал я, Том слишком уж всерьез стал принимать свои временные обязанности в суде.

По ту сторону зала сквайр Трелони удобно откинулся на спинку дивана. Доктор Ливси сидел за одним из наших старых столов – как ни смешно, за тем самым, за которым когда-то предпочитал пить свой ром капитан Билли Боне.

– Джим, – сказал доктор Ливси. – Тебе надо как можно яснее рассказать мне о том, что произошло. – Он не отрывал от меня твердого взгляда.

Я начал свой рассказ и довел его до конца; меня ни разу не прервали. Но сердце мое замирало, когда я взглядывал на мрачное лицо доктора Ливси. Наконец он заговорил.

– Джим, я не объявил официально, что это – слушание дела. Заметь – от тебя не потребовали принести присягу. У меня есть для этого свои причины. Но все это очень плохо. Боюсь, мне слышатся шаги палача.

5. Все мы – беглецы

Доктор Ливси вздохнул: он взял на себя столь тяжкую ношу, что она вывела его из душевного равновесия. Он продолжал:

– Думаю, что я не смогу сдержать этих людей. Самое малое, что они могут потребовать, это арестовать тебя как подозреваемого. Если этого не удастся избежать, боюсь, суды более высокой инстанции возьмутся за нас, и эти «джентльмены» (он просто не знал, как их называть) используют свое огромное влияние. И присягнут, что ты убил их сотоварища.

– Но я не убивал!

– Они наведут о тебе справки. Услышат про твои россказни. Про наши приключения на острове. Про Израэля Хендса.

Тут мой голос чуть не сорвался на визг.

– Но я убил Израэля Хендса потому, что Израэль Хендс пытался убить меня! Он гонялся за мной по всему кораблю! Да я и не собирался его убивать – пистолет выстрелил, когда он швырнул в меня ножом!

Должно быть, я выглядел необычайно расстроенным, потому что доктор поднялся на ноги.

– По моему разумению, – медленно произнес он, – твои дела не могли бы обстоять хуже. У тебя нет свидетелей, так как они представят обвинения и против тех, кто был с тобой. Им будет легко получить вердикт «Виновен». Так вот и обделываются подобные делишки.

– И что же мне делать? – мой голос дрожал, да и весь я дрожал не меньше.

Холодным тоном доктор обратился к сквайру:

– Я предлагаю перенести расследование отсюда в другое место – в гостиницу «Король Георг» или, если вы позволите, Джон, к вам в Холл. – Сквайр кивнул, а доктор продолжал: – Я обяжу тех джентльменов, что сидят во дворе, проследовать туда незамедлительно.

Он направился к выходу, а сквайр Трелони тихо сказал мне:

– А вдруг тебе не удастся явиться туда, Джим?…

Я почувствовал, что два моих друга успели о чем-то договориться меж собой.

– Но тогда я стану беглым преступником!

– Любое дурное дело требует времени! – ответил сквайр.

Доктор Ливси не смотрел на меня. Оба они понимали вставшую передо мной дилемму. Бежать – значит признать свою вину. Остаться и стать заключенным, может быть, сидеть в эксетерской тюрьме, да еще по такому тяжкому обвинению, не обещало ничего хорошего. К тому же меня сильно смущала мысль о том, что я считаю себя человеком чести.

Однако она же заставила меня принять решение. Лицо этой странной прелестной женщины, лицо ее необузданного сынишки там, в верхней гостиной, трогали мою душу. Я помню, что тогда подумал: «За всем этим кроется какая-то давняя история. И ничего нельзя решить, пока не будет раскрыта эта тайна. Но я не могу бросить этих двух людей. Даже несмотря на то, что они сами навязали мне заботу о них».

Так случилось, что мы вовсе не отправились в Холл. Через час, когда все люди разъехались и все пути оказались свободны, мы, с одобрения моей матушки, покинули «Адмирала Бенбоу» в сопровождении Тома Тейлора.

Наши сборы были, по необходимости, поспешными. Мы взяли еду и одежду на два дня, но ведь тюки должны были быть как можно легче. Некоторая задержка произошла из-за того, что трудно было подобрать одежду для двух наших беглецов: они-то явились к нам без какого-либо имущества. На помощь был призван весь гардероб моей матушки, и если одежда, которую теперь пришлось надеть Грейс Ричардсон, не соответствовала по роскоши ее обычным нарядам, она и ее сын получили прочное платье для защиты от неожиданностей, с которыми мы могли повстречаться в пути.

Теплые юго-западные ветры дули нам в спину, когда мы поскакали прочь от моря, в глубь страны. Мы направлялись к высокой гряде холмов, чтобы как можно дольше пользоваться светом долгого летнего вечера, и надеялись, что ясная погода продержится и будет достаточно теплой, чтобы дать нам возможность ночевать в поле.

Казалось, Грейс Ричардсон привыкла к побегам. Когда они с сыном спустились в трактирный зал, она попыталась принести извинения, но я не пожелал их слушать; да к тому же у нас все равно не было времени для разговоров.

– Луи, – сказал я, – хочу похвалить тебя за меткость.

Он глянул на меня исподлобья, потом посмотрел на мою матушку. Она ему улыбнулась.

– Но я же промахнулся. Два раза, – ответил он. – Яблоками точно не попадешь.

После этого он пошел помочь матери, которая быстро и молча трудилась, упаковывая одежду и еду. Я отметил, что мальчик тоже был привычен к таким делам.

И снова, не впервые в этот день, моя матушка поразила меня. Ведь это она определила наше место назначения.

– Поезжайте в Бристоль, – посоветовала она. – Там множество людей останавливается – словно перелетные птицы.

– Но согласятся ли наши… наши гости? Они только что приехали из Бристоля.

– Тем более разумно ехать туда, – рассудила матушка. – Кому в голову придет искать их там, откуда они бежали?

Однако меня тревожило еще одно сомнение.

– Но пристало ли молодой женщине вот так запросто отправляться в дорогу с молодым мужчиной ее возраста? Не будет ли это несколько…

Взгляд матушки дал мне понять, что я совершил бестактность, подвергнув сомнению и свое собственное понимание принципов, и отношение к ним моей спутницы. На мой вопрос матушка не потрудилась ответить.

– Остановитесь у твоего дядюшки. Он тебя любит. А взгляды у него весьма здравые.

– А что потом? – спросил я больше себя самого, чем матушку. – Что нам потом делать? Вечно быть в бегах? Не можем же мы навсегда спрятаться у дядюшки Амброуза.

Она попросила дать ей время подумать, пока мы собираемся. Перед самым нашим отъездом она позвала меня.

– Тебе хорошо известно, что мне было вовсе не по душе, когда вы отправились на тот остров. И тебе хорошо известно, что я не хотела, чтобы ты туда отправился. Но ты поступил правильно. Это дало тебе такие возможности, каких ты и за полсотни лет не получил бы, оставаясь в этой гостинице.