Беглецы - Шустерман Нил. Страница 2

Вот и дом.

Коннор удивляется тому, что продолжает называть это место домом, ведь его-то, собственно, собираются отсюда выселить. И дело даже не в том, что его лишают комнаты, где он спит, — люди, которые, по идее, должны любить его больше всего на свете, изгоняют его из своих сердец.

Мальчик входит в дом и обнаруживает в гостиной отца. Он сидит в кресле и смотрит новости по телевизору.

— Привет, пап.

Отец показывает пальцем в телевизор: на экране репортаж с места какой-то очередной трагедии.

— Опять Хлопки, черт бы их побрал.

— И что они на этот раз взорвали?

— Магазин «Олд Нэви» в северной части Акрона.

— Странно, — говорит Коннор, — я всегда считал их людьми со вкусом.

— Тебе это кажется смешным?

Родители Коннора считают, что мальчик не знает, на что его обрекли. Он и не должен был знать, но Коннор достиг совершенства в деле раскрытия секретов. Три недели назад, разыскивая степлер в кабинете отца, он случайно нашел авиабилеты. В графе «место назначения» значились Багамские острова. Родители собирались в отпуск после Дня Благодарения. Проблема в том, что бланка было три, а не четыре: для отца, матери и младшего брата. Билета с именем Коннора не было. Поначалу мальчик решил, что он лежит в другом месте, но чем больше он думал об этом, тем больше эта версия казалась ему странной. Пока родителей не было дома, он тщательно обыскал кабинет, но билета не нашел. Зато обнаружил другой документ. Подписанное разрешение на разборку. Составленное в трех экземплярах под копирку — в старомодном стиле. Первого листа не было — он должен храниться в государственном архиве. Второй лист будет служить сопроводительной бумагой для самого Коннора — вплоть до самого конца. Третья копия останется у родителей — немым напоминанием о содеянном. Может, они поместят документ в рамку и повесят рядом с фотографией, сделанной в первом классе.

Дата исполнения в документе практически совпадала с датой, проставленной в авиабилетах, — Коннор должен был отправиться на разборку за день до вылета родителей на Багамы. От такой несправедливости ему захотелось что-нибудь разбить, да не одну вещь, а все, что было в кабинете. Но Коннор сдержался. В последнее время он более-менее научился управлять собой, и, если не принимать во внимание драки в школе, происходившие, впрочем, достаточно редко и не по вине Коннора, мальчик умеет скрывать чувства. Если Коннору случается что-то узнать, он предпочитает держать информацию при себе. Всем известно, что разрешение на разборку обратного хода не имеет, поэтому толку от протестов и истерик не было бы никакого. Кроме того, Коннор обнаружил, что знание родительского секрета дает ему некоторую власть над отцом и матерью. Теперь, что бы он ни сделал, если поступок каким-то образом касался родителей, эффект от него возрастал стократно. К примеру, однажды мальчик купил цветы и подарил матери, и та плакала несколько часов. Потом получил за контрольную по математике четыре с плюсом — лучшую оценку, которую ему когда-либо приходилось получать по этому предмету. Он подал тетрадь отцу, и тот побледнел, как смерть.

— Видишь, пап, у меня появились хорошие оценки, — сказал Коннор. — Может, к концу полугодия и пятерки получать начну.

Спустя час отец все еще сидел в кресле, сжимая в руках тетрадь, и смотрел в одному ему известную точку на стене.

Коннор мучает родителей по одной простой причине: они должны страдать. Пусть знают, что ужасная ошибка, которую они совершили, не даст им покоя всю жизнь.

Но в мести, как известно, утешения нет, и, промучив родителей три недели кряду, Коннор не испытал облегчения. Мальчик обнаружил, что ему жаль родителей, и возненавидел себя за это.

— Я опоздал к обеду?

— Мать отложила для тебя еду, — отвечает отец, не отрываясь от экрана. Мальчик направляется в кухню, но на полпути отец окликает его: — Коннор?

Он оборачивается и видит, что отец выключил телевизор и смотрит на него. И не просто смотрит, а внимательно изучает. Сейчас скажет, думает Коннор. Собирается рассказать, что они решили отдать меня на разборку. Скажет и разрыдается, будет без конца повторять, что ему очень, очень жаль. Если он расплачется, думает Коннор, я, пожалуй, приму извинения. Может, даже прощу, а потом скажу, что не собираюсь ждать, пока придет офицер по работе с несовершеннолетними, чтобы забрать меня. Но нет, ничего подобного не происходит.

— Ты закрыл входную дверь? — наконец спрашивает отец.

— Сейчас закрою.

Коннор возвращается в прихожую, запирает дверь на замок и отправляется в свою комнату, понимая, что уже не голоден, какой бы вкусный обед ни оставила мать.

В два часа ночи Коннор одевается в черное и укладывает в рюкзак вещи, которые ему дороги. Закончив, он обнаруживает, что в рюкзаке поместится еще три комплекта одежды. Удивительно, как мало вещей, если разобраться, думает он, действительно хочется взять с собой. В основном это вещи, напоминающие о каких-то важных событиях, которых было немало до того, как между ним и родителями пролегла пропасть. Да и не только между ним и родителями, а между ним и всем остальным миром.

Заглянув в комнату младшего брата, Коннор раздумывает, не разбудить ли его, чтобы попрощаться, но потом решает, что это не слишком удачная мысль. Дверь открывается бесшумно, и мальчик выскальзывает на улицу. Велосипед взять не получается, потому что он установил на него систему спутникового слежения, естественно не думая о том, что однажды придется красть его самому. Впрочем, у Арианны два велосипеда, им хватит.

Дом Арианны в двадцати минутах ходьбы, если идти обычным путем. Спальные районы в Огайо никогда не отличались простотой и понятностью застройки; улицы изгибаются под самыми невероятными углами. Петлять и кружить по ним смысла нет, и Коннор, решив воспользоваться кратчайшим путем, идет прямиком через рощу и оказывается на месте через десять минут.

Свет в доме не горит, но мальчик этого и не ожидал. Было бы подозрительно, если бы Арианна бодрствовала всю ночь. Лучше прикинуться спящей, тогда родители беспокоиться не будут. Двор перед домом и крыльцо оборудованы датчиками движения, и, если какой-то объект попадает в зону их действия, зажигается свет. Родители Арианны установили их, чтобы отпугивать диких животных и преступников. А заодно и Коннора — ведь они считают, что он одновременно и то, и другое.

Мальчик достает телефон и набирает знакомый номер. Стоя в темноте на краю заднего двора, он слышит, как в ее спальне раздается звонок. Коннор немедленно обрывает вызов и, пригнувшись, прячется поглубже в тень, опасаясь, как бы родители не увидели его в окно. Да о чем же она думала? Нужно было переключить телефон в режим вибрации, таков был уговор.

Коннор обходит двор по широкой дуге, стараясь не пересекать воображаемую черту, за которой могут сработать датчики. Оказавшись почти напротив крыльца, он подходит ближе. Свет, естественно, зажигается, но на эту сторону дома, мальчик знает, выходят только окна спальни Арианны. Через несколько секунд она спускается и приоткрывает дверь — ровно настолько, чтобы видеть его, но недостаточно для того, чтобы выйти или войти.

— Привет, ты готова? — спрашивает Коннор, видя, конечно, что о готовности нет и речи: Арианна в халате, надетом поверх атласной пижамы. — Ты не забыла, надеюсь?

— Нет, что ты, не забыла…

— Тогда поторопись! Чем раньше мы выйдем, тем больше времени в запасе, пока они поймут, что нас нет, и пустятся вдогонку.

— Коннор, — говорит Арианна, — понимаешь, такое дело…

До него тут же доходит, о чем она. По всему: по голосу, по тому, как трудно ей произносить его имя, по тщательно скрываемому, но все равно заметному желанию извиниться, как-то сгладить вину — Коннору тут же становится ясно, что она собирается сказать. Собственно, говорить ей ничего и не нужно, но мальчик хочет, чтобы она произнесла вслух то, что хотела сказать. Он понимает, что выговорить эти слова будет трудно, но хочет, чтобы она взяла на себя этот труд. Обстоятельства требуют, чтобы поступок, который она собирается совершить, был таким болезненным, чтобы она запомнила его на всю жизнь.