Фабрика героев - Дакар Даниэль. Страница 48

После первого куплета к ним стали присоединяться другие пары и вскоре вся площадь заполнилась танцующими людьми. Дон Эстебан улыбался, и Мэри готова была поклясться, что никогда раньше не видела на его лице улыбки такой мудрой и такой грустной. Что печалит вас, наставник? Ну не завтрашний же отлет ученицы?!

Так близок расставанья срок,
И все труднее мне дышать.
О если б смог я, если б смог
Заставить время не бежать!
Все мягче над причалом зной,
И Марса блеск, словно алмаз,
И ты пока еще со мной,
Но этот вечер под луной —
Один лишь он и есть у нас.

— Благодарю вас, донья Мария. Воистину это было прекрасное танго. Думаю, дону Рикардо понравилось бы, как мы его станцевали, а вы как думаете?

— Я уверена в этом, дон Эстебан! — кокетливо склонила голову к плечу Мэри.

— Что ж… нам с вами пора прощаться, вы ведь улетаете на рассвете, не так ли?

— Увы, дон Эстебан. Как не жаль уходить в разгар фиесты…

— Я понимаю. И все же… Донья Мария, не могли бы вы задержаться — о, всего на несколько минут? — сеньор Родригес мягко усадил ее да столик, на который старый дон Филиппе поставил две чашечки кофе и тут же растворился в подсвеченной фейерверком темноте.

— Конечно, сеньор, — Мэри слегка приподняла брови, ожидая продолжения, но ее наставник, как будто чем-то смущенный, не торопился.

Он отпил кофе, вернул чашечку на столик, еще немного помолчал и наконец решился:

— Возможно, моя просьба покажется вам странной, донья Мария, но… Простите старика, мне хотелось бы сохранить что-то на память о пилоте, которому я открыл мир танго. Быть может, вы согласитесь подарить мне одну из ваших перчаток?

Мэри растерянно улыбнулась, стянула перчатку с правой руки и протянула ее наставнику. В самом деле, странная просьба… но она стольким обязана дону Эстебану, а перчатка всего лишь перчатка… Сеньор Родригес почтительно принял дар и спрятал его под белоснежной сорочкой.

Наутро капитан Гамильтон улетела с Санта Марии, как ей тогда казалось — навсегда.

Год спустя дон Эстебан Родригес умер во сне. Средства массовой информации Pax Mexicana наперебой цитировали последнюю запись в его дневнике: «Если сердце женщины отдано космосу, для мужчины в нем места нет». И долго еще в кофейнях, окружающих площадь Сан-Себастьян, шептались о том, что дон Эстебан завещал положить в его гроб черную женскую перчатку, которую он носил на шее в бархатном мешочке до самой своей смерти. Завсегдатаи уверяли друг друга, что сердце «великого тангеро» не выдержало разлуки с той, которой принадлежала эта перчатка. Но кто же вслушивается в послеполуденную болтовню сентиментальных кабальерос?

Глава XI

Зуммер ввинтился в мозг, как буравчик. Мэри попыталась, не открывая глаз, тряхнуть головой, поняла, что не может это сделать и окончательно пришла в себя. Вгляделась в дисплей шлема, зло ощерилась и потянулась к подчиненным корветам: ага, порядок, все проснулись. Так, ну что тут у нас? Четыре красавчика, фрегаты. Возможное вооружение… М-да, ничего хорошего, особенно один. Ладно, этот оставим себе. А ходко идут, чтоб им… Сколько еще до системы Тэта? А ведь есть шансы, есть. Не повышать скорость, эпсилон, держать строй, подготовиться к перестроению. Ничего, времени еще валом, чем дольше будем просто уходить, тем меньше «Сент-Патрику» придется идти до перехода. Давайте, милые, раз корветы убегают — значит, они слабенькие, их можно захватить не особенно напрягаясь, верно? Не торопитесь, зачем вам торопиться, мы же еле тащимся… Передают предварительную маркировку целей. Что? Мэтыо, не отвечай, обойдутся. Ишь ты, лечь в дрейф, сейчас-сейчас, вот только броню позолочу — и тут же лягу. Какова наглость, ну надо же! А вот это уже серьезно. Ну ладно, мы вас не звали, вы сами пришли. Перестроение! Коктейли! Ванора, жми!

«Сент-Патрик» отключил маскирующее поле и резко увеличил скорость. Вслед за ним устремились и корветы сопровождения, уже перестроившиеся в «Соломона». «Дестини» держался четко за транспортом, остальные образовывали вершины лучей шестиконечной звезды. Но и преследователи прибавили ходу, и до начала схватки были считанные минуты, а потом и ничего не осталось.

Бой в пространстве — это красиво. Очень. В том случае, если ты сидишь (или лежишь) на мягком диване, и в одной руке у тебя емкость с пивом, а другая обнимает подружку. Голографическая установка окружает тебя чернотой космоса и яркими иглами звезд, вспышки диковинного оружия прекрасны, как орхидеи, динамики сотрясают стены дома грохотом разрывов и воплями атакующих и защищающихся. В самый ответственный момент можно отхлебнуть пивка, чтобы промочить пересохшее горло, а когда лежащая рядом девчонка начнет томно вздыхать при виде мужественной красоты главного героя — никто не помешает тебе переключить ее внимание на себя… Мэри Гамильтон терпеть не могла голопостановки. Именно потому, что слишком хорошо знала, как на самом деле происходит бой между космическими кораблями. И не видела в нем решительно ничего общего с процессом просмотра голофильмов, снятых дилетантами для невежд.

Не то чтобы она считала ложемент первого пилота неуютным. Вовсе нет! Покажите еще мне такой диван, на котором можно было бы расположиться с таким удобством! Не можете? То-то. Не говоря уж о том, что никакое пиво — или что там еще принято пить во время просмотра? — не идет ни в какое сравнение с тем действием, которое оказывает на тренированный организм боевой коктейль серии Д. Но представление о бое как о чем-то красивом, изрядно смазывалось еще до поступления в Корпус, и окончательно терялось курсу к шестому. Хотя, объективности ради, если бы кто-то вел сейчас съемку происходящего, впоследствии эти кадры стали бы гвоздем постановки и принесли бы ее создателям недурные денежки. Но Мэри было не до гипотетической красоты, хотя она и допускала, что при ускоренном показе «Соломон» похож на великолепный цветок с шестью пульсирующими лепестками. У нее на руках была сцепка — пусть даже одна из самых простых. Транспорт, который необходимо было не просто доставить в зону перехода, а обеспечить ему соответствующие направление, время и пространство для разгона перед прыжком. И четыре фрегата преследования. Впрочем, эти сами нарвались и никто им не виноват.

Внимание альфа, угол тридцать, цель два, цели в развороте на восемь-тринадцать-раз. Дельта, падай на третий горизонт, держи альфу. Цель три, залп на десять-четыре два-сем-двадцать, проход. Бета, ждать до четыре-восемь, гамма на тебе. Эпсилон, дзета, угол семьдесят, цель один, залп на пятнадцать-шесть-шесть, — И по внутренней связи: — Наш четвертый, восемь-два ноль-пять-три, залп.

Второй цели не повезло сразу же. Дина, умница, раскрутила корвет так, что торпеды филигранной точностью достали рубку и один из маршевых двигателей, а встречный залп прошел в стороне. Лишенный управления и частично хода, фрегат больше не представлял никакой опасности, а разобраться с абордажиниками, запертыми в оставшемся без автоматики корабле, можно будет и потом. Дела у гаммы и беты были похуже, бете зацепило левый орудийный отсек (хорошо хоть обошлось без взрыва), но в целом ничего страшного не произошло. Четвертый, как Мэри и предполагала, оказался наиболее сильным противником, и потому она не удивилась, что попасть в него ее мальчикам не удалось. Но и сам «Дестини» не пострадал, так что все статно. А вот маневр, совершенный эпсилоном, Мэри просто не поняла. Как не поняла и того, почему она его почти ни чувствует, почему вдруг ослаб «поводок». Если только не допустить, что… Ах ты, сволочь!

— Эпсилон — центру!

— Здесь центр.

— Капитан Макгрегор застрелена при попытке перейти на сторону противника. На управлении премьер-лейтенант Лоренс.