Короче, Склифосовский! Судмедэксперты рассказывают - Величко Владимир Михайлович. Страница 19

— Ой, Николаич, как вовремя. Ты в курсе дела?

— Да, Горькавый информировал меня всю дорогу, аж устал.

— Отлично… А мы как раз закончили осмотр помещения, и надо бы трупы осмотреть… осторожно, осторожно, не наступи… вот здесь лучше, — проговаривал следователь, проводя эксперта к тому месту, где находились «объекты исследования».

— Да-а-а! — протянул эксперт, оглядывая то, что осталось от двух людей. — Действительно, обгорели не по-детски!

Трупы лежали на спине, на бетонном полу, у обоих кисти и стопы отсутствовали, из черно-коричневых мышц предплечий и голеней выступали кончики обгоревших, черных, крошащихся костей. У одного трупа прогорела передняя брюшная и грудная стенки, и были хорошо видны красновато-черные петли кишечника, обильно покрытые черной сажей, и поверхность легкого. Голова трупа была относительно цела. Полностью сгорели мягкие ткани лица, а кости свода вроде были целы. У второго — наоборот: стенки полостей тел не прогорели, зато свод черепа и головной мозг отсутствовали напрочь. Сохранилось только основание черепа.

— Давай, Николаич, быстренько продиктуй положение тел, повреждения, и все — трупы в морг.

— А вы, господа следователи, уверены, что здесь нет криминала?

— Да мы же всех опросили, все четко: пили-уснули-загорелось-задохнулись-сгорели. Аллес капут!

— Может, конечно, и капут, вот только не аллес, никак не аллес!

— Че ты, Николаич, хочешь этим сказать?

— Вот смотрите: видите — возле голов красное спекшееся вещество. Это кровь! — Эксперт присел у головы трупа и пальцем в перчатке провел бороздку в этом веществе. — Местами она, как глина, буро-красная, местами — как слипшиеся зернышки. И обе головы лежат в этом веществе. Оно со всех сторон. Его здесь порядка 700–800 мл на каждую голову. А если сделать очень скромную поправку на испарение жидкости, то количество крови было не менее 1,5 литра. На каждую голову!

— Ну и что? — ответил один из оперов. — Горящая балка упала, разбила голову, и вылившаяся кровь запеклась.

— Не пойдет. Эта кровь натекла до пожара. Именно из живого тела текла кровь. Если рушилась кровля, то этот человек подавно был бы мертв и столько бы крови не натекло. Далее. От чего умирает человек на пожаре? — обратился эксперт к следователю.

— Ну… от отравления… этим… карбоглобином!

— Правильно, от отравления окисью углерода, одного из продуктов горения, который, проникая в кровь, образует очень устойчивое соединение с гемоглобином — карбоксигемоглобин. И его количество — важнейший показатель прижизненности пребывания организма в очаге возгорания. Кроме того, имеется ряд довольно достоверных визуальных признаков, позволяющих заподозрить — иногда с высокой долей вероятности — отравление окисью углерода. А на этих трупах я не вижу таких внешних признаков. Далее, на сохранившихся костях черепа есть линии переломов, — и эксперт продемонстрировал их. — Причиной их образования может быть и термическое воздействие, но с учетом крови возле голов картина вырисовывается преинтересная! И еще! Гляньте, под спинами у них несгоревшие опилки. Они что, везде по полу были разбросаны?

После короткого опроса местных жителей выяснилось, что все опилки всегда аккуратно хранились в специальных деревянных длинных ящиках, стоящих далековато от сгоревших тел.

— Вот вам, коллеги, и наиболее возможный вариант событий. Пили — да! Напились, и видимо, прилично — да! Затем некто третий пришел (или все-таки был с ними?) и каким-то твердым тупым предметом постучал им по головам. Крепко постучал. Просто ли они повздорили, и все произошло спонтанно, или это было целенаправленно — не знаю. Потом он обсыпал тело опилками, пролил их бензином, все вокруг им же оросил…

— …а точно, товарищ полковник, — воскликнул в этот момент молоденький опер, обращаясь к Горькавому, — в бензобаке вон того «Москвича» — дыра, и края ее завернуты вовнутрь бензобака, как будто эту дыру ломом с силой пробили! А если бы бензин в баке взорвался, то края…

— Молодец, лейтенант, правильно мыслишь, но не перебивай старших, — ответил начальник милиции, — продолжай, Николаич.

— …а потом этот нехороший человек, — продолжил эксперт, — поджег все, что смог поджечь. И ушел! Я думаю, — закончил он свое короткое выступление, — все было примерно так. И вам, уважаемые, придется поработать. А меня, будьте уж так добреньки, до дому, до коечки доставьте, а?

Глава 2

Про коечку, конечно, было сказано для красного словца. Дома была куча дел, и валяться на этих коечках и диванчиках особого времени не было. В общем, за урезанную по времени субботу эксперт успел все-таки прилично поработать на благо родного дома и под вечер с приятелем еще и классно попариться в баньке. А в воскресенье утром (правда, не так рано, как в субботу) снова раздался звонок. Это был начальник Следственного Комитета района Антон Калманович.

— Николаич, надо посоветоваться… мы подъедем? Это по вчерашнему случаю…

— Ну, куда от вас денесси — благодушно ответил эксперт. — У меня хоть и выходной, но ведь вы же все равно достанете! Жду.

Комитетский «УАЗ-Патриот» подкатил буквально через пять минут. От приглашения зайти и попить чайку, приехавшие отказались. Пришлось эксперту лезть к ним в машину, где было тепло, но все так пропитано гарью, что эксперт поначалу расчихался.

— Это мы прямо оттуда. Сутки по пожарищу ползали, — глядя на меня, кивнул Калманович.

— Ну, уж вы и скажете, Антон Вячеславович — ползали! — пропела Катерина Колоскова, молодая женщина редкой красоты, следователь, работавшая в Комитете всего-то первый год. — Это мне пришлось весь уголек перебрать своими нежными пальчиками, а вас-то там и в помине не было. Теперь во век не отмоюсь от этого запаха, — кокетливо вздохнула она, типично женским жестом стряхивая с рукава несуществующую грязь.

— Вот когда вы, Екатерина Алексеевна, станете…

— Тихо, тихо, ребята! Давайте о деле. Рассказывайте с чем пришли?

— С чем, с чем? — язвительно пробурчал водила. — Ни с чем они не пришли! Всем отделом они сидят в глубокой… в глубоком кризисе.

— Цыц, Валерий Александрович! — рыкнул Калманович на водилу и, обращаясь к эксперту, продолжил:

— В общем, Николаич, после твоего отъезда мы решили, что твои устные экспертные умозаключения просто так отринуть невозможно, и принялись за дело. Первым и единственным кандидатом на роль злодея был третий член той самой пьянки… ну, того, что попозже, с улицы, утащила домой жена. Все остальные полторы тысячи населения деревни все в равной мере могли оказаться такими преступниками. Тем более что один из оперов вскоре узнал, что Третий был замечен в магазине — брал водку — уже после того, как его увела жена. Доказательно узнал.

— И еще! Ранее он был ментом, — дополнила Катерина. — Прослужил 9 лет и уволился по компрометирующим обстоятельствам.

— Каким, — поинтересовался эксперт.

— Будучи помощником дежурного по ОВД в камере занимался сексом с подследственной дамочкой и его прямо на… месте правонарушения застукал проверяющий майор, — улыбнувшись, пояснил Калманович.

— В общем, взяли мы его еще вчера и отвезли в отдел, где до позднего вечера «работали» с задержанным. Плотно работали.

— И что? Он так и не сознался в убийстве? Странно! И даже две прошлогодние темнухи не взял на себя? — с ехидством спросил эксперт.

— Ты, знаешь, Николаич, — не обращая внимания на подколку, сказал Антон, — не он это! Понимаешь, он вроде уже готов был сознаться. Прессовали-то мы его качественно, но он не знает, КАК убивал. Если бы мы показали и рассказали — он бы взял все на себя. Это однозначно. Мы за эти часы его морально сломали. Часа в три ночи мы его слегка опохмелили, и сейчас он спит в камере. Проспится — поработаем, конечно, еще, но, чувствую, что это пустышка. Через двое суток отвезем домой. Если ничего сверхнеожиданного, конечно, не случится. Вот так!

— И что вы предлагаете, — спросил эксперт после недолгого молчания.