Короче, Склифосовский! Судмедэксперты рассказывают - Величко Владимир Михайлович. Страница 44
Однако по мере того как он читал это дело, настроение его стало меняться: довольная и мечтательная улыбка исчезла, и на лице появилось хорошо знакомое сослуживцам жесткое и непреклонное выражение. Вдруг, отодвинув дело, он замер неподвижно, глядя в стену. Так он просидел недолго. Потом взял телефон и набрал номер:
— Галина, найди, пожалуйста… не перебивай… приду еще не скоро… да, да… что хочешь, то и приготовь. Теперь выслушай… да, альбом с фотографиями… так, взяла?.. найди фотографию… ну, где мы четверо у вертолета. Нашла?.. Посмотри дату! Дату посмотри.
Затем, выслушав ответ, он осторожно положил трубку и бездумно уставился в никуда, а лицо его стало совсем другим — растерянным и даже каким-то жалким. Так он сидел с полчаса, не меньше. Затем аккуратно сложил дело и упрятал его в сейф. Потом, снова взяв трубку, набрал номер:
— Дежурка? Прокурор беспокоит… Товарищ капитан, найдите мне срочно домашний адрес судебно-медицинского эксперта… да, да, записываю… все!
Положив трубку, прокурор оделся и вышел на улицу, и сел в стоящую у входа машину.
— Поехали, — сказал он шоферу и назвал адрес эксперта.
— Это к Владимиру Федоровичу, что ли? К Моисееву?
— Именно.
Дорога до дома эксперта не заняла и 15 минут, однако она показалась прокурору бесконечной. Еще не дождавшись полной остановки, он выскочил из машины и, бегом поднявшись на нужный этаж, позвонил в дверь. Ее открыл сам хозяин и, посторонившись, предложил ему зайти, однако прокурор, отрицательно помотав головой, сказал:
— У меня, собственно, к вам всего один вопрос. Помните то дело, где вас обвиняли в убийстве?..
— Ну конечно! — удивленно ответил эксперт. — А в чем…
— Скажите, как был одет перед смертью убитый, во что?
— Да объясните же наконец…
— Прошу ответить, — непреклонно повторил прокурор.
— Ну… куртка, такая меховая… темно-коричневая… На голове шапка… такая большая, очень мохнатая…
— Цвет, какой цвет? — почти выкрикнул прокурор.
— Так в масть куртке: темно-коричневая. Скажите же, наконец, в чем все-таки дело? — удивленно-обеспокоенно переспросил эксперт.
Однако прокурор, не ответив, молча повернулся и, не попрощавшись, едва переставляя ноги, побрел вниз по лестнице…
На следующий день прокурор с собой принес на работу карабин и, вызвав заместителя, приказал:
— Вынесите постановление о проведении трассологической экспертизы ствола вот этого карабина с целью идентификации. Потом берите машину и доставьте его в город. Прошу не затягивать — не позже чем через два часа вам нужно быть в лаборатории.
После ухода заместителя он приказал секретарю ни с кем его не соединять и никого не впускать. Нет его!
И не успела закрыться за секретарем дверь, как перед его мысленным взором снова, в который уже раз, встал тот далекий день в сентябре, 12 лет назад: вот он, закинув карабин за плечи, идет в тайгу, вот он слышит глухой стрекот летящего вертолета, вот крик его друга о том, что надо поторапливаться, что если до завтрашнего вечера не успеем вернуться, то вертолет улетит без них.
Еще он вспомнил утренний туман над тем озерком и движущуюся по кустам фигуру медведя. Он почему-то испугался: а вдруг зверь бросится — озеро-то узенькое, снял карабин и, почти не целясь, выстрелил в зверя. Он так и не понял, попал в него или нет. Просто вспомнив, что в патроне был всего половинный заряд пороха, он понял, что если и попал, то серьезно медведя повредить не смог. Тогда он вернулся к палатке, и они, собравшись, тронулись к вертолету. Еще ему вспомнился и тут же зазвучал в ушах неправдоподобно тихий и очень глухой звук выстрела — уменьшенный заряд, да и туман сделали свое дело…
Просидев так не менее часа, прокурор взял чистый лист бумаги и в правом верхнем углу листка решительно написал: «Прокурору… области, государственному советнику юстиции… от…»
Сказав это, Игорь замолк. Молчали и все остальные. Наконец, Самуилыч, откашлявшись, непривычно тихим голосом спросил:
— И что? Дальше что с прокурором сталось?
— А вот этого я не знаю. Вот то ли не запомнилось, то ли вообще не знал. Так что пусть каждый сам придумает, как сложилась дальнейшая судьба прокурора…
— Да-а, — протянул Михаил, — а не поторопился ли он, написав прокурору области? Судя по всему, он написал докладную о…
— Ага, докладную о раскрытии убийства двенадцатилетней давности, — как всегда, насмешливо сказал Серега Бурков, — и о своих заслугах, типа: пришел, увидел и раскрыл!
— Вот так бы и треснул по ушам, чтобы не перебивал старших! — с досадой бросил Михаил и, сердито попыхтев, закончил: — Я вот о чем: не мешало бы ему сначала дождаться результатов трассологии, а то вдруг отстреляют его карабин, а пули-то не те окажутся?
— Ой, простите! — встрепенулся Игорь. — Совсем забылся. Я же это знаю точно — экспертиза однозначно идентифицировала пулю из трупа со стволом карабина прокурора. А написал он сразу потому, что была у него внутренняя твердая уверенность в том, что именно он убил, и фактически да, преступление раскрыто. Надо у юристов поинтересоваться: применим к нему закон об истечении срока давности или нет?
— В общем, переиначив поговорку, — подытожил Самуилыч, — можно сказать так: было у большого областного прокурора в том городке три маленьких прокурора. Два умных, но бессовестных, и один «дурак», но совестливый и порядочный. А вообще, — чуточку подумав, добавил он, — городок во всем виноват! Ну не приживаются там порядочные представители прокурорской фауны. Видать, аура не та!
«Белый Беспредел»
Глава 1
Едва Самуилыч закончил свою короткую речь, как вскочил Сашка Брюханов и с азартом проговорил:
— А можно я? Игорь мне напомнил… У нас в районе был подобный случай, интересный. Я и забыл про него, только тут не о прокурорах, а о стрелке и пулях и… еще кое о чем. Рассказываю? — переспросил он и тут же начал рассказ. — Эта история произошла 1 января — вернее, она началась в этот день, а длилась без малого два года. Итак, вторая половина первого дня Нового, 1995 года…
На улице было не по-зимнему тепло. Яркое солнце светило так, что, казалось, весна, заблудившись после бурной встречи Нового года, перепутав январь с мартом, приоткрыла свои голубые, весенние глазки и, глянув на мир, осветила его отнюдь не январским теплом и светом… Во дворе просторного загородного и фешенебельного по тем временам дома прямо у крыльца курили четверо мужчин и, щурясь на яркое солнце, лениво переговариваясь, вспоминали прошедшую новогоднюю ночь. Настроение у всех было под стать погоде — безоблачное и к тому же уже подогретое хорошими и дорогими напитками.
— «Братаны», а правду говорят, что если первые дни Нового года теплые, то весна будет поздней и холодной? — спросил полненький, невысокий мужчина, чем-то смахивающий на того самого пресловутого мартовского кота.
— Брехня… — добродушно протянул крепкий и наголо бритый молодой парень.
— Мужчины! — раздался с крыльца женский голос. — Шашлыки готовы, к столу-у-у!
— Идем, идем, — побросав сигареты, они потянулись в дом.
— Папа, а ты что? Шашлыков не хочешь, да? Сытый, да? — гортанным голосом спросил высокий мужчина, по виду кавказец.
— Сейчас, докурю, еще чуточку подышу и приду, — ответил Котофеич.
— Э-э-э, смотри, рискуешь без шашлыка остаться, да, — сказал кавказец, и Котофеич остался один. Он повернулся к солнцу и, подняв голову, подставил лицо под его яркие, даже теплые лучи. Лучи солнца Нового, 1995 года.
А в комнате начиналась вторая серия встречи Нового года, как водится, плавно перерастающая в банальную пьянку. Когда выпили по первой и разложили шашлыки, кто-то сказал, обращаясь к женщине, стоящей у электрической плиты:
— Мариночка, глянь на улицу да крикни, наконец, Папу, а то все слопаем и ему ничего не останется. — Положив ложку, которой что-то помешивала в кастрюльке, женщина пошла на улицу. Кто-то еще успел сказать: