Неподвижно летящая стрела - Бош Диана Борисовна. Страница 16

— Я буду оплачивать вам дорогу, — торопливо сказала Альбина.

— Сорваться и вылететь при первой необходимости — это требует и времени, и физических затрат.

— Я все оплачу, что нужно. Самолет, такси. Хотите — личный автомобиль будем оплачивать на время пребывания в Сочи.

— Альбина Витальевна, мне кажется, вы не слышите меня. У меня не будет возможности вести дело вашего сына.

Женщина так побледнела, что Дина испугалась. Казалось, она вот-вот грохнется в обморок, но этого не произошло. После недолгой паузы Альбина затравленно произнесла:

— Значит, все… теперь помощи ждать совсем неоткуда, — и, спотыкаясь, вышла из номера.

Дина чувствовала себя прескверно. Собственно говоря, это же она заварила всю кашу — вот кто ее за язык тянул?!

С другой стороны, когда она предлагала помощь Альбине, то была уверена в согласии Марка. Всегда добрый и отзывчивый, сейчас он проявлял странную неуступчивость. И мотивы его поведения были совсем не понятны Дине.

— Марк, что случилось? Я не узнаю тебя.

— Все нормально, расслабься.

Он сел на диван и взял в руки пульт от телевизора.

— Неужели тебе не жаль парня?

— Жаль. Но от меня, как я понимаю, вовсе не жалости ждут. Я с собой не взял ни квитанций, ни ордеров, ни компьютера. Хотя это не может являться основной причиной. Основная причина — я не хочу. Это дело потребует от меня слишком больших эмоциональных затрат.

— Но…

— Дина, — резко прервал жену Марк, — у меня есть правило: я никогда не участвую в деле, если эмоционально не могу быть беспристрастным. Так что парню этому я сочувствую, но именно поэтому защищать его не могу.

— Я не могу поверить, что это говоришь ты!

— Дина, собирай, пожалуйста, свои вещи. Через два часа нам нужно будет выезжать. А я пока посплю.

Марк демонстративно разлегся на диване и включил телевизор.

— Ну и спи, — смиренно вздохнула Дина. — А я пойду, пройдусь. Не переживай, сумку я уже почти собрала.

— А чего мне переживать, ты ж свои вещи забудешь, не мои.

Дина усмехнулась. За год брака она достаточно хорошо успела узнать Марка: если он злится, значит, чувствует, что неправ.

Едва за Диной закрылась дверь, Марк выключил телевизор и встал. Вот уж воистину — сколько бы ты ни бежал от прошлого, оно все равно догонит тебя…

Двадцать четвертое декабря тысяча девятьсот девяносто пятого года, канун католического Рождества

Марк, Лиза Панина и Игорь Марновский, запершись в кабинете физики, рисовали новогодний плакат — елочки, лошади, Дед Мороз в санях.

— Может, надо было усадить дедулю в автомобиль? — скептически осмотрев не задавшуюся заднюю левую ногу лошади, спросил Марк, а Игорь возразил:

— Это пошло. У нас все будет традиционным — шуба, посох и длинная борода.

Игорь — трогательный романтик, безответно влюбленный в Лизу. Лизе не нравится невысокий очкарик, она неровно дышит к статному темноволосому Марку и ничуть не скрывает этого.

— Фу, никакого воображения, — скривила она губки, нежно глядя на Марка. — Пусть лучше будет машина.

— А я согласен с Игорем: моя идея так себе, ниже среднего. Пусть будут лошади. Разной масти.

Марку лишь льстит интерес Лизы, но не более того. Игорь же — друг, и ради этого даже приятно отойти в сторону.

Когда картинка была нарисована и оставалось только ее раскрасить, пришел Олег.

— Чем занимаетесь? О, какой дедуля! Давайте я халатик ему покрашу, — он обмакнул кисть в красный цвет и принялся елозить ею по бумаге.

— Ты слишком много берешь краски, — скептически заметил Игорь.

— Так и крась сам, — бросил кисточку Олег. — Лучше гляньте, что у меня есть. У деда в закромах нашел. Настоящая драгоценность!

Он достал блокнот, раскрыл его, и на стол вывалилась старая розовая марка.

— Фу, какая страшная, — брякнула Лиза.

— Ты ничего не понимаешь, — снисходительно отмахнулся Олег. — Недавно такую же в Америке продали за миллион долларов.

— За сколько?! — не поверила своим ушам Лиза. Она взяла в руки маленький затертый прямоугольничек и поднесла его поближе к глазам. — Ничего не понимаю. Что в ней такого?

— А я понимаю, — сказал Игорь, придвигая к себе марку и внимательно рассматривая ее. — Три цента. Была выпущена в шестидесятых годах девятнадцатого века. Не уверен, дадут ли миллион, но много — это точно.

— У, да ты знаток, — усмехнулась Лиза. — Сходи лучше, воды принеси. Эта уже вся грязная.

— Я схожу, — встал Марк, которого изрядно утомила и сама Лиза, и ее кокетливые прижимания к нему.

Он взял стакан и быстро вышел. На полдороге к школьному туалету его догнал Олег.

— Слушай, а у тебя с Лизкой что?

— У меня лично — ничего.

— Серьезно? А я думал, у вас роман.

— Нет.

— А как ты думаешь, я ей нравлюсь?

— Слушай, — Марк остановился и в упор посмотрел на Олега. — Почему бы тебе самому обо всем этом Лизу не расспросить?

Олег пытался и дальше разговорить Марка, но вскоре, поняв всю бесполезность этого занятия, отстал и вернулся в класс. Марк в одиночестве спокойно вымыл стакан и набрал в него чистой воды. Когда он вернулся в кабинет, все трое — Игорь, Олег и Лиза — сидели с красными лицами. Старинная марка исчезла.

Олег обвинял обоих. Лиза обвиняла Игоря. Марк принялся его защищать. Да, он был уверен, что Игорь не мог взять марку, а потому сразу и безоговорочно поверил, что ее присвоила себе Лиза.

Спустя два дня был суд чести. На общем собрании от Лизы потребовали марку вернуть, но вместо этого она, придя домой, наглоталась таблеток.

Девушка не умерла — родные успели вовремя вызвать «скорую».

А еще через неделю злополучную марку принесла директору школы уборщица. Легкий прямоугольничек бумаги, вероятно, сдуло сквозняком, и он залетел под перекладину стола в противоположном ряду. Уборщица была с семилетним сыном, который эту марку и нашел. Он ничего не сказал вечно спешащей и задерганной матери, боясь, что она его заругает. Принес марку домой и положил в свои игрушки. Когда уборщица увидела у сына странную розовую марку, уже все знали о школьном происшествии. Женщина, смекнув, что марка та самая, начала расспрашивать мальчика, и на следующий день принесла ее в школу.

После этого случая Марка долго не отпускало чувство вины перед Лизой. Может, если бы он так не настаивал на том, что это она виновата, то и потеря бы скорее нашлась? Ребята наверняка догадались бы посмотреть под всеми столами, а не ограничились бы только одним рядом.

Став адвокатом, Марк дал себе зарок никогда не браться за то дело, в котором он не сможет оставаться беспристрастным.

— То есть ты раньше не был знаком с Зеленским? — уточнил Артур.

— Нет. Но с его отцом мы иногда ходили вместе рыбачить.

— Отец что, с семьей не живет и с сыном не общается?

— Почему? — удивился Иннокентий. — Живет. Но как-то я внимания на Макара не обращал: мелкий он для меня был. Знаете, в детстве шесть лет — это все-таки очень большая разница. Я могу точно сказать, что до девятого июля я с Макаром ни разу не общался. Однажды выхожу из квартиры, а он стоит около своей двери, ключом своим ее закрывает. Поздоровались, я его о здоровье отца спросил. Арсений Николаевич приболел перед этим. Я даже не помню, как дальше мы с Макаром разговорились. После еще несколько раз общались, на море вместе ходили купаться, пива попить. Второго октября он позвонил мне на сотовый, спросил, смогу ли я отвезти его с друзьями на форелевое хозяйство. Я как раз собирался ехать на техосмотр и потому отказался.

Но я довез их до автовокзала, где ребята сели в экскурсионный автобус.