Потерявшая имя - Малышева Анна Витальевна. Страница 7

В доме ничего не нашли, и тогда князь приказал Архипу, своему старому слуге, сжечь особняк, когда придут французы. Откуда об этом узнала карлица? Кто-то из дворни проговорился, не иначе. «Сколько холопа ни пори, настоящего страха не добьешься, — вздохнул Илья Романович. — Жена-покойница напрасно попрекала меня жестокостью, я еще слишком мягок с этими скотами! Не зарежут, так ограбят, не ограбят, так всю твою подноготную перед чужими вывернут. Опозорят и рады! Нет, их надо бы…»

Его мысли прервал шум во дворе. Князь выглянул в окно, увидел толпившихся мужиков и Евлампию, тершуюся меж ними. Мужики о чем-то спорили, размахивая руками, а шутиха пыталась их утихомирить.

— Чего надо? — крикнул князь из окна, и все разом умолкли.

— Тут такое дело, — начал один, тот, что был постарше да поосанистей, — у старосты объявились пришлые люди…

— Что за люди? Говори толком!

— Да шут их знает! — развязно пожал плечами совсем еще молодой крестьянин, в шапке, залихватски сдвинутой на затылок. — Попросились на ночлег, а староста у нас добрый. Приютил.

— Вот мы и пришли к тебе, батюшка, донести. Кабы чего не вышло… Этакое-то времячко… — вмешался в разговор третий, заскорузлый, убогий мужичонка.

— Как выглядят, во что одеты? — продолжал допрос барин.

— Вроде шинели на них солдатские, — снова заговорил первый, — а на солдат не похожи.

— Дюже заросшие оне, — вставил молодой и показал рукой, какие у пришлых людей бороды. — Ну, лешие!

— Дезертиры! — мигом сообразил Илья Романович.

После того как отдали французу Москву, настроения в русской армии были самые упадочные, и счет дезертирам шел уже не на сотни, а на тысячи. Они сколачивались в банды, бродили по деревням, грабили, убивали, насиловали женщин. То, чего еще не успели получить крестьяне от иноземцев, получали от своих соотечественников, растерявших последние остатки человечности и озверевших хуже волков.

— Что это ты задумал, батюшка? — насторожилась Евлампия, потому что лицо Белозерского в этот миг сделалось хищным, в глазах блеснули дикие огоньки.

— А что тут думать? — брюзгливо бросил он. — Не целоваться же с ними! Если этих отпустить, они приведут за собой сотню таких же разбойников. И тогда мы разорены…

Он приказал мужикам вооружиться топорами и вилами, взял в помощь дворовых людей. Также был мобилизован пес Измаилка, лютой дворняжьей породы, порвавший немало крестьянских икр и штанов. По такому случаю Белозерский даже снял со стены давно не востребованное охотничье ружье, подаренное ему в отрочестве на именины и каким-то чудом до сих пор не проигранное в карты.

Во главе небольшой карательной экспедиции Белозерский отправился к дому старосты. Подойдя, князь поставил у каждого окна по мужику, а с двумя оставшимися вошел в избу. Он попал в самый разгар вечеринки. Старостиха как раз потчевала непрошеных гостей, а те, с упоением чавкая и облизывая жирные от вареной баранины пальцы, рассказывали хозяину об ужасах солдатской жизни: «Особливо, когда на тебе прёть исполин…»

Илья Романович решительно вошел в комнату, свет угасающей лучины бросал зловещие тени на его лицо. Старостиха вздрогнула и с неудовольствием отвернулась к печке. Даже по ее широкой спине можно было прочесть досаду на «идола», который прервал интересную беседу.

— Кто такие будете? — строго поинтересовался князь.

— Пришлые люди, барин, — бойко ответил за гостей староста, вообще не лезший за словом в карман. — Говорят, воевали под Бородином…

Не успел он закончить, как один из «пришлых людей» выхватил из-за пазухи нож и бросился на Белозерского. Плохо бы пришлось князю, если бы не мужик, стоявший за его спиной. Он вовремя подоспел и выставил вперед вилы. Остро заточенные зубья вошли чужаку прямо в живот. Тот зарычал по-звериному и бухнулся без чувств на пол. Второй стремглав бросился в окно, но там его поджидали вилы заскорузлого мужичонки, что приходил с доносом к барину. Однако разбойник каким-то образом от вил увернулся и всадил мужичонке нож. Тот успел лишь издать предсмертный хрип и, прошептав: «Мама родная!» — пал замертво. А разбойник, не тратя времени понапрасну, пустился бежать.

— Догнать! — что есть мочи заорал Илья Романович.

Староста закричал жене, чтобы увела детей, выглядывавших из разных углов и с интересом наблюдавших, как корчится в муках гость, который только что мирно ужинал за их столом. Не успела перепуганная женщина исполнить мужнин приказ, как Белозерский вскинул ружье и прострелил умирающему чужаку голову.

Травля бежавшего закончилась на болоте. Вся деревня ополчилась против разбойника. Люди шли по пояс в тумане, который поднимался от мутных вод плотной, густой массой. Зажженные факелы не улучшали видимости. Злоумышленник навсегда бы сгинул в этом ночном киселе, если бы не собаки. Крестьяне спустили с цепей всех своих псов, но проворнее других оказался Измаилка. Он-то и настиг в болотной жиже беглеца, перепрыгивающего с кочки на кочку. Тот попробовал было отбиться ножом, но изворотливый умный пес вцепился ему в руку так, что онемевшие пальцы выронили нож в трясину. Подоспевшие собаки начали рвать на чужаке одежду, прихватывая и тело. Князю это кровавое зрелище доставило огромное удовольствие.

— Так его, так! — кричал он в запале, соскучившись по настоящей охоте. — Кишки ему выгрызай!

Но вдруг в голове у Ильи Романовича промелькнула шальная мысль: «А ловким, однако, оказался негодяй! Такой бы мне пригодился на службе…»

— А ну, прибрали все своих собак, пока не перестрелял! — крикнул он мужикам. — Я говорить с разбойником желаю.

Несмотря на длинную черную бороду, живые, горящие глаза чужака выдавали в нем молодого человека лет двадцати двух. Он предстал пред князем в окровавленной, разорванной одежде, но при этом злой, острый взгляд его как бы обещал: «Сегодня ты на коне, а завтра я!»

— Как звать? — отрывисто спросил Белозерский.

— Илларионом.

— Чьих будешь?

— Я — вольный человек, — не без гордости заявил тот и с презрением посмотрел на крестьян.

Князь усмехнулся, заметив, как мужики ежатся под тяжелым наглым взглядом чужака.

— А что, Илларион, пойдешь ко мне на службу?

Предложение было столь неожиданным, что в рядах крестьян раздался изумленный ропот. Но еще более странной была реакция разбойника. Его как будто надломили. Он упал перед князем на колени, схватил его руку и прижался к ней губами.

— Спаси от псов своих окаянных, — заговорил он с горячностью, — а я за тебя в огонь и в воду!

Глаза Иллариона закатились, и он, потеряв сознание, упал в болотную жижу.

— Отнести его в усадьбу! — приказал Илья Романович мужикам. — И послать за фельдшером!

— Да как же так, барин? — возмутился молодой крестьянин. — Этот лиходей зарезал Демьяна, а ты его лечить будешь?

— У меня стало одним человеком меньше, это мне в убыток, — резонно заметил князь, зная по опыту, что простые хозяйственные доводы сильно действуют на мужиков. — А кто убыток причинил, тот и отвечать должен. Так вот пускай этот парень и заменит Демьяна.

Однако на этом приключение не закончилось. Князь велел принести из дома старосты вещи разбойника. В дорожных мешках были обнаружены съестные припасы: хлеб, сало, копченое мясо. Белозерский великодушно разрешил мужикам поделить меж собой провизию. Потом ему показали две солдатские шинели, сильно изношенные, утыканные разноцветными заплатами, словно скоморошьи кафтаны. Князь было махнул рукой, а потом вдруг крикнул старосте:

— Постой-ка! Не уноси!

Ему послышалось, будто что-то звякнуло внутри этого хлама, да и заплат было подозрительно много. Он рванул одну из них — выпал пятак. Рванул другую — покатился рубль. Глаза Ильи Романовича загорелись азартом, так бывало, когда он шел ва-банк за карточным столом. Мужики только ахали, наблюдая за ловкими руками барина. Каждая заплата имела свою ценность, всего набралось рублей пятьдесят. Все заплаты уже были надорваны. Белозерский недовольно повел носом, словно хотел вынюхать что-то еще, более существенное. Он стал с жадностью ощупывать сукно. Ничего больше не обнаружив, с остервенением швырнул шинель мужикам и принялся за вторую. Князь в этот миг напоминал пса, взявшего след. За подкладкой второй шинели он нащупал какой-то предмет.