Доктор Данилов в тюремной больнице - Шляхов Андрей Левонович. Страница 15

Данилов воздержался от огласки того, что он думает о проблемах, которые может доставить ему Бяковский, по двум причинам. Во-первых, он не любил заочно перемывать косточки коллегам, во-вторых, старался не увлекаться сквернословием, особенно при дамах и подчиненных. Но смутно тянуло пойти, взять Бяковского за шкирку, отволочь в укромное место и доверительно, без помех поговорить по душам. Начать выяснение отношений с того, что слово «сопляк» по отношению к коллегам лучше не употреблять, потом продолжить по обстоятельствам. «Статья сто одиннадцатая, — тут же всплыло в уме, — умышленное причинение тяжкого вреда здоровью».

«Прогрессируешь, Вольдемар! — похвалил себя Данилов. — Статьи по номерам выучил».

А как их тут не выучить, если они постоянно на слуху?

— Разрешите, гражданин врач? — в кабинет заглянул лобастый зэк.

— Заходите, — ответил Данилов.

— Доставил на прием двух осужденных из третьего отряда…

Спустя час Данилов решил, что инцидент с Бяковским исчерпан и ничего не будет, но ошибся. Продолжение последовало в самом конце рабочего дня, когда он собрался переодеваться «на выход». В кабинет заглянула старшая медицинская сестра прапорщик внутренней службы Галанкина и сказала:

— Вас, доктор, хочет видеть Лариса Алексеевна. Она здесь, в кабинете.

«Здесь» означало в здании медчасти, а не в здании «вольного» штаба.

— Иду! — ответил Данилов, мысленно чертыхнувшись.

Аудиенция у начальства могла обернуться опозданием на служебный «пазик». Тогда придется топать до большой дороги и неизвестно сколько ждать обычный рейсовый автобус, который в Монаковском районе ездил не по расписанию, а как вздумается.

Майор Бакланова встретила Данилова прохладненько, выражая своим видом если не недовольство, то, во всяком случае, неодобрение. Но тем не менее предложила сесть на стул, разговор начала довольно мягко.

— У вас утром произошел конфликт с лейтенантом Бяковским. Вы не отрицаете этого факта, Владимир Александрович?

— Нет.

— Что послужило поводом?

— Пренебрежительный отзыв лейтенанта Бяковского о смерти заключенного.

— Он говорил о ком-то из ваших родственников? — Бакланова поерзала на стуле, видно, устала сидеть.

— Нет, о заключенном, умершем в ШИЗО, из утреннего письма.

— Согласно имеющемуся у меня рапорту вы оскорбили Бяковского… — Бакланова заглянула в рапорт, лежавший перед ней на столе, — «различными унизительными словами». Это так?

— Ну, сами по себе мои слова были вполне нейтральными, но смысл был… обидным, — признал Данилов.

— Маленький совет на будущее, Владимир Александрович. В общении со спецконтингентом избегайте слова «обида» и всех его производных, — посоветовала Бакланова. — Используйте вместо них слова «огорчение» и так далее. А то ведь вы знаете уже, кого у нас так называют?

— Знаю, — кивнул Данилов. — Спасибо, учту.

— Что касается Бяковского, то он человек сложный и вздорный, спору нет, но, согласитесь, ссора между двумя сотрудниками из-за какого-то незнакомого обоим зэка выглядит смешно. Не так ли?

— Нет! Мы поспорили по поводу отношения к людям. Я считаю, что для врача пациенты не должны делиться на плохих и хороших, черных и белых и так далее. Подобное мышление ни к чему хорошему не приводит. И разве оказание медицинской помощи спецконтингенту не входит в наши обязанности?

— Входит, входит, — покивала Бакланова, отводя взгляд в сторону. — Но устраивать из-за этого конфликт, доводить Бяковского до написания рапорта…

— Извините, Лариса Алексеевна, его проблемы, — резонно возразил Данилов. — Я не могу запретить ему это делать. Скажу одно: я разговаривал сдержанно и воздержался от ответных оскорблений, когда Бяковский назвал меня «сопляком»…

— Вы унизили его по-московски, — перебила Бакланова.

— Это как? — удивился Данилов, никогда не слыхавший о таком способе.

— По-московски — вежливо, иронично, с улыбочкой, — пояснила Бакланова. — Короче говоря, культурно. По моему мнению, лучше послать открытым текстом, чем вот так изгаляться. Мало того что над человеком издеваются, так он же еще и оказывается в дураках.

— При такой постановке вопроса мне нечего больше добавить, — ответил Данилов, понимая, что объяснения бессмысленны. — Если у вас все, Лариса Алексеевна, может, я пойду? А то служебный автобус…

— На него вы уже не успеете, — обрадовала Бакланова, взглянув на часы, висевшие над дверью кабинета. — Я тоже собираюсь домой, если хотите, могу вас подвезти.

— А нам по пути?

— Я тверская, но, чтобы далеко не ездить, сняла однушку в Монаково — удобно, недорого, особенно с учетом того, сколько я экономлю на бензине. Нам по пути, не волнуйтесь.

— Спасибо, — Данилов удивился предложению, но отказываться не стал, зачем проявлять избыточную деликатность, если начальница сама предлагает?

— Не за что! — мотнула головой Бакланова. — Я же сказала, что мне по пути.

Данилов краем уха слышал, что Бакланова ездит на машине, но где она ее оставляет, он не знал, и потому уточнил:

— Где мне вас ждать?

— Возле вахты через десять минут. Успеете собраться?

— Мне только подпоясаться, — улыбнулся Данилов и пошел переодеваться.

Бакланова вышла не одна, а с психологом Бендюговской, довольно привлекательной молодой женщиной с несколько отрешенным выражением лица. С ней Данилов был знаком шапочно: был в курсе, что зовут ее Екатериной, здоровался при встрече.

Корпулентной Баклановой больше подошел бы какой-нибудь джип, но оказалось, что товарищ майор ездит на относительно небольшом «фиате-пунто» ярко-лазурного цвета. Машину она, подобно всем сотрудникам, оставляла на стоянке, устроенной справа от КПП. Она превосходно просматривалась с ближайшей вышки. Данилов подумал о том, что должны делать караульные, увидев, что злоумышленники угоняют машину кого-то из сотрудников. С одной стороны, вроде как обязаны вмешаться и пресечь преступные деяния, но разве вправе они хоть на секунду оставлять без внимания свой участок ограды вместе с контрольно-следовой полосой и прилегающей к ней территорией?

— Садитесь вперед, Владимир Александрович, — сказала Бакланова, — сзади вам будет тесно.

С точки зрения физического комфорта Данилов доехал до Монаково превосходно, тем более что водителем Бакланова оказалась неплохим. Она вела машину четко, плавно и дисциплинированно, скорость не превышала, резких маневров не делала. С точки зрения комфорта психологического лучше было бы поехать домой на автобусе, потому что всю дорогу психолог Бендюговская жаловалась Данилову, обретя в нем свежего и молчаливого слушателя, на свою тяжелую во всех смыслах жизнь. Время от времени Бакланова, делавшая вид, что полностью поглощена вождением, изучающе косилась на Данилова, словно интересуясь, не тормознуть ли у обочины. Но Данилов держался по-джентльменски: слушал, кивал головой, пару раз сказал: «Да, конечно», — и думал о том, что психологам каждый норовит излить душу, их же самих, видимо, редко кто слушает.

Лучший друг Данилова Игорь Полянский утверждал, что хуже подруги-психолога ничего быть не может. Полянский судил со знанием дела, так как таких подруг у него было несколько.

— Прикинь, Вова, психологи ничего не воспринимают просто так. Они во всем ищут подоплеку, скрытые мотивы и второе дно, — говорил Полянский. — Ни слова без подтекста, ни мысли без скрытых мотивов. Постоянно чувствуешь себя как Штирлиц в кабинете Мюллера! Такое ощущение, что тебя постоянно изучают, как подопытного кролика, даже в постели!

Глава пятая

Старший психолог колонии старший лейтенант внутренней службы Бендюговская Екатерина Андреевна

Хуже моей должности нет, точно нет, потому что старший психолог тянет на себе всю работу лаборатории. Начальнику лаборатории некогда, он руководит, да и какой у нас начальник? Так, одна видимость, правда, крупногабаритная. Ну что можно сказать о тридцатипятилетнем мужике, который если чем и гордится, то только ростом? Весом бы лучше гордился — без малого десять пудов трепещущего перед начальством мяса. Форму по спецзаказу шьет, из стандартного набора только фуражка впору и обувь. Зато то и дело повторяет: «Большому кораблю — большое плавание». Боров!