Кровавое дело - де Монтепен Ксавье. Страница 26

— Значит, вы чего-то ожидаете?

— Положительно так!

— Нет, вы говорите серьезно?

— Неужели я, по-вашему, похож на человека, расположенного к шуткам? — спросил итальянец, с горечью думая о своем безвыходном положении и о том, что с ним случилось на улице Panillon. — Повторяю, что так или иначе, но деньги будут заплачены к восьмому января.

И Анджело стал подниматься по лестнице.

Комната, за которую он не платил хозяину уже девятый месяц, находилась на шестом этаже, под самой крышей, в темном коридоре, который не освещался ни одном газовым рожком.

Пароли ощупью отворил дверь ключом и зажег огарок свечки, воткнутой в позеленевший медный шандал, стоявший на маленькой чугунной печурке, почти никогда не топившейся за недостатком дров или угля.

Бледное пламя вспыхнувшего огарка слабо осветило каморку человека, блестящие способности которого и выходящий из ряда вон хирургический талант так хвалил Аннибал.

На деревянной ореховой кровати лежал матрац со сломанными пружинами, тоненький, как блин, тюфячок, простыни, от белизны которых, вследствие долгого употребления, не осталось и следа, и ободранное серенькое одеяло.

Около кровати стояла тумбочка без дверцы, плохонький комодик, белый простой стол, три стула. Вот и вся мебель. Пущенная с аукциона, она вряд ли принесла бы хозяину больше пятидесяти франков.

Всякий другой на месте Пароли задрожал бы от холода, ступив на порог этой каморки, но привычка мешала заметить, что он сразу стал застывать.

— И ни щепотки табаку! — воскликнул он, заглянув в глиняный жбанчик, стоявший на столике около постели. — И ни гроша медного, чтобы купить его! Как подумаешь, что час назад я был богат! Да, богат! Потому что двадцать пять тысяч франков при моем теперешнем положении — целое состояние! И надо же было, чтобы сам Сатана вмешался! О, жизнь! Какая это глупая, грубая и злая шутка!

С этими словами итальянец подошел к камину.

На маленьком деревянном столике, выкрашенном под мрамор, стояло треснувшее зеркало, валялись старые галстуки, изношенные до последней степени, две или три глиняные трубки, стакан и бутылка.

Пароли взял бутылку и посмотрел ее на свет.

— Ничего! — в бешенстве воскликнул он, с яростью поставив бутыль на прежнее место. — Ни капли абсента, не щепотки табаку! Ни гроша денег! Хотя бы несколько су осталось в кошельке! Но нет, я имел глупость все выложить перед собой, а этот комиссар, конечно, и забрал все! Эдакое я глупое животное! Как же я буду завтра обедать?

Вдруг внезапная мысль осенила его бедную головушку.

— А ведь я, кажется, что-то нашел!

Подойдя к свече, Анджело вынул из кармана найденную книжку и, разглядывая ее, проговорил:

— Слоновая кость. Слоновая кость самого лучшего качества. Это стоит двадцать франков, ну а мне за нее дадут, наверное, двадцать су. Все дорого, когда покупаешь, и все дешево, когда продаешь! Нет, за эту вещицу не выручишь столько, чтобы хватило пообедать.

Пароли вынул карандаш, продернутый в бархатные петли, и раскрыл книжку. Его взгляд упал первым делом на письмо с пятью красными печатями. Он его перевернул и рядом со штемпелем увидел пометку красными чернилами: денежное. Итальянца бросило в жар.

— Денежное! — вскричал он.

Но сейчас же прибавил иронически:

— Скорее всего, уже пустое. Видно, что конверт распечатан. Но нет. Там еще что-то, кроме листа бумаги. Я чувствую кредитный билет!

Трепещущей рукой Пароли открыл конверт: кредитные бумажки упали на стол.

— Деньги! Банковские билеты! Так я не ошибся! — воскликнул Анджело, считая: — Один, Два, три, четыре, пять… Пятьсот франков! А я-то роптал на судьбу, пенял, что родился под несчастливой звездой! Какая радость! Я снова могу попытать счастья и, наверное, опять выиграю.

Он вдруг остановился.

«Но эти деньги принадлежат не мне, — подумал он, — их потеряли, и тот, с кем случилось несчастье, может быть, очень в них нуждается».

Итальянец нервно расхохотался.,

— Нуждается! — повторил он. — Да разве я не нуждаюсь? Что мне за дело до других? Жизнь есть битва: сражайся всякий за себя! Я нашел, я и оставлю у себя. Кому же адресовано письмо?

Он поднял конверт и прочел:

« Mademoiselle Сесиль Бернье, улица Дам, дом № 54. Батиньоль. Париж».

— На имя барышни, — сказал Анджело. — Я больше не колеблюсь. Если барышня красива, она сумеет без всякого труда и очень скоро вознаградить себя за потерю. Посмотрим, кто ей пишет.

Закончив чтение, Анджело положил письмо на стол и принялся ходить большими шагами, опустив голову и наморщив лоб. Сильное волнение отражалось во всех его движениях. Однообразным тихим голосом бормотал он про себя, как помешанный:

— Триста пятьдесят тысяч франков… в бумажнике… при нем! Больше, чем надо на покупку глазной лечебницы у Грийского! Триста пятьдесят тысяч франков!

Он продолжал метаться, как дикий зверь. Его губы все шевелились, но не произносили уже ни одного понятного слова. Вдруг он вернулся на прежнее место, взял письмо, перечитал его еще раз и подчеркнул синим карандашом следующие фразы:

Миллион пятьсот пятьдесят тысяч франков: оставляю у себя в бумажнике триста пятьдесят тысяч франков.

Миллион двести тысяч франков, составляющие остальную сумму, положены в контору моего нотариуса в Марселе, квитанция у меня с собой.

Я выеду из Марселя 10-го в два часа четыре минуты.

В Дижоне буду в три часа тридцать девять минут утра.

Я непременно отправлюсь с курьерским ночью, который и доставит меня в Париж 12 декабря.

Мой адрес в Марселе: Отель «Босежур» на набережной Братства».

Исполнив эту маленькую работу, итальянец снова перечитал подчеркнутые им фразы.

— Маршрут обозначен как нельзя более точно, — пробормотал он. — Невозможно ошибиться.

А чтобы успеть в этом предприятии, совершенно достаточно иметь железную волю и стальные нервы. Помолчав, он прибавил:

— У меня будет и то, и другое. Должно быть, черт возьми! Я дошел до края пропасти. Мне оставалось только погибнуть. Но я хочу попытаться перепрыгнуть ее — во что бы то ни стало. И я попытаюсь. Если попытка не удастся, тем хуже для меня! Горе побежденным!

Пароли снова взял письмо, положил его обратно в конверт вместе с пятью банковскими билетами, запер все в ящик стола, затем разделся и, потушив свечу, улегся на свою жесткую, холодную постель.

Уснул он только под утро.

Всю долгую ночь мозг его работал над планом преступления.

В девять часов он тем не менее вскочил и торопливо оделся.

Захватив с собой два стофранковых билета, Пароли вышел из комнаты и спустился по лестнице, не сказав ни слова жене консьержа.

Быстрым шагом он пошел в город и в одном из лучших магазинов Монмартра купил костюм, теплое зимнее пальто с меховым воротником, затем отправился в бельевой магазин, к шляпнику, сапожнику и, наконец, к куаферу и уже оттуда в баню.

В бане Анджело Пароли был больше часа.

Когда он вышел оттуда, одетый с ног до головы во все новое, физиономия его совершенно изменилась.

Никто не узнал бы в этом элегантном красавце «любителя абсента» из «Auberge des Adrets» или игрока из заведения госпожи Тирон.

От двухсот франков, взятых с собой, у Пароли осталось около пятидесяти.

Итальянец снова пошел по направлению к Батиньолю.

Жена консьержа как раз стояла на пороге своей комнаты.

Она увидела Пароли и с первого взгляда с удивлением заметила произошедшую в нем перемену.

— Ах, какой вы красавец! — воскликнула она. — Что с вами случилось? Вы, наверное, получили наследство?

— Самые пустяки, сударыня! — небрежно, как всегда, ответил Пароли. — Однако, как бы мало мое наследство ни было, все же оно позволит мне расплатиться с хозяином.

— А место, которое вы надеялись получить?

— Я рассчитываю, что оно останется за мной. Я должен сегодня же получить окончательный ответ. Если он будет удовлетворительный — на что я рассчитываю, — то не удивляйтесь, если вы не увидите меня в течение нескольких дней.